— Разве лучшие трюфели растут не в Пьемонте? — спросил Бруно. Это замечание вызвало у его соседей взрыв хохота, к которому присоединились все остальные.

Собеседник Бруно покачал головой.

— В Пьемонте лучшие рынки, — доверительно сообщил он, наклоняясь к Бруно. — Конечно, они притворяются, что весь товар на их рынках местный. Но без Ле-Марчи рынок в Альбе пустовал бы почти круглый год. А мы с удовольствием продаем товар на север. Трюфелей здесь столько, что у нас их выгодно не продашь.

Их разговор был прерван криком, раздавшимся из бара. Из двери выбежал маленький терьер, сжимавший в зубах большой кусок мяса. За ним с проклятиями гналась раскрасневшаяся Густа. Хихиканье деревенских быстро сменилось испуганными криками, как только они поняли, что мясо во рту у терьера — это не что-нибудь, a capretto, нога козленка, которая должна была стать их secondo.

Наступила тишина, прерывавшаяся отдельными криками, доносившимися из дома. На кухне явно накалялись страсти. Потом раздались еще два вопля, звон бьющейся посуды, и снова тишина. Бруно встал из-за стола.

— Извините, — вежливо обратился он к своим соседям — я, пожалуй, пойду предложу свою помощь.

Мужчина с ужасом посмотрел на него.

— Вы с ума сошли! Там же ножи. Поверьте мне, у женщин из этой семьи очень крутой нрав, это всем известно.

Бруно пожал плечами.

— И все-таки я лучше посмотрю, что там случилось.

Он прошел в маленький бар, а через него на кухню. Она была не больше самого бара. Там Бруно застал Бенедетту и ее мать, которые яростно переругивались через стол. Бруно появился в самый разгар скандала.

— Извините, — спокойно сказал Бруно — Я пришел спросить, не пригодится ли вам моя помощь.

— У нас все прекрасно, — взвизгнула Густа и с размаху ударила его своим фартуком — Идите на улицу и сидите там — Она перевела взгляд на дочь — И Бенедетту с собой прихватите.

— Ну, например, — как ни в чем не бывало продолжал Бруно, — я мог бы сделать котлеты из остатков вчерашней porchetta, а ваша дочь пока приготовила бы соус из помидоров и оливкового масла. А вы, синьора, занялись бы finocchio fritto.

Женщины замолчали, обдумывая его предложение.

— Для этого, — наконец сказала Бенедетта, — у нас есть немного теста, оставшегося от taglierini. Можно сделать что-нибудь вроде vincisgrassi.

— У нас нет кухонного комбайна, — с некоторым облегчением откликнулась Густа — Если мы будем резать всю эту свинину вручную, деревне придется голодать до самого ужина.

— Смею вас уверить, синьора, я очень быстро работаю, — сказал Бруно.

— Вы мужчина, — ответила Густа, и слова эти прозвучали, как приговор: раз Бруно мужчина, стало быть, он не может быть поваром и не может быстро работать. Бруно поймал себя на мысли: а существовал ли вообще в природе некий синьор Густа?

— Честное слово…

— Рогсо Dio! — воскликнула Бенедетта — Может, прекратим болтать и займемся делом?

Бруно взял нож, разделочную доску и, поскольку никто его не остановил, достал из холодильника плоское блюдо с остатками porchetta. Мяса оказалось меньше, чем он ожидал: даже если он отделит от костей все мясо до последнего кусочка, ему все равно не удастся приготовить еду для двадцати, а то и тридцати голодных жителей деревни, ждущих на площади.

— Нам понадобится черствый хлеб, — решил он — Размочим его в масле и используем для увеличения объема. Еще, конечно, надо бы травы. Синьора, что растет у вас в саду?

— Шалфей, тимьян, майоран, ореган, лавр, базилик.

— А овощи?

— Сельдерей, кабачки, горох, помидоры…

— Принесите побольше, — попросил Бруно, — особенно сельдерея и цуккини.

Пока он говорил, его нож сам по себе плясал на костях поросенка, счищая с них мясо. Он увидел, что Бенедетта зачарованно смотрит на его руки, не в силах вымолвить ни слова. Потом она взяла помидоры и начала мелко кромсать их, даже не отрывая черенки.

Бруно резал свинину тоненькими полосками. Ему не нужно было смотреть на свои руки, поэтому он наблюдал за руками Бенедетты. Хорошо работает, подумал он. Наверно, не первый год готовит. Ее нож превратился в расплывчатое пятно, так быстро она резала сельдерей. И тут Бруно заметил, что Бенедетта тоже смотрит не на свои руки, а на его. Потом они одновременно подняли глаза, и их взгляды встретились.

Нож Бруно продолжал резать, но сам он испытал самый настоящий шок. Ему показалось, что он смотрится в зеркало.

— Ты левша, — догадался он.

— А ты повар, — пробормотала Бенедетта. — Да.

— Тогда что ты делаешь в Галтене?

— Просто проезжал мимо.

— Да? Дорога, по которой ты поднимался, никуда не ведет.

Бруно открыл было рот, чтобы что-нибудь ответить, но тут почувствовал резкую боль: нож глубоко прорезал его руку.

— Черт!

— Возле раковины есть пластырь, — весело сообщила Бенедетта.

