Нэнси Блок - Пират

— Пожалуйста, Кото. У меня тоже есть сын и дочь. Для меня все это знакомо, — она указала на мальчика, — потому что у моего сына были такие же приступы, когда он был маленьким. Думаю, я смогу помочь.

Старший евнух не избавился от своих сомнений, однако вынужден был сдаться.

— Я заметил, что чаще всего приступ начинается после того, как он поест, но его мать не принимает в расчет мои наблюдения.

— Когда и что он ест? Вспоминай. Вполне возможно, что его организм не переносит какой-то продукт.

Евнух грустно усмехнулся.

— Морскую пищу, госпожа, могу поклясться.

— Потрясающе! — простонала Зоя, роясь в сумке в поисках своего ингалятора. — Этот тип аллергии часто заканчивается смертью.

— Молитесь, чтобы этого не случилось, госпожа, — проговорил Кото, отталкивая локтем рыдающую мать, чтобы та не мешала Зое. — Ради него и ради нас.

Губы мальчика были так плотно сжаты, что Зоя с трудом вставила ему в рот наконечник. Вся надежда была на то, что ему удастся глубоко вздохнуть. Она попросила Кото переводить больному ее указания, а сама принялась массировать напряженные мышцы, сжимавшие его горло и грудь. Мальчик оказался более понятливым, чем воющие женщины. Когда Кото кивнул, Зоя принялась накачивать насыщенный лекарственными парами воздух в рот ребенка.

Но дыхание мальчика было поверхностным, и она понимала, что слишком мало паров лекарства попадает в его легкие. Она терпеливо качала воздух, пока не почувствовала, что горловой спазм проходит, и в изнеможении уселась на пол, предоставив Кото доделать остальное за нее.

Огромный евнух со всей нежностью успокаивал мальчика и своими ручищами осторожно массировал ему шею. Наконец дыхание больного стало ровным, и он заснул. Кото поднял полные слез глаза на Зою и низко поклонился ей.

Зоя опять услышала, как зашептались женщины, — поступок Кото вызвал у них возмущение. «Этим людям не дано понять, что такое дружба», — подумала Зоя.

Шепот Кото, похожий на шелест осенних листьев, вывел ее из задумчивости.

— Хаким добрый мальчик, госпожа. Я люблю его как сына. Я благодарю вас за его жизнь.

Зоя встала на дрожащие ноги и улыбнулась смуглому великану.

— Всегда рада помочь, друг мой.

Она была уже у двери, когда Кото остановил ее, крепко ухватив за руку.

— Когда наступит время, друг мой Зоя, я дам вам знать, — произнес он загадочную фразу, еще раз поклонился ей и вернулся к по стели мальчика.

Зоя запретила себе задумываться о том, что он имел в виду.

Алжирцы злобно кричали вслед Уинну, когда его вели в тюрьму по улицам города, но он воспринимал это совершенно спокойно, понимая, что бывает и хуже: его могли забросать камнями.

Уинн выглянул через узкую щель в стене, служившую скорее для вентиляции, чем как окно. Темно-голубое предзакатное небо и живший напряженной жизнью порт словно насмехались над тем, что он и его люди попали в плен и что его миссия потерпела крах. Ведь он прибыл сюда, чтобы расчистить путь для Декатура, прекрасно понимая, что нужно срочно перекрыть кислород алжирским пиратам, бесчинствовавшим на морях.

Война против Англии подходила к концу, и его задача заключалась в том, чтобы вызволить из плена как можно больше американцев, заплатив соответствующий выкуп, и составить карту для Декатура, намеревавшегося в ближайшем будущем начать наступление на корсаров. Этот план был разработан несколько месяцев назад с учетом различных неожиданностей, в том числе и погодных условий.

У него слюнки текли, когда Зоя рассказывала о радиопередатчиках, которые используют в будущем. Вот бы взглянуть на такие чудеса! В сравнении с тем, что он вынужден терпеть, все, что находится за пределами Алжира, кажется настоящим раем.

Уинн подтянул штаны. Он ненавидел это одеяние, выданное ему и его людям. В чертовых шароварах, балахоне с капюшоном и непрочных шлепанцах он походил на мерзкого алжирца. Однако дополнительная рубашка очень пригодилась во время сырых ночей, когда от грязного пола дворцового подвала его отделяло лишь тонкое одеяло.

Он не мог жаловаться: ему было комфортнее, чем его людям, которых бросили в тюрьму Билик. Большинство из них заковали в цепи и отправили на строительство каменного мола, выступавшего далеко в море. На рассвете их отводили в горы, где они тесали камни, а потом, впрягшись в тяжело нагруженные салазки, тащили их вниз, в бухту.

Утром и днем им выдавали ломоть заплесневелого хлеба, смоченного в уксусе. Ужин состоял из крохотного кусочка кислого ржаного хлеба. Многие из его людей уже покрылись язвами, а один чуть не умер от укуса тарантула.

Маккэрн рассказал ему об этом, когда заходил проведать, что случалось, к сожалению, не часто. Став довольно важной фигурой, доктор имел относительную свободу передвижения, но только в пределах дворца. Он поведал Уинну о том, что несчастный, пережив страшнейшие муки после укуса, выжил лишь для того, чтобы вновь отправиться в каменоломню.

