Оливия Уэдсли - Песок

— Я напугал вас, миледи? — услыхала она тихий голос проводника Гассана. — Я сторожу здесь всю ночь. Кругом нет никого, кроме пустыни, — он протянул свою длинную руку, и желтый свет лампы отразился в его темных глазах.

Он отошел и низко поклонился ей.

— Миледи хочет посидеть в этой комнате?

Каро покачала головой:

— Нет, я только хотела взять книгу.

Она взяла французскую книгу и, желая услышать человеческий голос, спросила Гассана:

— Вы уже бывали здесь прежде?

Глаза араба странно блеснули, и он медленно ответил:

— Все знают эту виллу, миледи. Леди и джентльмены часто осматривают прелестную виллу «Зора».

— А почему же ее владелец отдает ее внаем? — спросила Каро.

Снова какой-то блеск появился в глазах Гассана, и он неопределенно ответил:

— Я не знаю, миледи.

Он сделал легкое движение, чтобы удалиться, но Каро не хотела оставаться одна.

— Чья барка остановилась на противоположном берегу, Гассан? — спросила она рассеянно.

Гассан развел руками:

— Это барка перса Мира Джокима, миледи. Он, я думаю, устроил праздник на борту.

— Но я слышала, что Мир Джоким, владелец виллы, уехал в Персию.

— Не знаю, миледи, может быть, — медленно ответил Гассан.

Прежде чем Каро успела задать новый вопрос, он вышел из комнаты, и мягкий звук его шагов замер в отдалении.

Взяв книгу Роше-Брюнна о Востоке, Каро вернулась в свою комнату. Она устала и хотела спать. Потушив лампу, она легла в постель.

Последней мыслью перед сном было воспоминание о пустыне, которая простиралась вокруг маленького оазиса из роз под темным небосводом, усеянным звездами.

На следующее утро явился Гассан и с глубоким поклоном заявил, что он приготовил ей какой-то сюрприз. Каро последовала за ним во двор позади виллы, и Гассан с видом заговорщика повел ее к полуоткрытой двери. На его громкий зов появился нубиец, который вывел во двор верблюда. На спине его возвышался удобный паланкин.

— Может быть, миледи хочет проехаться верхом? — предложил Гассан торжественно. — Вот, — указал он на верблюда. — Я поеду на осле, а может быть, тоже на верблюде.

С радостным удивлением Каро разглядывала молодое животное, не зная, на что решиться.

— Я никогда не ездила на верблюде, Гассан, — сказала она.

— Попытайтесь, миледи, — предложил Гассан с радостной улыбкой. — Очень хорошее животное и прекрасная прогулка. Мы можем отправиться осмотреть забытый храм, находящийся в пустыне, — с улыбкой уговаривал он.

Каро рассмеялась и пошла переодеться для прогулки, радуясь маленькому приключению.

Гассан помог ей взобраться в паланкин и заставил верблюда подняться с земли. Молодой араб сел на другого верблюда, и они поехали. Каро тихо раскачивалась в такт мерного шага верблюда.

Утро было прозрачно-ясное, жаркое, но освеженное легким, почти прохладным ветром, и под мерный бег верблюдов Каро казалось, что она находится во сне. Гассан тихо напевал про себя. Иногда вдали подымался тонкий столб пыли, рассыпаясь золотистыми песчинками, словно тая в прозрачном воздухе. Высоко в бездонной глубине голубого неба реяли птицы, и, когда они спускались ниже, далекий крик их доносился до слуха всадников. Они подъехали к развалинам храма, где подымались высокие колонны, у подножия которых скользили зеленые ящерицы, которые исчезли с шуршанием при появлении всадников. Глубокий золотой покой пустыни царил повсюду.

— Здесь поклонялись давно забытому Богу, — сказал Гассан задумчиво и умолк, глядя вдаль.

Каро казалось, что она одна со своими мыслями в знойном молчании пустыни. Она смотрела на массивные, сломанные колонны, построенные некогда в честь какого-то Бога, и при виде их думала о канувших в вечность столетиях, об исчезнувших поколениях, некогда поклонявшихся здесь забытому теперь божеству.

У подножия колонны мелькнула ящерица и исчезла среди камней.

Не говоря ни слова, боясь прервать очарование тишины, Каро вошла в храм, где царили полумрак и прохлада. Но она не оставалась долго среди развалин и снова вышла в золотое сияние дня.

Когда она вернулась домой, цветущий сад показался ей пестрой сказкой, возникшей из сверкающего миража пустыни.

Два садовника поливали розы, мальчик-нубиец играл на свирели. Из виллы доносились звуки голосов, позвякивание посуды. Накрывали стол к завтраку.

— Сариа, — позвала Каро свою камеристку, входя в дом. — Я знаю теперь, что буду любить это место.

Гассан в восхищении кивнул головой.

Сариа медленно ответила:

— Надеюсь, мадам.

Она знала изменчивое настроение Каро, переходившее от глубокой печали к беспричинной жизнерадостности.

Веселое настроение Каро продолжалось до вечера. Когда наступили короткие сумерки и с далекой барки на Ниле донеслись звуки музыки и смеха, она глубоко вздохнула и подумала:

«Я хотела бы, чтобы приехал кто-нибудь, с кем бы я могла поговорить и посмеяться».