Бруно промыл порез и заклеил пластырем, потом снова взялся за нож.

— Немножко разучился, — пробормотал он.

— Вижу. Не расстраивайся. Нам нужно как можно больше мяса, и не страшно, если часть его будет с твоих пальцев.

Злясь на себя за дурацкую оплошность, Бруно стал резать мясо еще быстрее, а Бенедетта продолжала заниматься овощами.

За полчаса втроем они приготовили блюдо, на которое обычно уходит четыре, а то и пять часов. Бруно готов был признать, что это далеко не лучшее его творение, но он безусловно запомнит его на всю жизнь. А еще он никогда не забудет, как они с Бенедеттой работали вместе: молча, но слаженно.

Наконец на кухне осталось только три тарелки, и мальчишка, выполнявший обязанности официанта, сообщил, что все на площади уже едят.

— Это нам, — сказала Густа, снимая фартук. — Пошли на улицу.

На сей раз посетителям пришлось подождать, но они ничем не выказали своего неудовольствия. Снова заиграли аккордеоны, детям разрешили порезвиться на площади, весело дразня собак и друг друга. За главным столом оставались свободные места. Там перед тарелкой с нетронутой едой сидел Хавьер и с угрюмым видом ждал Бенедетту. И Бруно решил, что с его стороны будет куда тактичнее, если он сядет за тот же стол, за которым сидел в прошлый раз.

— Это ты приготовил? — поинтересовался мужчина, с которым Бруно уже разговаривал накануне.

Бруно пожал плечами.

— Ну, я помогал.

— Очень неплохо, — похвалил сосед. — Хотя, на мой вкус, многовато майорана.

О черт, подумал Бруно, попробовав мясо, а ведь он совершенно прав. У этих деревенских вкус тоньше, чем у посетителей «Темпли». Чтобы переменить тему разговора, он спросил:

— А что случилось с синьором Густа?

— А-а… Он сбежал. Давным-давно, когда Бенедетта была совсем маленькой. Говорят, поэтому его дочь и научилась так хорошо готовить. Ведь ей пришлось помогать матери, а не ходить в школу. Но теперь, — вздохнул он, — мы потеряем ее навсегда.

— Почему?

— Как почему? Ей двадцать один год, она красавица и божественно готовит. Любой парень в Галтене будет рад взять ее в дом, несмотря на вздорный характер. Рано или поздно она будет готовить только для своего мужа, и ни один из нас больше не полакомится этой едой. Хуже того, ее матери придется справляться в одиночку, и вполне возможно, бар закроется. Короче говоря, катастрофа.

Бруно посмотрел на сидевшую рядом с Хавьером Бенедетту.

— Она что, выйдет замуж за Хавьера?

Его собеседник пожал плечами.

— Кто знает? Собака лает на луну, а лиса лопает цыпленка. Если он, как идиот, ходит вокруг нее кругами, это еще не значит, что ему повезет. Может, он вообще только делает вид, чтобы отпугнуть соперников.

Посмотрев на широкую грудь и внушительные мышцы Хавьера, Бруно сразу понял, что это правильная тактика. Впрочем, к нему это не имело никакого отношения. Он ведь просто проезжал мимо.


Тем временем в Риме Томмазо смотрел на голые стены своей квартиры. Он уже продал всю кухонную утварь, свои наручные часы и фотокамеру. В ресторане не осталось вина: он сдал в магазин последние полдюжины бутылок. Впрочем, в «Il Cuoco» вряд ли остался даже штопор, чтобы можно было их откупорить. А счета все продолжали приходить. Для продажи не осталось ничего, кроме его драгоценной коллекции CD-дисков, а когда кончатся и эти деньги, ему придется уволить Марию.

Тяжко вздыхая, Томмазо упаковал диски в коробку и понес на улицу Порта Портезе. Там был магазинчик с дисками. Томмазо водрузил коробку на прилавок.

— Сколько дадите за все?

Хозяин посмотрел коллекцию, в которой было очень много японских дисков и редких бутлегов.

— Пятьсот, — наконец сказал он. Коллекция стоила вдвое дороже, но продавец безошибочно определял тех, кому срочно нужны деньги.

— Хорошо — грустно кивнул Томмазо. Хозяин быстро протянул ему деньги, как будто боялся, что тот передумает.

По дороге домой Томмазо услышал, как кто-то тихо шепчет:

— Травка, таблетки, кокаин…

Это был старый шотландец-хиппи, слонявшийся по рынкам и делавший свой скромный бизнес. Томмазо остановился. В его голове вдруг родилась отчаянная мысль.

В тот вечер меню в «Il Cuoco» состояло из одного вида пасты и одного secondo.

Втайне от четырех пар посетителей, составлявших всю клиентуру ресторана, их spaghetti carbonara были посыпаны не просто pecorino romano, а неожиданной и совершенно уникальной смесью сыра и экстази. Того эффекта, которого Бруно добивался своим кулинарным талантом, Томмазо надеялся достичь при помощи примитивной фармакологии.


А Бруно тем временем наконец-то познакомился с механиком Ханни, который взволнованно осматривал его фургон, подсвечивая себе карманным фонариком.

— Это займет около четырех недель, — наконец сообщил Ханни. — Раньше я коробку передач не раздобуду.