Мы собирались пообедать бутербродами и прогуляться по побережью, а потом, около четырех часов дня, отправиться обратно в Лондон. Возможно, так нам удалось бы избежать пробок. Я открыла консервы с тунцом и довольно небрежно, надо признать, намазала майонез на хлеб. Затем добавила туда латук и порезанные помидоры, но, к сожалению, сандвичи все равно выглядели довольно жалко: они просто расползались на глазах! Я стала собирать их в кучу, и тут тунец вывалился на тарелку.

Наконец я кое-как поставила поднос на стол. Бутерброды получились какие-то кривобокие.

– Шеф-повара из меня не выйдет, это правда. Еще я плохо умею убирать и вытирать пыль.

Джеймс выглядел порядком расстроенным. Он поставил локти на стол и оперся на руки подбородком.

– Ну и черт с ним. Заедем в паб по дороге домой.

Он налил нам кофе, который сварил сам. Вообще-то и я могла бы это сделать, но необходимо было найти кофейник, что ему удалось быстрее, чем мне.

– Нам надо поговорить. Не так ли, Кэрон? Вот блин. Тебе только что удалось сорвать банк, а тут говорят, будто выигрыш целиком уйдет на уплату налогов.

– Что ж. Эти два дня я словно побывала в раю. По-моему, это очевидно. Но мне нужно время, чтобы принять решение. Я не хочу тебя терять, но сильно сомневаюсь в том, что нам опять удастся превратиться в приятелей после того, как мы столько времени провалялись в постели.

Он улыбнулся. Довольно кисло. Но хотя бы не нахмурился.

– Я все понимаю, Кэрон. Так что не беспокойся. Это все из-за Коня? Или как его там, Лодыжки?

– Лошадиная Лодыжка. Назовем его так. Поверь: он мне не нужен. Я никогда не вернусь к нему. Дело не в том, что я вас сравниваю. Ты вне конкуренции, уверяю тебя. Твоя очередь высказываться.

Мне было грустно. Мы сидели друг против друга за столом. Я даже боялась коснуться его. И это после того, что произошло между нами за эти два дня! Существенная разница, скажем прямо: как между раем и адом. Было бы неудивительно, если бы Джеймс даже стал кричать, чтобы я могла его услышать.

– Что ж. С моей Снежной Королевой тоже все кончено. Загвоздка не в этом. Кстати, когда мы с ней жили вместе, я не привозил ее сюда.

Он стал размешивать сахар в кофе и опять замолчал.

– Знаешь, Джеймс, если мы будем сидеть здесь и перечислять все, что не является для нас проблемой, то святой Петр в конце концов пришлет за нами поисковую команду, дабы узнать, куда это мы запропастились.

– Говоря откровенно, теперь это действительно осложнилось, хотя раньше мне так не казалось. Когда мы еще не были так близко знакомы. Получается, что я не был абсолютно честен с тобой, но тогда это представлялось мне несущественным, и только сейчас я осознал масштаб проблемы.

– Да хватит тебе, Джеймс. Мне легче понять теории Эйнштейна, чем то, что ты говоришь. Объясни мне все еще раз.

– Все из-за Ледышки. Понимаешь, моя бывшая сделала блестящую карьеру. Ей предложили работу в Париже. Так что нам надо было или расстаться, или я должен был ехать с ней. Я сказал, что нам придется разойтись, и она была так взбешена, что перестала стесняться в выражениях. Она оскорбила меня. Теперь понимаешь?

– Продолжай, пожалуйста. Тогда будет еще понятнее.

– Наверное, я действительно умею принимать решения только на работе. Она была права, когда говорила, что мне никогда не приходилось прилагать все силы, чтобы добиться успеха, в отличие от нее, поскольку ей самой пришлось начать с самой нижней ступени. И что поэтому у меня нет никаких здоровых амбиций. Хотя теперь я действительно хочу стать президентом нашей компании.

– Но какое отношение это имеет к нам? Почему ты сказал, что проблема возникла только тогда, когда ты узнал меня лучше?

– Мне начинает казаться, будто я мошенничал. Меня устраивало, что ты работаешь обыкновенной бухгалтершей, но теперь стало ясно, у тебя масса достоинств, которые наверняка помогут тебе добиться успеха.

– Ты хочешь сказать, я становлюсь похожей на Ледышку? Ты боишься, что в один прекрасный день мне предложат работу в Париже? При чем здесь мошенничество?

Джеймс вдруг напомнил мне государственного деятеля из России, который решил вставить в свою речь несколько английских слов, а потом удивляется, с какой это стати другая страна посылает ракеты.

– Дело не в тебе, а в моих амбициях. Я хочу доказать, что способен на многое. Должно быть, ты и не подозревала, что мне это нужно. Да я и сам так не думал. Но друзья должны говорить друг другу правду, и я хочу, чтобы ты знала, я готов сделать все от меня зависящее, чтобы возглавить компанию.

Я уже была готова сама забросать бомбами этого русского.

– Что тут такого, Джеймс? Если ты хочешь сделать блестящую карьеру, тебе необходимо прямо заявить об этом. Да и вообще, что такого плохого в этом желании?

Он рассмеялся. Было ясно, что на самом деле ему было не очень весело: вернее, его смех был больше похож на треск ломающейся яичной скорлупы.

