Такое платье с восторгом надела бы любая из лондонских светских дебютанток; когда Бертилла вошла в комнату и посмотрела на лорда Сэйра, он понял, что она безмолвно спрашивает, одобрил ли он ее платье.

И вообще он заметил, что со времени их прихода в дом Хендерсонов она постоянно ищет его одобрения ее словам и поступкам.

Нет, она не задавала ему неловких вопросов и не ждала комплиментов, как сделала бы любая другая женщина; она просто поднимала на него свои серые глаза и по выражению его глаз узнавала ответ.

«Она нуждается в руководстве», — чуть ли не сто раз повторял себе лорд Сэйр.

Однако столь же часто он говорил себе, что было бы ошибкой слишком решительно вмешиваться в будущее Бертиллы: ведь он не властен предложить ей вместо жизни у тетки в Сараваке иной вариант.

И тем не менее он невольно задумывался, каким образом Бертилла могла бы зарабатывать себе на жизнь в Сингапуре.

Но ничего не мог придумать, а привлекать к этому миссис Хендерсон не хотел.

Тейдон безошибочно догадывался, что милая дама намерена сыграть в данном случае роль свахи, и это его раздражало: с какой стати, стоит ему подольше поговорить с женщиной, как уже кто-то непременно ожидает звона свадебных колоколов.

Но не думать о Бертилле и ее проблемах он не мог; лорд Сэйр замечал, что в счастливой, простосердечной атмосфере дома Хендерсонов девушка начинает расцветать, как цветок в саду.

Он пристально наблюдал за тем, как разгораются ясным светом ее глаза, веселеет улыбка, исчезает прежняя неуверенность в себе.

«Это все ее чертова мамаша, — рассуждал он сам с собой. — Из-за нее Бертилла так всего боится».

Чем-то эта девочка напоминает щенка, готового доверять всем на свете, пока не столкнется с тычками и грубостью вместо доброго отношения.

Глядя сейчас на девушку на фоне цветущего жасмина, он вдруг подумал, что слегка опасается, не обидел бы ее кто-нибудь из плантаторов.

Во время обеда он заметил, что мужчины помоложе настойчиво ищут ее общества.

Такая привлекательная девушка, как Бертилла, непременно столкнется в этой стране и с домогательствами, и с соблазнами: ведь здесь так мало молодых и хорошеньких англичанок.

Тейдон прекрасно помнил, с каким страхом в глазах говорила Бертилла о голландце на борту «Коромандела», и дал себе слово, если это будет в его силах, не допустить ничего подобного в дальнейшем.

Он почти бесшумно ступал по траве, но Бертилла почувствовала его присутствие, повернула к нему голову раньше, чем он подошел поближе, и при лунном свете Тейдон увидел улыбку у нее на губах.

— Я гадал, куда это вы запропастились, — сказал он.

— Здесь так красиво, — отозвалась Бертилла. — Что может быть прекраснее?

— А там, в доме, многие джентльмены хотели бы потанцевать с вами.

— Я предпочла бы побыть здесь, особенно теперь, когда вы…

Фраза показалась ей слишком личной, и Бертилла не стала договаривать; немного погодя лорд Сэйр сказал:

— Хочу предупредить вас, что завтра я уезжаю с мистером Хендерсоном осматривать его плантацию. Владения у него обширные, и на осмотр у нас уйдет весь день. Хендерсон выращивает немало новых культур, которыми раньше в Малайе никто не занимался. Хочу познакомиться с результатами.

Он намеренно рассказал ей подробно о том, что ему предстоит сделать, помня о своем обещании показать ей страну: ему не хотелось, чтобы она огорчилась, что на этот раз не поедет с ним.

Поездка предстояла чисто деловая, впечатления от нее он должен был включить в свой отчет по возвращении в Англию.

Бертилла промолчала, и немного погодя лорд Сэйр заговорил снова:

— Я уверен, что найду день, когда попрошу вас сопровождать меня.

Бертилла слегка отвернулась от него и негромко спросила:

— Как долго могу я оставаться здесь? Может быть, мне следует ехать в Саравак?

— Я ждал этого вопроса, — ответил лорд Сэйр. — Незачем спешить, Бертилла. Миссис Хендерсон не устает твердить, как она рада, что вы у нее гостите.

— Она очень добра.

— Вы еще узнаете, что люди в Малайе вообще добры и любезны, им нравится, когда у них гостят подолгу. Именно поэтому я и хотел предложить вам, чтобы вы побыли у Хендерсонов несколько недель.

— Это возможно?

В голосе ее лорд Сэйр услышал неприкрытую радость.

— Почему же нет? — сказал он. — Я не собираюсь перебираться и правительственную резиденцию, пока полностью не восстановлю свои гардероб.

— Боюсь, что на корабле вы потеряли гораздо больше, чем свой гардероб.

Лорд Сэйр подивился тому, что Бертилла с присущей ей тонкостью оценила его невосполнимую потерю: пропали все его заметки, книги и много важных бумаг.

Вслух он произнес:

— Может, оно и к лучшему, что теперь, разнообразия ради, мне придется положиться на собственную память. Те, кто постоянно имеет дело с бюрократией, рано или поздно становятся рабами написанного слова.

