Оливия Уэдсли - Песок

Роберт схватил его за руку.

— Самум! — прокричал он и бросился на землю, потянув его за собой.

Сфорцо показалось, что на них надвигается высокая стена песку. Он лежал около Роберта, и горячий песок засылал ему рот, глаза, мешая дыханию и паля огнем. Ветер свистел, принося с собой непроницаемые облака песочной пыли. Затем наступила тишина. Кругом не слышно было ни звука.

— Все прошло, наконец, — раздался голос Роберта, охрипший, еле слышный.

Сфорцо поднялся, и вслед за ним поднялись арабы. Роберт осмотрел свою лошадь, затем, перевязав раны у своих людей, велел собираться в дальнейший путь.

Когда Роберт подошел к брату, он воскликнул:

— Ты ранен?

Он осмотрел раненую руку Сфорцо, залил рану йодом и тщательно перевязал ее.

— Вот теперь все в порядке.

— Очень больно, — не то с улыбкой, не то с гримасой сознался Сфорцо.

— Рана легкая и скоро заживет, — уверял его Роберт.

Затем он добавил:

— Мы опоздали и не доберемся сегодня до нашей цели. Я отдал распоряжение остановиться на ночь в оазисе Орназа. Люди устали.

Сфорцо подошел к своему верблюду. Караван отправился в дальнейший путь.

— Сегодня, — сказал Гамид, — я покажу вам настоящую жизнь пустыни.

Он посмотрел на Каро, освещенную яркими лучами солнца, и загадочная улыбка мелькнула на его губах.

Каро глядела на розы, распускающиеся золотистыми венчиками.

— Вы знаете, у меня сегодня последний свободный день, — сказала она рассеянно. — В субботу я уезжаю в Каир, и завтрашний день мне придется провести в приготовлениях к отъезду.

Гамид молча посмотрел на нее, любуясь ее белоснежной кожей, мягким блеском ее волос, нежными, белыми руками, которые притрагивались к лепесткам красных и желтых роз. Кровь сильно билась в его жилах, когда он думал о ней, о ее нежной красоте, которая сводила его с ума.

Он оглянулся вокруг; голубело далекое небо, в желтом блеске сверкала пустыня. Он мечтал о движении, о быстром беге в сияющую даль. Его лошадь терлась головой о его плечо. Он обнял красивую голову и погладил ее.

Одетый в костюм для верховой езды, Гамид уговаривал и Каро переодеться.

— Это самый удобный костюм, — убеждал он, — хотя часть пути вам придется проехать на верблюде в паланкине.

— Я, пожалуй, переоденусь, — согласилась Каро. — Но мы должны вернуться к десяти часам. Сариа будет очень беспокоиться, если мы опоздаем. Иначе нельзя. К десяти часам я должна быть дома. Так заявила мне Сариа.

— Прекрасно, — согласился Гамид.

Ожидая Каро, он нервно закуривал папиросу за папиросой и бросал их, не докурив до конца. Ему не пришлось долго ждать, но ему казалось, что время тянется бесконечно. Он нервничал, но ни на одно мгновение не колебался, правильно ли поступает. Он не хотел задумываться над этим вопросом, он лишь мечтал о выполнении своего желания, самого страстного желания, которое он испытывал когда-либо в жизни.

Он никогда не мечтал ни об одной женщине так, как мечтал о Каро. Она была недоступной в своем холодном спокойствии и не сознавала своей власти над ним, что лишь усиливало его страсть. Он был слишком умен, чтобы не понимать, что, кроме дружбы, она не испытывала к нему никаких других чувств, и ее ровные дружеские отношения усиливали ее очарование. Он знал, что страсть еще никогда не просыпалась в ней, но что такие женщины, как она, были способны любить глубокой, пламенной любовью.

Каро вышла в сад и подошла к лошадям. Гамид посадил ее в седло, вскочил на лошадь, и они выехали в пустыню по направлению к востоку.

Каро помахала хлыстом Сариа, которая вышла в сад, чтобы, по обыкновению, проводить свою госпожу. Они быстро удалились, и фигура Сариа скрылась из виду.

— Как дивно все вокруг: воздух, небо, пустыня, поездка, которая предстоит нам. Куда вы везете меня, Гамид?

— В мой лагерь. Я хочу показать вам его. Я думаю, что мы сможет вернуться к десяти часам.

В его голосе прозвучала нотка, удивившая Каро.

Она обернулась и внимательно посмотрела на него. Гамид громко рассмеялся, и его беспричинный смех смутил ее.

— Почему вы смеетесь? — спросила она.

— Я вспомнил слова Сариа, которая назначила час вашего возвращения.

Они ехали некоторое время молча, пока не оставили деревню далеко позади.

— Мы никогда еще не ехали этой дорогой, — заметила она.

— Нет, — коротко ответил Гамид.

Они продолжали путь молча.

Пламенные краски заката загорались в небе, когда Гамид внезапно обернулся к ней и невольно воскликнул:

— Как вы красивы!

Слова сорвались с его губ, словно крик наболевшей души.

Каро посмотрела на него, улыбаясь. Его восторженное замечание не оскорбило ее, потому что казалось таким искренним.

