Потом Эвелин произнесла:

– Рада тебя видеть, уверена в этом.

Да, именно это она и сказала. А потом и Флора присоединилась к ней, сказав:

– Добро пожаловать.

Потом Гармония ушла, а мы втроем стали пить кофе, причем Джеймс постоянно бормотал что-то вроде: «Мне очень жаль, если я пришел не вовремя и помешал вам». А потом он увидел кресло-качалку.

– Какая прекрасная вещь. Интересно, оно выдержит, если я сяду?

Мы уверили его в этом, и он опробовал кресло. А я надеялась, что оно развалится под ним, потому что тогда Джеймс не спросит, откуда оно у нас. Какой смысл обсуждать раскрашенные куски дерева?

Мой приятель сказал, что у Флоры прекрасный вкус, но она молча показала на меня. Ой-ей-ей. На мою нынешнюю зарплату такую мебель не купишь. Честно говоря, я бы и раньше не могла себе это позволить, но Бас добавил мне денег.

– Спасибо за то, что оставил свою корзину у нас. Мы только что пообедали, и ты знаешь, еда была потрясающей.

Он улыбнулся:

– Думаю, ты понимаешь, что это заслуга миссис Стоун. – Повернувшись к Флоре, он пояснил: – Миссис Стоун – моя домохозяйка. Характер у нее твердый как камень. Из таких крепких людей надо надгробные плиты делать. Это она попросила, чтобы я отнес тебе цветы, Кэрон. Ты произвела на нее очень хорошее впечатление.

Когда мы пошли на кухню, чтобы вновь наполнить кофейник, я, усмехнувшись, спросила:

– О каких это надгробных плитах ты говорил? Он снова улыбнулся:

– Все благодаря тебе. Меня очень воодушевило то, что тебе удалось смягчить миссис Стоун. Я подумал, что с ней все-таки можно договориться, пообещав, что не буду упоминать ни о каких пенсиях, и попросил не называть меня юным Джеймсом. В знак благодарности я был готов нанять еще одну женщину, чтобы она помогала ей по дому. Потом сказал, что повышу ей зарплату. Она по-прежнему настаивала на своем. Что же мне для вас сделать, спросил я.

– И она тебя укусила?

– Сначала она сказала, что скорее умрет, чем уступит. А умирать она не собирается. Затем она все-таки смилостивилась и сказала, что она будет продолжать называть меня юным, пока я не перестану обращаться к ней миссис Стоун. Из-за этого она чувствует себя старой развалиной, а она еще молода и полна сил. Тогда я решил, что буду называть ее Надгробная Плита. Или просто Плита. Свежо, не правда ли? Очень оригинальное имя.

– И что же, я тоже должна называть ее так? Неужели для пожилой леди не нашлось более подходящего прозвища?

– Только так. Она сказала, что ей нужен новый имидж, чтобы возродиться к жизни. Она планирует посадить еще одно дерево. – Джеймс криво усмехнулся, – Как ты думаешь, сколько она еще проживет? Лет семьдесят?

Мы засмеялись. Флора принесла тарелку с шоколадным печеньем. Джеймс встал, чтобы расчистить на столе место. Когда она стала его угощать, он с удрученным видом отказался. Разглядывая книги, принадлежавшие Флоре, он увидел коробку конфет. Мы быстро обменялись тревожными взглядами.

– Мои любимые конфеты. Вы, наверное, решили приберечь их до Рождества?

Это был самый хитрый способ выклянчить пару штучек. До Рождества ждать полгода, не меньше.

– Знаешь, Джеймс, по-моему, они несвежие. Срок годности давно истек.

– Да? В таком случае можно я возьму одну конфетку? Раз уж вы их есть не собираетесь.

Он поднес конфету ко рту, как вдруг мы с Флорой повскакали со своих мест, и я выкрикнула:

– Стой! Кто знает, что у них внутри!

Джеймс в удивлении поднял брови.

– А вдруг там мышьяк? Когда мы будем знать это наверняка, будет слишком поздно. Хотя, конечно, может быть, что это самые обыкновенные конфеты. Мы не хотим, чтобы ты рисковал. Друзьями нельзя разбрасываться! – воскликнула Флора.

– Вы их для врагов приберегаете?

– Нет-нет, – сказала я. – Мы бы никому не позволили их есть. Мы специально положили эти конфеты в шкаф, чтобы книжкам не было так одиноко.

– Кэрон, кажется, я чего-то не понимаю. Это что, игра такая?

– Вероятно. Только я в такие игры не играю.

Джеймс посмотрел на нас так, будто мы две старухи из фильма ужасов, которые убивают и хоронят в подвале всех чудаков, которые приходят к ним, чтобы выпить чашечку чая. Флора быстро сказала, что сходит на кухню за коржиками. Я уверена: если врач когда-нибудь скажет ей, что она скоро умрет, она передвинет кровать на кухню.

Тут Джеймс увидел сложенную записку, она лежала у коробки. Да, подвела меня моя философия. Как я могла забыть, что если оставляешь какую-то вещь лежать в одиночестве на открытом пространстве, ею обязательно заинтересуются. Именно поэтому музеи вставляют в массивные рамы маленькие картинки, нарисованные в бледных и мрачных тонах.

Даже не спросив моего разрешения, Джеймс развернул записку и прочитал ее.

– Ее послали вместе с коробкой, так ведь? Скажи, Кэрон, почему ты решила, что слова «Верь мне» означают, что конфеты отравлены?

