— Лаура! Тебе нравится твой новый звонок?

— Да, спасибо.

— Не знаю, зачем я позвонил тебе. Все время думаю про сегодняшнюю ночь, — мечтательно произнес он.

— Я тоже, — ответила Лаура, понизив голос.

— Мне кажется, со мной никогда не случалось ничего подобного.

— И со мной, — она вспомнила вкус сабайона. — Это было волшебно, — и покраснела.

— Когда я смогу тебя увидеть?

— Я вроде бы свободна в субботу.

— Увы, суббота у нас самый напряженный день — вздохнул он. — Но я могу освободить воскресенье.

— Хорошо. Может, сходим в кино?

— Нет, я бы хотел снова приготовить для тебя ужин — сказал Томмазо. — Нечто действительно особенное.

От звука его голоса Лаура снова покраснела.

— Хорошо. Я буду ждать. Чао, Томмазо.

— Пока чао, Лаура.


— Морепродукты, — сказал Томмазо и присвистнул.

— Что? — переспросил Бруно. Он был занят приготовлением меренги с начинкой из каштановой пасты с крупными кусками свежих фисташек.

— В следующий раз мы накормим Лауру frutti di mare — Томмазо, у которого как раз было много работы, свалил в мойку очередную порцию грязной посуды и направился туда, где множество тарелок дожидались, когда их отнесут в зал ресторана. — Во-первых, это ее возбудит, а во-вторых, после того как она обсосет несколько устриц, вряд ли она будет возражать против того, чтобы на десерт поиграть на моем belino, — радостно возвестил он и вышел в ресторан, неся над головой поднос.

Бруно застыл с открытым ртом. Он хотел было возразить, что искусство кулинарного обольщения обладает куда большими возможностями, но его друг уже ушел.


От центра Рима до моря всего каких-нибудь двенадцать миль, но городская суета всегда отвлекала римлян от удовольствий, им дарованных. Выловленные в Тибре угри — традиционный римский деликатес. Угрей готовят с мягким репчатым луком, чесноком, чили, помидорами и белым вином. Еще более распространенное блюдо — baccala, сушеная и подсоленная треска, которую жарят тоненькими ломтиками, потом варят в томатном соусе с анчоусами, орехами и изюмом. Чтобы найти лучшую свежую рыбу, нужно пройти по берегу — либо на север, к Чивитавеккья, либо на юг, к Гаэта.

— Не понимаю, — сказал Томмазо на следующий день, когда Бруно все это ему объяснил. — Я что, должен тащиться до самой Чивитавеккья только ради того, чтобы принести домой рыбу?

— Я подумал, что можно доставить не морепродукты к Лауре, а Лауру к морепродуктам, — предложил Бруно.

Томмазо удивленно вскинул брови.

— Не понимаю. Что это нам даст?

— Можно взять у Дженнаро его фургон и отвезти Лауру к морю. Скажем, покататься на серфинге. А потом поставить гриль прямо на берегу.

Томмазо хитро прищурился.

— Но ведь тогда готовить придется мне.

— Да, но всего лишь рыбу на гриле.

— Моя рыба на гриле, — грустно признался Томмазо, — будет хуже, чем твоя рыба на гриле. Тебе придется поехать с нами, — тут лицо его осветилось радостью, — Знаю. Я сделаю вид, будто учу тебя готовить, и получится, что ты готовишь рыбу под моим руководством. — Он восторженно закивал. Ему понравилась мысль взять с собой Бруно в качестве повара. — Ну а потом… допустим, ты пойдешь прогуляться…

— Я не уверен… — начал было Бруно.

— Отлично — сказал Томмазо. — Проведем романтический день на берегу моря втроем. То есть вдвоем… Нет, втроем. Короче, ты понял, о чем я.

Бруно открыл было рот, чтобы возразить. Его не прельщала перспектива целый день изображать из себя идиота, вместо того чтобы посидеть дома и попробовать новые рецепты.

— Ну соглашайся же, — приставал Томмазо. — У тебя есть планы на выходные? Ведь нет же никаких. К тому же у Лауры есть соседка по комнате, тоже американка. Судя по всему, горячая штучка. Я сделаю так, что она тоже поедет. Получится две пары. Только не забывай делать вид, что готовить умею только я. Ну, как тебе такая сделка?

В конце концов Бруно согласился поехать к морю вместе с Томмазо и даже не возражал против второй девушки. Тому было две причины.

Много лет назад, впервые приехав в Рим, он смог найти только работу официанта в ресторане, потому что она не требовала никакой квалификации. Это был сущий кошмар. Бруно отвлекался на еду, которую должен был подавать клиентам, забывал, что за каким столиком заказали, и перепутывал счета. Только благодаря расторопности другого молодого официанта, который видел, что происходит, и прикрывал Бруно, тому удалось не потерять работу в первый же день. Этим официантом был Томмазо. Он взял Бруно под свое крыло, обучал его и накрывал на стол за него, когда Бруно в очередной раз погружался в свои кулинарные фантазии. Томмазо научил его забирать себе чаевые, не деля их с метрдотелем; в конце смены прятать недопитые бутылки со спиртными напитками; выносить из кухни кое-какую еду, чтобы не оставаться голодным в свой выходной день. За это Бруно готовил на двоих. В первый раз попробовав результат его трудов, Томмазо сразу же понял — его друг гений. Именно Томмазо заставил Бруно поступить на кулинарные курсы, чтобы получить необходимый документ. Томмазо делился с ним чаевыми, когда Бруно ходил на занятия. Томмазо пустил его к себе жить и не брал с него денег. К тому времени когда Бруно закончил учебу и получил лучший диплом на курсе, Томмазо по-прежнему работал официантом, с удовольствием заигрывая с симпатичными иностранками. Но Томмазо был столь же предан друзьям, сколь переменчив в отношениях с женщинами. Благодаря своим знакомствам он разузнал, где есть место повара, и устроил туда Бруно. Таким образом, Бруно был многим обязан своему другу и ни в чем не мог ему отказать.

