И тогда впервые за все время замужества она рискнула проникнуть к нему сама, воспользовавшись дверью, соединявшей их комнаты.

Едва увидев ее в дверях, Питер грозно рявкнул на слугу, помогавшего ему переодеваться, и тот опрометью кинулся вон.

– Какая приятная неожиданность! С чем изволили пожаловать?

Аннелиза непроизвольно отметила, что выражение неуверенности бесследно исчезло с лица мужа. Возможно, то была лишь роль, часть некоего одному ему известного плана. Это и к лучшему, подумала она. Если Питер не способен долго прикидываться, то ей притворства достанет… до конца жизни.

– Как вы и предполагали, я вынуждена согласиться с вами и признать ваши преимущества перед тем никчемным бродягой. Если человек не умеет ценить свободу, он все равно не сможет с умом распорядиться ею. Вы превосходите его во всех отношениях.

– Разумеется, это так, тут твоего подтверждения не требуется. Но все равно я не верю, что ты так думаешь, хотя слушать твои сладкозвучные речи мне очень приятно. И уж коль скоро ты пришла сама, может быть, сыграешь роль любящей жены?

Послеполуденное солнце, внезапно заглянув в окна, заполнило комнату ярким светом. Аннелиза принялась неловко отстегивать воротник, зная, что беспощадные лучи выдают дрожь ее пальцев. Она опустила голову, чтобы скрыть охватившую ее гадливость.

Питер выбросил руку вперед и ухватил ее за подбородок. Его лицо в этот момент сделалось совершенно бескровным.

– И что, для тебя это каждый раз будет вот так? – скрипучим голосом спросил он.

Она не могла ответить ему. Да ему и не нужны были ее слова, чтобы знать правду.

У него задрожали губы.

– Не трогай платье. Иди в постель.

Аннелиза как марионетка двинулась к кровати, позволяя мужу подталкивать себя сзади, и опрокинулась навзничь, когда он надавил ей на плечи. Она лежала, выжидая, пока он возился с брюками, и смотрела на него.

Заметив ее взгляд, Питер выругался и отвернулся. Он рванул рубашку и выругался с еще большей злостью.

– Неподходящее место, – пробурчал он себе под нос. – Не то. В этой комнате у нас с женой так ничего и не получилось.

С этими словами он стащил Аннелизу с постели и толкнул к двери в ее спальню, бывшую прежде комнатой Хильды. На стене над кроватью, где еще недавно висел ее портрет, теперь темнело прямоугольное пятно.

Аннелиза снова оказалась в кровати. Не обращая на нее никакого внимания, Питер стянул брюки, сбросил рубашку и встал перед ней, не стесняясь своей наготы. Аннелизе еще не доводилось видеть голых мужчин средь бела дня, но она отлично знала, как ведет себя их интимный орган в момент любовного напряжения. Однако на этот раз ничего похожего она не увидела. Опустив глаза, Питер уныло перевел их на нее, а затем поднял на продолговатое темное пятно на стене.

– Будь ты неладна!

Выругавшись, он поспешно оделся, с трудом попадая в брючины и рукава, и быстро вышел.


На следующий день к Майклу явилось четверо жилистых неулыбчивых мужчин с раскосыми глазами и бритыми головами; с макушки у каждого свисало несколько косичек. С решительным видом они подошли к нему, перебрасываясь непонятными словами. Судя по всему, это были надсмотрщики-японцы. Опутав пленника веревками, они подхватили его с двух сторон и отнесли на берег, где с трудом погрузили в лодку.

Солнце только начинало пробиваться сквозь утреннюю дымку, когда они достигли подножия Огненной горы. Охранники быстро сняли с Майкла веревки и знаками приказали ему вылезать на берег.

По склону потухшего вулкана извивалась широкая черная полоса – напоминание о давнишнем извержении. Потоки лавы, излившиеся из его чрева, превратились в желоб с зазубренными краями. Теперь вокруг них буйно разрослась зелень: целые заросли перепутанных карликовых деревьев, кустарника и высокой травы. Сам желоб был подернут чуть заметной зеленоватой дымкой. Подойдя ближе, Майкл сразу понял, в чем дело. Природа медленно выполняла свою работу, создавая трещины и выветривая окаменевшую лаву, а сквозь крошечные расщелины тем временем настойчиво пробивались зеленые ростки – это наступавшие с флангов стелющиеся растения искали дополнительные точки опоры. Он сделал один шаг по желобу, и лава под его ногой раскрошилась на несколько хрупких слоев.

– Давай, давай! – Один из сопровождавших его японцев подтолкнул пленника и показал рукой наверх.

Зная, что он находится на вражеской территории, Майкл внимательно присмотрелся к местности. Верхушка горы выглядела более плоской и приземистой, чем окружающие сопки; ближе к ней зеленеющий подлесок уступал место бесплодной выжженной земле, и там сквозь вьющийся пар проступала фигурка человека.

Хотендорф. Это он затребовал его сюда и сейчас поджидал на краю пропасти. Майкл мысленно приподнял шляпу в знак приветствия. Сукин сын! Его недруг избрал безупречную стратегию. Один сильный толчок – и Майкл Роуленд навсегда исчезнет в бурлящем котле вулкана. Тогда уже ничто не опорочит доброго имени Хотендорфа, не возмутит его покоя: ни бренные останки, погребенные в кратере, ни обугленный скелет, выброшенный на берег вблизи плантации.

И все же это был неожиданно великодушный жест с его стороны. Майкл отдавал предпочтение именно такой смерти. Уж лучше погибнуть в бездне вулкана, чем медленно сходить с ума от пыток, сравнимых разве что с вечными муками ада.

К тому же не исключено, что ему удастся прихватить с собой в пекло и Хотендорфа. Вот было бы замечательно! Тогда Аннелиза останется вдовой и ни от кого не будет зависеть. Одного этого достаточно для вечной радости на том свете.

Майкл прикинул путь до вершины. Чуть больше четверти мили. Для человека, некогда мечтавшего исколесить земной шар вдоль и поперек, это было ничтожное расстояние.

Одним быстрым взмахом рук он выхватил у своих тюремщиков сразу все четыре веревки и, намотав их на кулаки, ринулся вверх навстречу судьбе.

Лава хрустнула у него под ногами. Возможно, его стремительный бросок поможет упорной растительности проторить путь сквозь этот затвердевший панцирь, и тогда все здесь покроется лесом; девственная земля быстро вскормит новую буйную поросль, и природа навсегда сотрет следы последнего путешествия Майкла Роуленда.

Майкл стремительно взбирался по склону. Ветер подхватывал его волосы и раздувал рубашку, обнажая мускулистое тело; брюки натягивались на бедрах, напрягавшихся от усилий, но Майкл продолжал двигаться как дикое животное, брызжущее жизнью и первозданной мужской силой.

Там, где подлесок уступал место открытому пространству, он сбавил скорость. Отсюда до самой вершины кратера простиралась бесплодная высохшая земля, над которой медленно перемещался ядовитый дым. Насыщенные серой желтоватые струйки прорывались из трещин и пропитывали воздух густым едким смрадом, вызывавшим удушье.


Аннелиза увидела, как Майкл согнулся пополам. «Наверное, задохнулся, глотнув ядовитых паров», – подумала она, но затем поняла, что он срывает веревки с ног.

Освободив лодыжки и запястья, Майкл выпрямился во весь рост, высокий, гордый и свободный. Ветер отбросил с его лица волосы, открыв дерзко вскинутый подбородок и сурово прищуренные глаза, внимательно изучавшие Хотендорфа. Теперь Питер находился от него не более чем в сотне футов.

Аннелиза знала, что Майкл не видит ее, но, видимо, созвучные части душ их услышали друг друга. Майкл вдруг склонил голову набок, и его взгляд упал как раз на то место у подножия скалы, где она находилась. Он замер и впился в нее глазами. Стоял и просто смотрел.

Вряд ли он мог разглядеть, что она была привязана, и точно не знал, что ей приказали молчать. За любую ее провинность он мог получить пулю из небольшого итальянского мушкета, который Питер заткнул сзади за пояс. Аннелиза собрала все силы, чтобы ободрить Майкла улыбкой, молясь про себя, чтобы ее глаза не выдали овладевшего ею ужаса.

Как только Майкл начал приближаться к Хотендорфу, тот вдруг захохотал, и его зловещий смех тут же был подхвачен водоворотом удушливых темных испарений.

– У тебя куриные мозги, Роуленд. Сколько раз ты имел возможность бежать, но ни разу не использовал свой шанс. И сейчас ты опять выбрал дорогу смерти.

В ответ Майкл лишь чуть заметно усмехнулся; потом он перевел взгляд вниз и улыбнулся Аннелизе своей ослепительной улыбкой.

– Зато я всегда добивался чего хотел, герр Хотендорф. И сейчас я приму смерть там, где мне всего угоднее.

Питер презрительно вскинул брови:

– Вот тут ты слегка ошибся, негодяй. Ты оказался там, где мне угодно, и сейчас в этом убедишься.

Повернувшись, Питер принялся высматривать что-то в море сквозь ядовитый туман.

Вдруг он выхватил из-за пояса оружие, и Аннелиза тихо вскрикнула.

– Я отличный стрелок. Ничуть не хуже, чем шахматист. Если попытаешься бежать, я не промахнусь.

В ответ Майкл только покачал головой:

– Я и не собираюсь умирать такой смертью. Впрочем, нападать на тебя первым я тоже не буду – в том и в другом случае дело кончится дыркой.

– Я смотрю, для пирата ты неплохо соображаешь.

– А как же! Но нельзя ли перейти к делу? – Ситуацию, державшую Аннелизу в страшном напряжении, Майкл, казалось, воспринимал как развлечение. – Сколько можно без пользы оскорблять друг друга? Пока мы все не задохнемся насмерть?

– Я не меньше тебя хочу покончить с этим, но пока не знаю, как выйти из создавшегося положения. Если я убью тебя или отдам голландцам, Аннелиза меня возненавидит навсегда.

– Не все ли вам равно? Главное, она останется при вас, и вы сможете обладать ею, когда захотите.

– Обладать? – Хотендорф почти с любопытством взглянул сверху на то место, где находилась его жена. – Ты ошибаешься, Роуленд. Обычное физическое присутствие еще не гарантирует обладания. Аннелиза для меня недосягаема, и виной тому не кто иной, как ты.

В это время порыв ветра рассеял пелену желтого дыма, и тогда все увидели двухмачтовое судно губернатора Хона, с которого на берег высаживались люди в военной форме. Солдаты бегом направлялись к подножию горы. В ту же секунду воздух потряс громкий выстрел.