Уинн костерил на чем свет стоит жесткосердного дея и его прихвостней, но сильнее всего он ругал самого себя. В своих действиях он руководствовался исключительно чувством долга и тщательно следовал приказам. А теперь смотрите, куда его привела слепая преданность! Ему следовало бы прикончить этого негодяя Хаммиду и разнести в щепки его расфуфыренный корабль, едва он увидел его мерзкую рожу!

Хаммида почти не беспокоил его и не злил своими издевками. За это Уинн был благодарен ему. Ему надо было набраться сил и обдумать способ, как спасти своих людей. Какая жалость, что у него до сих пор нет плана!

Маккэрн постоянно держал его в курсе дел, однако он не смог ничего рассказать о Гриззарде, этом подлом ублюдке. Уинн спрашивал себя, какую цель тот преследовал и куда подевался после всех событий. Потому что это было важно, если ему придется долго просидеть в тюрьме. Подобное место способно сломить дух даже у самого стойкого человека.

Не в первый и не в последний раз мысли Уинна, прежде чем сон смыкал его веки, возвращались к Зое, к «Ворону» и к маленькому Адаму. Он надеялся, что им лучше, чем ему, и молил Бога, чтобы «Черный дрозд» поскорее пришел им на помощь.

Джонатан ходил взад-вперед по палубе «Черного дрозда», чувствуя себя единым целым с кораблем.

Если временами матросы поглядывали на него так, будто он все еще был «спятившим», как они выражались, его это не тревожило. Впервые в его размеренную жизнь английского джентльмена ворвалось самое настоящее приключение. Ветер, море и преданность — если бы не косые взгляды — его людей. Он бы ни на что это не променял.

Кроме, наверное, сокровищ Черного Джека.

Над ним стонали паруса, неся судно вперед на огромной скорости. Он ни разу не приблизился к штурвалу и даже не разобрался в том, как определять курс, предоставив более чем опытной команде вникать во все тонкости. Капитан Мессьер мог справляться с управлением судном самостоятельно, и до тех пор, пока он будет оказывать подобающее уважение, Джонатан не станет вмешиваться в его дела.

Пару раз он подслушал разговор матросов и понял, что те пришли к выводу, будто удар по голове, нанесенный человеком регента, превратил их хозяина в совершенно другого человека.

Однако у Джонатана было иное представление о том, что произошло.

По его теории, он поменялся местами с известным своими преступлениями Черным Джеком Александером. Сейчас этот чертов ублюдок находится в далеком будущем, где отбивается от кредиторов и тонет под лавиной счетов. Джонатан считал, что, заняв место пирата, оказался в более выгодном положении, чем его предок в настоящий момент.

Единственной ложкой, которая портила бочку меда, была его тревога за Зою. Действительно ли она вслед за ним провалилась в ту дыру или это ему показалось? Если она последовала за ним, то где она? Он очень хотел получить ответы на свои вопросы, в то же время понимая, что может никогда не узнать правду. Господу известно, что жизнь богата неожиданностями, а девятнадцатый век отличается тем, что буквально напичкан всевозможными опасностями.

Возьмем, к примеру, то судно на горизонте. Оно может быть дружественным в той же степени, что и вражеским. Если это вражеский корабль, им придется улепетывать со всех ног, потому что за ним плывут еще несколько малых кораблей.

«Но, — сказал себе Джон, и его губы растянулись в улыбке, — мы с таким же успехом можем вступить в бой». Если бы у него был выбор, он бы остановился на последнем, потому что так должно быть в настоящем приключении. Жизнь слишком скучна, поэтому не вредно время от времени рисковать.

Джонатан облокотился на леер и устремил взгляд на приближавшиеся корабли. Неужели никто больше их не видит? Он окликнул мистера Гартнера, стоявшего у штурвала, но тот продолжал изучать компас и даже не повернул головы.

— Лармер, — обратился Джонатан к мускулистому моряку, нашедшему его на берегу, — ты можешь определить, чьи те корабли?

— Господи, сэр, лечение доктора Маккэрна не улучшило ваше зрение. Как вы думаете, со мной может произойти то же самое?

— Не вижу причин, почему бы нет, — уклончиво ответил Джонатан, не имея ни малейшего представления, о чем говорит Лармер. — Возьми подзорную трубу и скажи, с кем нам предстоит встретиться: с другом или врагом.

— Есть, сэр! — отдал честь Лармер и приставил к глазу трубу. — Господи, капитан, вы опять правы! Это фрегат и три брига алжирского флота. — Джонатан непонимающе уставился на него, и тот объяснил: — Корсары, сэр.

— Хорошо, — пробормотал Джонатан. — Сейчас сообщу команде.

— Вы собираетесь убежать от них, сэр? — спросил Лармер.

— Я собираюсь сражаться, — ответил Джонатан, поворачиваясь спиной к борту и окидывая взглядом свое судно.

Затем он запел низким голосом, страшно фальшивя при этом.

Лармер закатил глаза, когда разобрал слова «честь», «битва» и «берега Триполи».

— О Боже, капитан! Боюсь, у вас точно поехала крыша!