— Как вы молоды, — ответила она шутя.

Гамид покраснел.

Выражение его лица смягчилось:

— Такие слова женщины говорят только из чувства нежности.

Его замечание прозвучало словно предупреждение.

Но Каро лишь пожала плечами. Завтра все будет позади, завтра она вернется в Каир, а оттуда в Италию, в Париж, и Гамид навсегда исчезнет из ее жизни. Может быть, она снова встретится с Сфорцо, может быть!..

Наступили сумерки, легкие и прозрачные. Словно по мановению волшебной палочки из песчаных дюн появились люди с верблюдами. Небо пламенело в ярких красках, и розоватые отблески заката падали на землю золотыми и янтарными полосами.

Гамид помог Каро взобраться в паланкин, затем последовал вслед за ней внутрь его. Верблюд поднялся и двинулся в путь.

— Хотите закурить папиросу? — спросил голос Гамида из бархатной темноты.

Он достал свой портсигар и крошечную золотую зажигалку. Запах дыма наполнил узкое пространство. Каро отодвинула занавес и взглянула в темнеющее фиолетовое небо.

— Какая дивная ночь! — сказала она.

Гамид повторил ее слова. Он наклонился к ней, притронувшись к ее руке. Каро отодвинулась. Он пробормотал извинение, но она знала, что прикосновение к ее руке не было случайным.

«Я не должна была ехать с ним, — подумала она с нетерпением. — Во всяком случае, это приключение скоро будет позади».

Верблюд шел вперед. Каро показалось смешным, что она сидела в паланкине, словно восточная женщина. Она хотела, чтобы путешествие кончилось поскорее.

— Наверно, уже очень поздно? — заметила она. — Может быть, вернуться, не увидев вашего замечательного лагеря?

— Уже недалеко, — ответил Гамид спокойно.

Но, несмотря на его уверения, нигде не было видно и следа лагеря. Кругом простиралась пустыня: безбрежное серовато-белое пространство, а над ним высокий свод темнеющего неба.

Каро невольно вздрогнула. Гамид взял ее руку. Каро чувствовала горячее биение его крови, и казалось, что волнующий жар его сухой, сильной ладони передавался ей.

По возможности спокойно она сказала:

— А… ваша рука такая теплая: надеюсь, я не простудилась, я вздрогнула от холода.

— Я могу дать вам лекарство в моем лагере, — ответил Гамид, все еще не выпуская ее руки.

— Я уверена, что уже поздно, — снова начала Каро.

Она попыталась отделаться шуткой:

— Как вы думаете, не лучше ли нам вернуться теперь, чтобы вовремя быть дома?

— Мы дома, — сказал Гамид, — в моем доме. Посмотрите!

Огни костров внезапно показались вблизи. Запах дыма донесся в паланкин, раздались звуки голосов и лай собак, ржание лошадей, весь шум большого оживленного лагеря.

Верблюд опустился на колени. Многочисленные арабы с горящими факелами окружили их, когда Гамид вынес ее из паланкина.

Сквозь толпу арабов он повел ее по плетеному ковру в большую палатку. Ее смутные опасения и еле сдерживаемый гнев прошли при виде окружавшей ее роскоши. Белые стены палатки были покрыты драгоценными, вышитыми шелком коврами. На полу лежали ковры, которым не было цены. У шелковых стен стояли низкие диваны с замечательными подушками, прекрасный рояль и стол, уставленный золотой посудой. Всюду во всех углах были огромные вазы с розами, с красной геранью, с цветами мимозы и пальмовыми листьями.

Гамид исчез. На пороге бесшумно появилась девушка и, поклонившись Каро, повела ее в следующую маленькую комнатку, где на маленьком столике стоял хрустальный сосуд с водой, флаконы всевозможных духов, пудра и даже помада для губ.

Легкая насмешливая улыбка появилась на губах у Каро. Она знала, что Гамид любил роскошь, но не подозревала до какой степени. Она привела себя в порядок и вернулась в большую круглую комнату.

Гамид встал ей навстречу. Он успел переодеться в арабский костюм.

Каро улыбнулась, но невольно, при виде его высокой фигуры в живописном одеянии, смутное чувство тревоги снова проснулось в ней. Она старалась не поддаваться страху, забыть свои неясные опасения.

Они сели к столу. Гамид сидел на груде подушек. Высокий слуга в белом бурнусе явился с большой золотой чашей для омовения рук. Каро следила за всеми движениями Гамида, когда слуга опустился перед ним на колени, протянув ему чашу.

«Словно в арабской сказке», — подумала она с иронией. И должна была все же сознаться, что это одеяние придавало Гамиду какое-то спокойное достоинство, преображавшее его.

Обед продолжался долго. Он был очень обильный и прекрасно приготовлен французским поваром. Вина, подававшиеся к столу, были редкие и очень дорогие. Гамид не притронулся к ним, а Каро выпила лишь несколько глотков. Затем явившиеся слуги бесшумно вынесли стол из палатки.

Каро встала и подошла к выходу. Ночь, прохладная и звездная, простиралась над безмолвной пустыней. Каро остановилась, опершись рукой о раму полотняной двери и глядя в темноту. Гамид встал и подошел к ней.