– Мне кажется это очевидным.

– А если бы здесь было написано «Не верь мне», то что бы ты подумала?

– То же самое. Знаешь, если в кино один человек говорит другому «Верь мне», значит, тому нужно скорее прятать свои денежки.

– Мы же не в кино. Наверняка есть какое-то объяснение тому, что ты восприняла эти слова именно так, а не иначе.

– Да нет же, Джеймс. Если кто-то так говорит, обязательно нужно думать о том, что на самом деле он планирует сделать. Разница может быть огромной. Одно дело, если кто-то просит тебя поверить, что он вернет пять фунтов в пятницу, и совсем другое, если кто-то говорит это, а в действительности хочет зажарить тебя в кляре.

Он пересел ко мне на диван и взял меня за руку:

– Кэрон, эти конфеты послал тебе твой конь или как его там?

– Не хочу даже говорить об этом, Джеймс. Все это так глупо.

– Не думаю, что это глупо. Но я ничего не понимаю. Что за странная загадка?

– Все это очень запутанно.

Он посмотрел на часы.

– Рассказывай по порядку. Можешь не торопиться, у меня лет сорок впереди.

– Ладно, хорошо. Этот проделки моего бывшего сожителя. Лошадь превратилась в большую свинью, видишь ли. Он хочет, чтобы я вернулась, но наверняка это вранье. Он просто злится, потому что ему не нравится, что инициатива исходит не от него.

И теперь он что-то затеял. Конечно, вряд ли он действительно что-то предпримет. Вот, например, он прислал это кресло из Нью-Йорка. Прямо сюда. И еще коробку конфет и записку. Мы думали, что посыльного тоже нанял Бас, чтобы он нас ограбил, но видел бы ты этого беднягу, когда мы его окружили и стали его допрашивать. Эвелин решила, что ты еще один мнимый посыльный. Потому что ты пришел с цветами. Ну, теперь мы во всем разобрались?

Джеймс молчал несколько минут, пристально глядя на меня. Наконец он сказал:

– Нет, я ничего не понял. Попробуй объяснить мне еще раз. Надеюсь, это все-таки займет меньше, чем сорок оставшихся мне лет. – Потом он спросил: – Почему ты думаешь, что он нанял кого-то, чтобы вас обобрать?

Вот черт! Джеймс прирожденный следователь. Из всей моей болтовни он обратил внимание на самое важное слово. Я нерешительно улыбнулась и продолжила свой рассказ. Говорила я очень медленно, обдумывая каждое слово:

– Наверное, это было похоже на любой развод, Джеймс. Люди часто ссорятся даже из-за того, кому достанется паутина в углу. Я взяла только свою одежду и те вещи, которые можно было взять с собой в самолет. Хочешь верь, хочешь не верь. Но это не важно. Даже если бы я оставила ему свою одежду или, наоборот, попросила грузчиков вынести из квартиры всю мебель, он бы все равно вел себя так же. Он хочет, чтобы последнее слово осталось за ним.

– Что ты имеешь в виду под последним словом? Скажи, Кэрон, тебе грозит опасность?

– А ты как думаешь? Если бы твоя бывшая девушка прислала тебе коробку конфет, ты стал бы их есть и предлагать своим друзьям?

Джеймс на минуту задумался.

– Да, она бы их обязательно отравила. Но у тебя совершенно другая ситуация.

– Ничего подобного. Абсолютно такая же, за исключением того, что никто не присылал тебе кресло-качалку.

– Из-за этого негодяя ты как будто живешь в осаде. Это неправильно. Все-таки мы с миссис Стоун не встречаем гостей со скалкой в руке.

– Осторожность не помешает. Джеймс. Но я уверена, что вскоре он встретит другую женщину и тогда оставит меня в покое.

– Не думаю, что он сможет легко позабыть тебя. Джеймс мог бы выиграть конкурс «Друг года»!

Но потом я подумала, что его слова могут иметь оскорбительный смысл. Во время нашего разговора Флора то входила, то выходила из комнаты. Потом на кухне раздался какой-то грохот. Тогда она наконец успокоилась.

– Скажи, Флора, а ты что думаешь? Неужели Кэрон и правда в опасности? – спросил Джеймс.

– Возможно, но не из-за конфет, это точно. Я лично считаю, что он по-прежнему влюблен в нее и хочет, чтобы она вернулась. Не думаю, что он может нанести ей какой-то вред. По крайней мере, не своими руками.

Джеймс задумался на минутку, потом сказал:

– Нет, вы меня не убедите. Я собираюсь съесть все эти чертовы конфеты прямо сейчас!

– А вот и нет, – возразила я. – Я тоже буду их есть, и мы постараемся забыть все то, о чем я говорила.

– Вы опоздали, ребята. Честно говоря, я уже об этих конфетах… позаботилась.

Мы с Джеймсом были просто в ужасе.

– О всех двадцати четырех? – с трудом выдавила я.

Флора кивнула. Потом она, видимо, почувствовала, что мы смотрим на нее как-то странно.

– Разумеется, я их не ела! Просто выкинула. Но коробку я оставила, так что можешь положить ее обратно в шкаф, Кэрон.

Джеймс посмотрел на часы, и я с надеждой спросила:

– Ты торопишься на встречу?

Он явно собирался спросить, почему Флора выбросила конфеты, если она была уверена, что они не отравлены.

Вместо этого он сказал: