И тут она сказала:

— Ты покажешь мне какие-то ее вещи? Может, альбомы с фотографиями? Книги? Старые пластинки?

Роб только вздохнул — и не стал прятать своего недовольства.

— Понимаю! — откликнулась она. — Ты у нас мистер Оставьте-меня-в-покое, а я — сплошное Пожалуйста-покажите-мне-жизнь-тети-Милли. Но я приехала в такую даль — и мне просто нужно что-то еще. Может, я бы пришла сегодня вечером к тебе, чтобы ты показал мне кое-что из ее вещей. Судя по тому, что мне говорили про Милли, я готова поверить, что у нее чудесные фотоальбомы. Ну как? Сделаешь мне такую уступку?

— По-моему, я сделал тебе уже несколько.

— Эта — последняя, Роб. А потом я оставлю тебя в покое. Даю слово. Договорились?

Роб подвигал нижней челюстью, обдумывая ее слова. Наконец, неохотно выдавил:

— Ладно.

Линдси, которую от него отделяли два каноэ, тут же преисполнилась радости.

— Отлично! — воскликнула она, а потом, наклонив голову к плечу, осведомилась: — А здесь можно добыть пиццу?

— А что?

— Я подумала, что мы могли бы сделать это за пиццей. Я угощаю.

Он не мог поспорить, что это весьма пристойная идея. Любой лишний отвлекающий фактор будет кстати — и пицца в этом качестве вполне годится.

— «Пиццы Боба» за универмагом. Это единственная пиццерия в Лосином Ручье.


«Милая Джина!

Сейчас лето, и я сегодня выводил моего пса в парк. Я стараюсь бывать на улице почти в любой день, но сегодня — другое дело. Ослепительное горячее солнце и ярко-голубое небо сопровождались легким ветерком, и почему-то это заставило меня гадать, что делаешь в эту летнюю субботу ты. Наверное, это может быть что угодно, но мне представилось, что ты поехала на пикник и, может, бросаешь летающую тарелку или запускаешь воздушного змея. Ты с друзьями? Или, может, с парнем? Эта мысль меня беспокоит, но это ничего: я хочу, чтобы тебе жилось хорошо.

Я мало что знаю о том, как жить хорошо: я никогда этого не умел и, наверное, никогда не сумею. Так что в этом нам лучше быть не вместе. Я знаю, что не мог бы дать тебе того, что тебе нужно: я не из тех, кем можно гордиться. Я понимаю, что тебе без меня лучше. По крайней мере, я изо всех сил на это надеюсь. Я не очень-то умею молиться, но об этом я молюсь: чтобы ты была счастлива всегда. Наверное, молитвы — это единственное, что я теперь могу тебе дать.

Со всей моей любовью

Роб».

Глава 7

Уже час Линдси сидела с Карлой за круглым столиком в «Прибрежном кафе» и пила холодный чай. Потом она собиралась захватить пиццу и отправиться к Робу. Почти весь этот час она с гордостью рассказывала Карле о своем сегодняшнем предприятии по отмыванию каноэ. Это дело оказалось утомительным для человека, не привыкшего к физическому труду, но одновременно бодрило и даже доставляло какое-то глубокое удовлетворение.

Но какой у нее выдался день!

Это утро началось очень хорошо: она навестила свой блог и обнаружила там массу чудесных, позитивных комментариев от читателей, приветствующих ее возвращение в Интернет.

Конечно, после этого был Роб. И каноэ. Но в первую очередь — Роб.

Господи! Этот мужчина невероятно на нее влияет. Один взгляд на него — и у нее сосет под сердцем, и она становится в его руках податливой, как глина. Не то чтобы она уже побывала в его руках. Но если бы оказалась, то таяла бы как воск, тут никаких сомнений быть не может.

А потом он сказал ей, что тетя Милли умерла от рака. Из-за этого ее чувство вины стало бесконечно более сильным. И это известие внушило ей сильное желание получше узнать тетю Милли — эту сильную женщину, которая встретила неминуемую смерть так… мужественно и красиво.

Трудно было представить себе, как такой бесцеремонный человек, как Роб Коултер, выхаживал тетю Милли в течение тяжелой смертельной болезни, но картины, которые возникли у нее в голове… Ну, нет сомнений в том, что в нем есть и доброта, раз он был готов помочь старой женщине умереть достойно.

После посещения кафе Линдси и Карла решили дойти до речки, которая давала Лосиному Ручью его название.

Карла повела ее по дороге, идущей вдоль озера, направляясь в сторону «Лосиной лавки» и универмага. Хотя Линдси уже проезжала здесь на машине, она впервые проделала этот путь пешком — и увидела ручей, впадающий в озеро.

— Как красиво! — сказала она, глядя, как вода струится по гладким обкатанным камням и попавшим в воду веткам.

— Это — Лосиный Ручей, — сообщила ей Карла.

— А до каскада далеко?

Тут было красиво, но у нее уже начали болеть ноги, потому что на вечер она переобулась в* черные сапоги на высоком каблуке, а ноги еще не до конца оправились после вчерашней пешей прогулки.

— Недалеко.