Она вспомнила Париж, дни, проведенные в обществе Сфорцо, тот вечер, который они провели в его имении. Она видела перед собой дом с широкой террасой, обвитой плющом, темный сад, в котором носились светлячки. Они сидели все на террасе в удобных, низких креслах, шутили и смеялись. Все воспоминания, связанные с Сфорцо, всплывали перед ней; она видела его взгляд, странный и глубокий, слышала его тихий голос. Однажды они поехали в какое-то местечко осмотреть старинную церковь. Сфорцо управлял автомобилем, и она невольно любовалась его прекрасными, тонкими, нервными руками, державшими колесо. В церкви, полутемной и прохладной, Каро присела отдохнуть и, утомленная жарким днем и долгой ездой, невольно задремала. Она проснулась словно от толчка, и первым, что она увидела, было лицо Сфорцо, склонившееся над ней. Их взоры встретились на одно мгновение, и в его глазах она прочла какое-то странное, сдержанное волнение. Она рассмеялась и встала, и они вскоре уехали в автомобиле.

Каро сама удивлялась силе своего чувства; она никогда не думала, что была способна на такую любовь.

Закат алел, горя пурпуровыми красками, которые постепенно бледнели и угасали в небе.

«Вторая ночь», — подумала Каро со вздохом.

Она обошла виллу и увидела, что вдали, в пустыне, с далеких костров подымались тонкие струи дыма. Во дворе сидела группа арабов, куря и разговаривая. Один из них поднялся и подошел к ней. Это был Гассан.

— Караван остановился в пустыне, миледи, и нубийцы говорят, что по этому поводу в деревне всю ночь будут танцы. Миледи желает поехать посмотреть их?

— Думаю, что поеду, — ответила Каро.

— Хорошо. Я приду позже за миледи.

Каро едва успела пообедать, как явился Гассан. Каро быстро поднялась и последовала за ним по узкой, каменистой дорожке, ведущей в далекую деревню.

Гассан расхваливал танцовщиц, которых они должны были увидеть.

— Они недавно танцевали в Каире, — добавил он с гордостью.

Танцы должны были начаться в маленьком здании кофейни, находящейся в начале деревни. Гассан бесцеремонно растолкал группу арабов и принес стул для Каро. Воздух был душный и насыщен благовониями. Каро испытывала разочарование. Танцовщицы, столпившиеся в углу, показались ей некрасивыми, почти смешными в своих дешевых, унизанных блестками украшениях.

— Я не останусь здесь, — внезапно встав, сказала она Гассану.

Несмотря на упрек, который ясно читался в глазах Гассана, Каро направилась к выходу, и проводник последовал за ней. Он проводил ее до виллы, молча поклонился и исчез.

— Вам не понравились танцы? — спросила Сариа.

— Было слишком жарко, — ответила Каро.

— Всегда душно и мало места в этих маленьких африканских кофейнях, — заметила Сариа и после небольшой паузы добавила: — Здесь проезжал недавно молодой араб на замечательной лошади. Он был весь в белом, с белым тюрбаном на голове и прекрасно сидел в седле. Лошадь шла неспокойно, и он, смеясь, успокаивал ее, гладя ее по шее. Когда я увидела его лицо, я испугалась, так он был похож на маркиза Сфорцо. Вылитый его портрет, только более загорелый.

— Это, должно быть, брат маркиза, мистер Эссекс, — сказала Каро. — Я жалею, что не видела его.

Каро долго оставалась в саду со смутной надеждой, что, может быть, неизвестный всадник вернется. Было прохладно и тихо. Сладко благоухали розы в темном саду. Каро чутко прислушивалась к неясным звукам, доносившимся из деревни. Никто не приехал.

Среди всех разнообразных впечатлений последних дней в Гамиде просыпалось одно страстное желание — увидеть Каро. Мысль о ней мучила его.

«Я схожу с ума по ней, — сознавался он сам себе и с лихорадочной тоской мечтал о встрече с Каро. — Я должен поехать, должен увидеться с ней».

Влияние его европейского воспитания было забыто. Когда он думал о Каро, о своей любви к ней, в нем просыпался первобытный варвар, не знавший преграды своим желаниям.

Он глубоко вздохнул и вздрогнул, когда голос Рабун Бея произнес за его спиной:

— Мечтаете?

Холодный блеск голубых глаз Гамида встретился со спокойным, почти насмешливым взглядом старика.

Рабун Бей улыбнулся. Он погладил двумя пальцами свою остроконечную бородку и спросил:

— Где Фари?

— У себя, — коротко ответил Гамид.

Появление Рабун Бея напомнило ему о его молодой жене. Гамид не тяготился своей женитьбой. Она была необходимой; к тому же ему нравилась Фари. Сквозь тонкую пелену дыма, подымавшегося из его трубки, он наблюдал за лицом Рабун Бея. Подозревает ли тот о его чувстве к другой женщине? При проницательности, свойственной старому ученому, это было весьма возможно, и холодный гаев проснулся в Гамиде при мысли о том, что его отец и Рабун Бей связали его свободу этой женитьбой.