Поначалу симптомов беременности не было. Ну, задержка, подумала я, тем более, что такое случалось не раз. Ну, тошнит меня от запаха кофе — так замечательно, чай с лимоном намного вкуснее. Ну, раздражительная в последнее время — так переезд, смена обстановки, коллектива — стресс сумасшедший. Привыкну.

А вот когда меня чуть не вырвало на белые брюки Матвея, я все поняла. Едва дождалась вечера, чтобы купить тест. Сначала один. Потом снова выбежала в аптеку и купила еще три. Две красные полоски были категоричны, и не смотря на свою параллельность, ставили крест на моем будущем.

В какой-то момент мне начало казаться, что Матвей догадался. Каждый раз, когда я ловила его задумчивый взгляд на себе, ждала разоблачения. Но он молчал. Я тоже. А тошнота становилась навязчиво-невыносимой.

Я не помнила, когда последний раз ела с удовольствием и без последствий над унитазом, когда высыпалась и когда голова не пухла от мыслей: «что делать?» Именно это я спрашивала у зеркала, чистя зубы, у кнопок в лифту, у безымянных сотрудников, несущихся по ступеням офиса, у молчаливого Матвея, когда он был занят и не мог прочесть по глазам, у эсмс-ок, которые сбрасывала сама себе.

И никто не отвечал. Ни зеркало, ни кнопки лифта, ни сотрудники, ни Матвей, ни я. Тупик. Пока в одно обычное, в общем-то, утро офис-менеджер Машенька, стоящая в курилке у туалета, не ляпнула:

— Не иначе девочка родится — совсем тебя измучила.

Я остановилась. Сигаретный дым вызывал рвотный рефлекс. Или его вызывала Машенька. Заставляла себя сделать хоть шаг, но ноги не слушались.

— Мальчишки красоту у матерей не забирают, — продолжила Машенька, мило улыбаясь. — Так что пусть бы уже папка ваш бантики покупал.

Я могла начать отнекиваться, могла сделать скандал, но больше всего мне хотелось ее ударить. Желание было сильным, мне даже удалось отлепить ноги от пола и приблизиться к Машеньке.

Она выпустила мне в лицо струю дыма.

— Прости, — смешок, — промахнулась.

Я представила, как вцепляюсь в ее наращенные волосы, как впечатываю личико с татуажными губками в батарею и с наслаждением вслушиваюсь в громкие визги. Сладкая музыка для беременных.

Я зажмурилась, открыла глаза. Губы Машеньки не устали растягиваться в насмешливой улыбке, а я устала бездействовать.

— Заместитель заместителя — это что получается? — рассмеялась она. — Как же иначе должность-то зовется?

Она решила, что отец ребенка — Матвей. Мне стало смешно и тоскливо, стало так жаль, что она ошибается.

— Получается, — сказала я, — что, как ни крути, эта должность гораздо выше твоей.

Общение с Матвеем пошло на пользу — мне удалось не выдать голосом раздражение. Удалось вывести Машеньку своим спокойствием. Желая добиться эффекта сильнее, я сказала:

— И если ты так осведомлена о моих постельных делах, скажи папке про бантики сама. Уверена, ты догадываешься, куда он тебя пошлет.

Она захлопала искусственными ресницами, открыла пухлый ротик, закрыла, и когда я возликовала, взорвалась бомба.

— Здравствуйте, Матвей Матвеевич, — сказала Машенька, глядя куда-то за мое плечо. — Конечно, это только мои наблюдения… Меня так бабушка учила… Но она говорила, что если красота уходит, то… Поздравляю! У вас будет девочка!

У меня все еще был шанс, что она блефовала. Был до того момента, как я услышала:

— Не имею привычки посылать женщин.

Матвей. Я обернулась, ожидая увидеть в его глазах презрение, недовольство, холод — я была готова ко всему, кроме нежности. Она искрами прошла по телу, бросив в жар, окатив холодом, сковав движения.

Я ошиблась. Он не может чувствовать того же, что и я. Тем более сейчас, когда все слышал.

— Предпочитаю более радикальные меры, — сказал Матвей, — Как вы думаете, Машенька, если среди сотрудников появился источник сплетен, он разлагает корпоративный дух компании?

— Я…

— Думайте, Машенька, думайте, или вы хорошо только ротиком работаете?

— Нет, я…

— Неужели Роман мне лгал? — Голос Матвея понизился до шепота. — А так красочно описывал. Во всех рабочих подробностях. Не переношу ложь. Передайте ему, чтобы написал заявление вместе с вами.

— Нет, я, нет… Не надо, пожалуйста, он ведь не простит, он… — жалобно протянула Машенька.

— Значит, он — все-таки ваш любовник?

Я услышала всхлипы и сквозь них:

— Да, я… То есть, мы…

— Если вы напишете заявление прямо сейчас, вас рассчитают как положено, с премиальными и выходным пособием. Я лично прослежу за этим, если нет… Минута пошла.

Я раскашлялась от дыма, который Машенька в отместку все еще выдыхала на меня. Мне снова стало дурно.

— Иди в кабинет, работы много, — сказал Матвей и слегка подтолкнул. Нет, поняла я, встретившись взглядом — не было нежности. Придумала сама себе.