Вторая причина была еще проще. Бруно редко выпадала возможность приготовить действительно отменную рыбу.


На другом конце Рима Умберто Эрфолини, тот самый человек, которого вместе с его гостями выдворили из «Темпли», явился с визитом в роскошный загородный дом. Он вошел в холл и остановился, дожидаясь, когда двое высоких, борцовского вида мужчин пригласят его пройти в кабинет.

Мужчина в кресле отложил сигару и встал. Умберто заметно возвышался над ним, хотя ростом был всего сто семьдесят два сантиметра.

— Умберто, дружище, — сказал мужчина и расцеловал гостя в обе щеки — Как поживаешь? Как наша красавица, моя крестная дочь?

— Федерика здорова, Тео. Но немного расстроена.

— Расстроена? — переспросил Теодоро, и лицо его сделалось озабоченным, — Почему?

— Я повел дочку в ресторан, чтобы отпраздновать ее день рождения. Очень милый иностранный ресторан. Понимаешь, — он пожал плечами, — я подумал, тебе это будет интересно. Он называется «Темпли», это в Монтеспаккато.

— И что? — насторожился Теодоро.

— Это действительно было интересно. Но унизительно.

Когда Умберто рассказал, как все было, Теодоро стал мрачнее тучи.

— Что ж, Умберто, на это нужно обратить внимание. Спасибо, что сообщил. Пока никому ни слова. Si pigliano piu mosche in una gocciola di miele che in un barile d'aceto[21].


Перед отъездом к морю договорились встретиться у Дженнаро. Во-первых, нужно было подзаправиться кофе и парочкой круассанов, а во-вторых, Дженнаро вынул из своего фургона бензонасос, чтобы с его помощью увеличить мощность «Гаджи». Пришлось ждать, когда он поставит насос обратно.

Шел футбольный сезон, и казалось, что весь Рим оделся либо в желто-фиолетовые цвета «Ромы», либо в сине-белые «Лацио». Болельщики, они же tifosi[22], украсили цветами любимых команд все машины и балконы. В баре Дженнаро царило веселье: Систо проспорил Винсенту и в качестве штрафа был вынужден целый день носить цвета ненавистной ему «Ромы».

— Зато он не догадывается о том, что под рубашкой у меня сине-белая футболка, — сообщил Систо по секрету, наклонившись к Бруно — как только выйдет срок, я сниму эти гнусные тряпки и сожгу их.

Бруно его не слушал. Он увидел, как по улице идут две девушки с рюкзаками, свернутыми в рулон полотенцами и бутылками воды. Обе были одеты так, как одеваются для поездки на море. Одна была явно в стиле Томмазо — симпатичная, пышнотелая и загорелая, со светлыми волосами и татуировкой. А другая… Бруно не поверил своим глазам: это та самая девушка, которую он столько раз видел в Трастевере. Все тело Бруно напряглось, как натянутая струна.

— А! — сказал Томмазо. — Великолепно. Вот и девочки.

Девушки заметили фургон и вошли в бар. У Бруно возникло непреодолимое желание расцеловать своего друга. Мир тут же стал прекрасен. Он проведет с ней у моря целый день! Это ведь лучше, чем разговаривать на рынке или угощать ее выпивкой где-нибудь на Сан-Пьетро.

Восторг Бруно почти сразу же сменился ужасом. Что, если он ей не понравится или, того хуже, от волнения потеряет дар речи и не произведет на нее впечатления? Но потом он успокоился. Он ведь будет готовить, а значит, не будет волноваться. Он всегда спокоен, когда готовит.

Девушки вошли в бар и поздоровались. Винсент и Систо остолбенели, увидев подружку Томмазо. Бруно с бьющимся сердцем ждал, когда его познакомят с соседкой.

Систо молниеносно стянул с себя рубашку «Ромы», явив миру сине-белый низ.

— Должны же быть какие-то пределы, — шепнул он на ухо Бруно — Слушай, тебе чертовски повезло.

— Знаю, — кивнул Бруно. Он все не мог поверить своим глазам.

— Девчонка Томмазо, конечно, хороша, но с твоей не сравнить.

— Познакомься, Бруно, это Лаура, — сказал Томмазо, — Лаура — Бруно. Юдифь — Бруно.

— Привет, Лаура, — ответил Бруно, поднимая глаза. Потом повернулся ко второй девушке, протянул руку и глупо улыбнулся. Интересно, она помнит, как они встретились на рынке? — Привет, Юдифь, — тихо сказал он.

Девушка рассмеялась.

— Нет, я — Лаура. Это она — Юдифь. — И указала на девушку с татуировкой.