Они сошли с тротуара, шедшего вдоль шоссе, на небольшую дощатую площадку с оградкой, которая была сделана для того, чтобы не дать любующимся каскадом людям сорваться в воду.

Каскад был похож на неровные ступени, по которым речка стекала этажа на два ниже начала уступов. Но смотреть на него было приятно, и он не зря считался одной из красот городка.

— А сюда что — лоси приходят на водопой? — спросила она у Карлы.

— Мне рассказывали, что как-то рано утром Элеонор видела лося на том берегу. Это было в 1992 году. А так их больше у каскада не замечали. Просто история говорит, что основатели города видели в этих местах много лосей. Но Элеонор своего лося успела заснять. Попроси ее, чтобы она показала тебе снимки.

Линдси улыбнулась и оперлась руками на перила.

— Обязательно попрошу. И кстати, мне интересно: что стало с Уоллесом, бывшим мужем Элеонор? То есть это он ведь сделал того медведя и чучело рыбы, которую поймала Милли. Так где же он?

— Сбежал с официанткой из Сидервилла. Он был у Элеонор третьим мужем и доводил ее до бешенства. Они все время ругались. Она была даже рада, что он сбежал, и сказала мне, что трех мужей женщине более чем достаточно. Кстати, а как у тебя дела с Робом?

— Ну, он согласился сегодня вечером показать мне кое-какие личные вещи Милли, причем в стенах своего собственного дома, ни больше, ни меньше! Но он не желает даже говорить о том, чтобы продать прокат, и хоть мне теперь очень хотелось бы его купить, я совершенно уверена, что заводить об этом разговор — по крайней мере, сейчас — было бы неразумно.

— О, это-то я знаю. Я имела в виду вопрос секса.

В этот момент прохладный ветерок приподнял Линдси волосы и заставил ее поежиться, но это было как нельзя кстати: при мысли о Робе и сексе ее моментально бросило в жар.

— Я была бы не прочь с ним этим заняться, это определенно. И порой мне кажется, что его ко мне влечет, но потом он начинает вести себя так, словно я заразная. А иногда эти реакции сменяют друг друга просто стремительно: вроде бы я ощущаю, что между нами возникло сильное взаимное притяжение, а в следующий миг он опять мистер Ворчун.

— Похоже на школьную влюбленность, — отметила Карла.

— У этого парня явно какие-то серьезные проблемы, в которые мне, наверное, лучше не вникать. — Линдси замолчала, задумавшись, а потом решительно тряхнула волосами. — А с другой стороны, он такой сексапильный… но это ведь будет просто короткий роман, так? Развлечение, вспышка страсти.

— Правильно. Речь о том, чтобы ты вернулась в сексуальное седло. Ты ведь помнишь, что мы это с тобой так назвали? Мы не говорили о долгих отношениях — только о сексе.

Конечно, если у нее появится шанс с Робом, то ей надо проследить, чтобы это был только секс. Хотя почему-то ей кажется, что это может оказаться не просто секс. Потому что он сложный и неоднозначный человек.


Линдси стояла у дверей Роба с коробкой пиццы и смотрела на того же большого пса, который с таким решительным видом находился рядом со своим хозяином, когда она была на этом месте в прошлый раз. Потом она снова перевела взгляд на самого хозяина дома, который смотрелся все так же здорово. На этот раз на нем были джинсы и простая синяя рубашка, надетая навыпуск.

— Привет! — сказала она.

— Привет.

Как обычно, он не улыбнулся — но она уже начала к этому привыкать.

Она опять посмотрела на овчарку.

— Э… А как зовут твою собаку?

— Кинг.

— Он меня не укусит?

— Только если я ему прикажу.

Она стремительно перевела взгляд на Роба.

— Успокойся, Эбби. Ты не настолько мне досадила.

С этими словами он посторонился, пропуская ее в дом, приказав псу пойти лечь. Что Кинг и сделал, устроившись на вязаном половике около черной двери у дальней стены гостиной.

Шагнув в бревенчатый дом Роба, она почувствовала себя гак, словно… очутилась в мире, где все дышало первородством природных форм, начиная от потемневшей сосновой обшивки стен и открытых балок высокого сводчатого потолка и кончая резными картинами на дереве с изображением медведей и лосей, висящими на стенах. Здесь этот декор смотрелся гораздо лучше, чем в гостинице «Гризли».

С потолка свисала люстра, составленная из лосиных рогов. На стене над каменным камином была закреплена пара старых снегоступов. Плед с красно-зеленым узором, характерным для юго-запада, был брошен на спинку коричневого кожаного дивана, по бокам которого стояли два таких же кресла. Она могла только цепляться за свое мирное подношение — пиццу, — а еще осматриваться и стараться понять увиденное.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Роб.

Она повернулась, встретив направленный на нее скептический взгляд.

— Нормально. — Выйдя из своего оцепенелого созерцания, она протянула ему коробку с логотипом пиццерии Боба.

Он взял пиццу и прошел к деревянному кухонному столу. На его ногах были только серые носки. Ей это понравилось — то, что он в носках. Почему-то благодаря этому он казался не таким ворчливым и более уютным.