— Ваш ум, мне кажется, справится с делом лучше любого меморандума.

— Хочется надеяться, что вы правы, хоть сам я в этом сильно сомневаюсь! — улыбнулся лорд Сэйр.

— А когда вы переедете в Сингапур, сколько вы там пробудете?

Сам удивляясь своей проницательности, лорд Сэйр понял, чем вызван ее вопрос: когда он где-то поблизости, Бертилле есть к кому обратиться в беде, у кого попросить помощи и защиты.

И он дал ей тот ответ, которого она ждала:

— Достаточно долго, и прежде чем покину эту часть света, я намерен посетить Суматру, Яву, Бали и — кто знает? — возможно, и Саравак.

— Это и в самом деле возможно… что вы туда приедете?

— Я непременно включу Саравак в свое расписание, — пообещал лорд Сэйр.

Он увидел, что его ответ внезапно пробудил в девушке искорку счастья, и снова подумал, насколько же она ранима, насколько страшит ее, такую юную и неопытную, неведомое будущее.

Подчиняясь импульсу, лорд Сэйр сказал:

— Когда я переберусь в правительственную резиденцию в Сингапуре, то переговорю с губернатором: быть может, удастся устроить так, чтобы вы пожили там у кого-нибудь некоторое время.

Бертилла что-то невнятно пробормотала в ответ, а он продолжал:

— Я знаю, что вам хотелось бы увидеть, как воплотились в действительность за последние тридцать лет планы и мечты сэра Стамфорда Раффлза.

— Было бы просто замечательно взглянуть на порт и на все здания, о которых я читала в подаренной вами книге.

Бертилла помолчала и добавила:

— Я собираюсь остановиться в… недорогом отеле, пока буду ждать парохода, но мне не хотелось бы просить миссис Хендерсон рекомендовать мне такой отель. Она так добра и щедра, что это было бы равносильно просьбе заплатить за меня по счету.

— И речи быть не может, чтобы вы жили в отеле одна, — твердым голосом произнес лорд Сэйр. — Я ведь говорил вам, Бертилла, что в этой стране люди чрезвычайно гостеприимны, и я устрою вас у кого-нибудь в городе в качестве гостьи.

И вдруг осознал, как неприятна ему сама мысль о том, что Бертилле придется из одного нелегкого положения переходить в другое и полагаться на милость чужих людей.

Но и поселить ее одну в гостиничном номере тоже немыслимо.

«Только леди Элвинстон могла придумать такой дьявольский план», — мелькнуло у Тейдона в голове, но вслух он сказал:

— Предоставьте это мне. Я что-нибудь придумаю, будьте уверены!

— Нет таких слов, какими можно было бы описать вашу доброту! — слегка задыхаясь от волнения, проговорила Бертилла. — Вчера вечером я как раз думала, что английский язык плохо приспособлен для того, чтобы выражать чувства.

— Пожалуй, это и в самом деле так, — согласился лорд Сэйр, — но вот французы, например, — большие мастера, когда приходится говорить о любви.

Он произнес это небрежно — замечание, которое высказал бы почти автоматически, флиртуя с любой из знакомых женщин.

Однако Бертилла не ответила ему одной из тех остроумных реплик, которые он привык слышать. Вместо этого она проговорила тихим, убитым голосом:

— Любовь — это то, о чем я никогда и ничего… не узнаю в Сараваке.

— Почему вы так считаете? — спросил лорд Сэйр.

— Потому что в подаренной вами книге сказано, что там очень мало европейцев, а те, кто есть, не интересуются миссионерами.

То была неоспоримая правда, и лорду Сэйру нечего было ответить. Но его поразило, насколько верно Бертилла оценивает свое положение.

— Может, все сложится лучше, чем вы предполагаете, — сказал он.

Девушка повернулась к нему и сказала, глядя прямо в глаза:

— Не хочу, чтобы вы думали, будто я жалуюсь. Я с огромной радостью стану вспоминать все это, когда у меня… не останется ничего.

Лорда Сэйра глубоко тронула ее искренность.

Бертилла продолжала смотреть на него снизу вверх, лунный свет серебрил ее белокурые волосы, а серые глаза казались темными и загадочными, да и вся она выглядела такой красивой и неземной.

Она точно существо из другого мира, подумал лорд Сэйр: сам не сознавая, что делает, он протянул руки и привлек девушку к себе.

Очарование и прелесть этой ночи, сочувствие и нежность к Бертилле заставили Тейдона забыть об осторожности, благоразумии и привычном самоконтроле.

Долгую минуту он смотрел на девушку, потом наклонился и поцеловал ее.

Поцеловал нежно и одновременно властно, словно хотел уловить неуловимое и сделать его своим.

Ощутив мягкость и невинность ее губ, внезапную экстатическую дрожь ее тела, он прижался к ней губами еще более властно и со страстью.

Но в страсти оставалась нежность, словно он прикоснулся к цветку.

Бертилле показалось, что небо открылось перед нею, и она там, в обители славы и восторга, невероятных, неописуемых.

Она лишь понимала, что к этому стремилась, к этому неосознанно рвалась ее душа.

От прикосновения лорда Сэйра все ее существо слилось с ним, она невероятным и чудесным образом сделалась частью его существа.