Поднимаясь по ступенькам, услышала:

— Десять секунд.

Неужели Машенька напишет заявление? Она ведь может сказать, что подчиняется не заместителю генерального, а непосредственно директору филиала, а тот, с учетом их близких связей, защитит любовницу. Или я не права?

— Ты ошибаешься, — пояснил Матвей, когда я задала ему этот вопрос. — Да, функционально она подчиняется директору филиала, но директор филиала — мне. И если бы он вступился за нее, тем самым обозначил, что не согласен с моим решением. Я могу многое простить, кроме сплетен и посягательств на свой авторитет.

Он сделал два кофе, чуть слышно выругался, вылил в мойку, бросил в большие чашки два пакетика с зеленым чаем, залил кипятком.

— Пора перестать пить чай в пакетиках, — сказал, отдав одну чашку мне. — Там только красители и никакой пользы. Какой у тебя срок?

Мне все еще сложно было говорить об этом, наверное, я надеялась, что однажды проснусь и пойму: кошмар закончился. Я даже матери ничего не сказала. Как это выглядит со стороны? Еще одна история провинциалки? Уехала покорять большой город и принесла в подоле. Аплодисменты.

Моей беспечности не было оправданий, но я их искала.

— Я узнала уже в Киеве.

— Я тоже.

Горячий чай успокаивал, с ним было проще говорить о таких вещах, проще признаваться в невольном обмане. Я с удовольствием разгрызла сухарик и спросила:

— Давно?

— Одновременно с моими белыми брюками. Какой у тебя срок? — повторил Матвей.

— Тест говорит только да или нет, — я попробовала отшутиться.

— Ясно. Запиши в мой план поездку к гинекологу. — Он посмотрел на часы. — Скажем, в семнадцать ноль ноль.

— В пять у тебя встреча с руководителем «Мега»

Эта сеть магазинов упорно отказывалась от нашей продукции, но, кажется, Матвей сумел к ним подступиться.

— Встреча перенесена на завтра, на то же время. Внеси в ежедневник.

— Ее перенес ты?

— У меня были веские причины? Ее перенесла другая сторона.

Действительно, как глупо я, должно быть, выглядела со своими назойливыми вопросами. Мир не обязан вертеться вокруг меня только потому, что вскоре я сама превращусь в шар.

Матвей подвез меня к клинике, повторил номер кабинета гинеколога, но остался в машине. Если бы он сидел под кабинетом врача вместе со мной, его бы наверняка приняли за отца ребенка. Он, кстати, как я ни подводила, не желал говорить о том, что произошло в курилке.

— Она уволена, — бросил, поднявшись в наш кабинет.

И все.

Конечно, к чему ему компрометировать себя и идти вместе со мной, размышляла я, поднимаясь по ступенькам, и понимала, что-то здесь не сходится. Но что?

— Три недели, — констатировала гинеколог. — Если надумаешь делать аборт, лучше сразу.

— Я пока…

Она сделала запись в толстой тетради, перелистала, посмотрела на меня поверх очков.

— Первая беременность — аборт нежелателен.

— Я пока… Вы знаете…

— Пока посоветуешься с папашей. Хорошо. Свободна. До следующей встречи. И запомни: не затягивай.

Я вышла из душного кабинета. Чуть не потеряла сознание, взбираясь на кресло гинеколога — вот было бы смеху. А теперь о серьезном. Три недели — значит, приблизительно, за день до визита пассии Артема с разоблачениями. Ирония, не иначе. Она шантажировала своей беременностью, и я повелась, хотя в тот момент тоже зачала ребенка и могла вести себя так же, не делая скидок.

Пузатый неухоженный коротыш лишил моего ребенка отца. Я, конечно, тоже не безгрешна, поддалась порывам. Вернуться к Женьке я не могла по причине гордости и того, что он собирался жениться. Да, можно было встать на дыбы, помешать свадьбе, прибегнув к шантажу и все такое, но что это даст?

Три разрушенных жизни? Если брать во внимание будущую жену Женьки, то четыре. Она ведь может оказаться не куклой и не шлюхой, как представил ее Артем. Да, он вполне мог ошибаться, как и его мать, считая меня потаскушкой.

Я вернулась в машину Матвея.

— Какой у тебя срок?

Мне бы обратить внимание на вопрос — один и тот же, настойчивый, в третий раз, но в голове крутилось одно:

— Ты меня уволишь?

— Какой у тебя срок? — Он взял меня за подбородок, заставил посмотреть в глаза. И когда я ответила, выдохнул в губы: — Я хочу тебя.


Глава № 22


Я смотрела на спящего Матвея и поверить не могла, что этот мужчина лежит в моей постели, после бурного секса, и секса со мной.

Господи, если для того, чтобы это случилось, нужно было забеременеть, жаль, что этого не произошло раньше. Он был ненасытен. Тот, кто говорил, что я не в его вкусе. А мне было мало. Того, кто говорил, что я не в его вкусе.

Мне хотелось вечность кончать от одного его взгляда. Хищного. Требовательного. Властного.

Мое тело стало гораздо чувствительней и рассыпалось искрами от малейшей ласки. Полагаю, будь я такой всегда, Артем бы не посмел сказать, что у нас нет будущего.