– Если бы дело было только в амбициях, Кэрон… – Он долго и оценивающе смотрел на меня, словно раздумывая, не пора ли мне сделать пластическую операцию. – Ты даже не представляешь, что происходит в нашей компании в настоящий момент. Такое впечатление, будто у кого-то появилась мысль о быстром зашибании денег, благодаря которому потом можно забыть об участии в крысиных бегах.

– А к тебе какое это имеет отношение, Джеймс?

Он горько усмехнулся:

– Над компанией сгустились темные тучи. И в конце концов они накроют всех. Все находятся под подозрением, и всех проверяют. Это не очень приятно, конечно. И даже опасно.

Далеко же мы ушли от первоначальной темы разговора. На миллион километров, как минимум. Неужели Джеймс ворует деньги компании? Это что, намек? Неужели он имеет отношение к исчезнувшим миллионам? Или он помогает конкурентам, которые хотят купить нашу компанию, в надежде занять президентское кресло? Или он считает, что добиться успеха – значит иметь столько денег, чтобы вообще не работать? Разумеется, никому не нравится, когда его подозревают, но честный человек не стал бы так беспокоиться. В голове у меня творилось черт-те что, словно в кипящем чайнике, которому заткнули носик.

– Пожалуйста, расскажи мне, как далеко ты готов зайти, чтобы получить место президента, – сказала я очень медленно и осторожно, – мне нужно об этом знать. Так насколько?

Он уронил голову на руки. С трудом я услышала, как он прошептал:

– Не знаю, Кэрон.

Мы сидели и молчали. Это была зловещая пауза, одна из тех, которые воцаряются на поле боя, когда все понимают, что скоро опять начнут сбрасывать бомбы, и никто не знает, где они приземлятся.

Потом Джеймс опять заговорил. Его голос звучал уже по-другому, не так странно.

– Я хочу сказать, что… – Еще она пауза. – Можно и так сказать. Нет, вообще-то вряд ли.

Мне было не по себе. Подозрения сводили меня с ума, и поэтому я здорово разозлилась.

– Ты хочешь, чтобы я всю оставшуюся жизнь провела в бухгалтерии, так? – резко спросила я. – Несмотря на то, что каждому, кому хочется достичь большего и уйти оттуда, легко это удается? Объясни, какое это имеет значение.

Джеймс улыбнулся:

– В этом случае ты не стала бы переживать, есть у меня работа или нет. И что я могу сделать, чтобы получить ее.

– Это просто отвратительно. Ты что, хочешь меня оскорбить? Все в нашем магазине знают, что вы с Джеком Ховардом соперничаете за место президента компании. Я бы, конечно, хотела, чтобы ты одержал победу, потому что ты мой друг. Но то, в чем ты меня обвиняешь, мне и в голову не приходило.

– Да нет же, Кэрон. Я ни в чем тебя не обвиняю. Дело во мне самом. Мне все давалось легко, но из-за насмешек Ледышки (разумеется, мне не стоило принимать все так близко к сердцу) мне нужно доказать себе, что я могу добиться успеха. И дело даже не в том, что ты подумаешь, если мне это не удастся, а в том, что буду думать я сам.

– И все-таки у меня создалось такое впечатление, что ты действительно веришь словам Мелоди. Словно в один прекрасный день я займу твое место. Но ведь это просто шутка! А ты представляешь все так, будто мы действительно конкуренты!

– Я просто не хочу, чтобы ты подозревала меня в том, что карьера для меня важнее, чем наши отношения. Мне просто необходимо показать, на что я способен.

– Я могу сказать о себе то же самое. Прежде всего, мне тоже хочется проявить себя на работе. Правда, наверное, мне следовало бы задуматься об этом раньше. Но я, по крайней мере, знаю, насколько далеко я готова зайти.

– Мне даже немного завидно. К сожалению, иногда ты считаешь, что совершаешь правильный поступок, а потом оказывается, что это не так.

Я была обеспокоена, но еще больше – запутана. Джеймс обошел стол и поставил свой стул поближе. Он попытался обнять меня, и я сначала сбросила его руку, но потом перебралась к нему на колени и обняла его сама. Мы сидели так довольно долго. Потом он немного отодвинулся и, глядя мне прямо в глаза, сказал:

– Я не хочу тебя терять, Кэрон.

– Но почему ты вообще думаешь об этом? Если у тебя хватит терпения подождать еще немного, то так оно и будет.

Главное, чтобы ты не оказался мошенником, решила я про себя. Господи, но это же совсем не похоже на Джеймса! Но ведь и Бас не был похож на того Баса, которым он оказался впоследствии.

– Послушай меня, Кэрон. Я не хочу, чтобы ты переживала.

– Из-за чего, Джеймс? Ответь мне!

Он погладил меня по щеке:

– Я не хочу, чтобы ты вообще о чем-нибудь беспокоилась. Я тебе верю.

– Боже! Не о Ховарде ли ты говоришь? Или дело в том, что мы договорились не задавать друг другу лишних вопросов?

Вообще-то мне, наверное, следовало бы сказать, что я тоже ему доверяю. Но я никак не могла выдавить из себя эту фразу.

– Помни, что бы ни случилось, все можно исправить, – продолжал Джеймс, словно не услышав моего вопроса, – мы найдем способ. Я не хочу тебя терять, понимаешь?