Грэлэм отлично помнил свои прогулки по извилистой тропинке мыса Сент-Эгнис. Тогда он был еще мальчиком и изучал пещеры и бухты, изрезавшие морской берег. Именно в то время почувствовал, как дикая красота Корнуолла проникла в самую его душу и воспламенила ее любовью к этому краю. Рыцарь повернулся в седле. Подальше от берега, за зубчатыми скалами, он увидел ряды покатых холмов, где паслись овцы и крупный скот, а ниже фермеры возделывали землю.

Это была его земля. Его дом. Его народ.

За спиной Грэлэма, как грубо вытесанный монолит, вздымался Вулфтон, бывший крепостью де Моретонов со времен Вильгельма Завоевателя, пожаловавшего эти земли Альберу де Моретону после битвы при Гастингсе[1] более двухсот лет назад. Альбер снес с лица земли деревянную саксонскую крепость и воздвиг каменный замок, чтобы оборонять северное побережье Корнуолла от мародеров-датчан и алчных французов. В штормовые ночи зажигались фонари на двух башнях, обращенных к морю, упреждая моряков, чтобы те не налетели на усеянное смертоносными скалами побережье.

Издали рыцарь видел каменщиков, приводивших в порядок обветшавшую обращенную к морю стену замка, немало претерпевшую от ярости морских штормов, обрушивавшихся на нее уже в течение двух веков. Сокровища, вывезенные им из Святой Земли, были проданы за приличную цену, что дало возможность восстановить стены Вулфтона, починить надворные постройки, казармы, где размещались его солдаты, и купить овец и коров, а также с полдюжины лошадей. Что же касалось большого зала и верхних комнат, то их вид не особенно изменился со времен Альбера. Прежде это особенно не беспокоило Грэлэма, но по возвращении в Вулфтон с месяц назад он стал подумывать о том, чтобы обставить замок получше. Высокие стены большого зала под закопченными балками стали казаться ему убогими и голыми. Грубо вытесанные и покрытые столь же грубой резьбой столы на козлах и деревянные стулья, включая и его более пышно отделанный стул, казались теперь вызывающе бедными. Камыш, нарезанный и разбросанный по каменному полу, не издавал столь свежего и сладкого запаха, как в Бельтер, и здесь не было ни одного ковра, который бы заглушал звук шагов, производимых ногами, обутыми в тяжелые сапоги. Комфорта и уюта, грустно думал хозяин замка, нет даже в его огромной спальне. Давно усопшая первая жена Грэлэма Мари, кажется, не придавала этому особого значения, как и ее сестра Бланш де Кормон. Но, может быть он просто размяк и изнежился, раз хочет такой роскоши, к какой привык в экзотической восточной стране?

Его доверенный управляющий Рольф, поддерживавший порядок в Вулфтоне, пока Грэлэм воевал в Святой Земле, был безупречен, но ему пришлось столкнуться с серьезными вопросами, ожидавшими возвращения хозяина и порожденными его отсутствием. Грэлэму предстояло вынести суждение в некоторых спорных случаях, примирить вступивших в распри подданных, вышколить отвыкших от настоящей работы слуг. Дворецкий Блаунт хорошо справлялся со своими обязанностями, но даже он не мог заставить работников производить больше ткани или приструнить прислуживавших в замке бабенок, чтобы они содержали дом в большем порядке. Однако заботы позволили Грэлэму окунуться в приятное для него дело — управление своим замком и землями. Большинство людей, живших в замке Вулфтон, зависели от него и только от него.

Грэлэм снова вспомнил о Бланш де Кормон. Он вернулся в Корнуолл и нашел ее проливающей обильные слезы. Это было месяц назад. Он сперва даже не узнал эту женщину, пока она не напомнила ему, что приходится единокровной сестрой его покойной жены Мари. Да, это была та самая робкая, тихая Бланш, теперь овдовевшая и не имевшая в мире ни одной близкой души, кроме него. Она приехала в Вулфтон за три месяца до него. Блаунт не знал, как с ней поступить, и потому она осталась в замке до возвращения Грэлэма. Бланш была еще не стара, лет двадцати восьми, но тонкие линии, порожденные скорбью, уже пролегли у нее вокруг рта и карих глаз, взиравших теперь на Грэлэма с благодарностью. Двое ее детей, девочка и мальчик, рассказывала она — и при этом ее нежные губы дрожали, — находились в Нормандии, у ее кузена Робера, который принял их на воспитание. Саму Бланш там не привечали, потому что молодая жена Робера Элиза была очень ревнивой и не поощряла его сторонних привязанностей.

Ладно, решил Грэлэм, ему не будет вреда от ее пребывания в Вулфтоне. Она ухаживала за ним, сама подавала обед, чинила его одежду. Странно, думал рыцарь, почему слуги, живущие в замке, ее не любят. Хотелось бы ему знать причину — ведь женщина держалась так скромно и ненавязчиво.

Мыслями Грэлэм снова вернулся к предстоящему визиту в его замок герцога Корнуоллского. Дядя короля Эдуарда был ему все равно что второй отец и даже, пожалуй, заботился о нем больше, чем первый. Но несмотря на то что их связывали глубокие и нежные узы привязанности, Грэлэм ревностно молился, чтобы герцог не потребовал от него каких-либо услуг. Года жизни, проведенного в Святой Земле в непрестанных битвах с сарацинами, было, он считал, вполне достаточно для любого воина.

С этими мыслями Грэлэм повернул своего Демона от края утеса и поскакал по дороге на север, к замку Вулфтон.


Заслышав звук копыт приближающегося коня, Бланш де Кормон отдернула кожаную занавеску на окне своей комнаты и теперь наблюдала за Грэлэмом, галопом проскакавшим во внутренний двор замка. Она в который раз отметила грациозную посадку его мощного тела, и ее охватило возбуждение. Пальцы Бланш изогнулись — она представила, как проводит ими по его густым черным волосам. Как похож он был на ее мужа и как в то же время отличался от него! Черт бы побрал ее Рауля и его низкое сердце! Она надеялась, что он наконец истлел и теперь пребывает в преисподней. Грэлэм, как и Рауль, считал само собой разумеющимся, что она прислуживала ему, как любая служанка, но в отличие от Рауля Грэлэм был красивым и мужественным, и женщина знала, что любая служанка в Вулфтоне с радостью и охотой разделила бы его ложе. И уж конечно, Грэлэм ни разу не поднял на нее руку. Но, цинично подумала Бланш, она ведь еще не жена ему. А жена, как ей было известно по собственному горькому опыту, — такое же достояние мужа, как и все остальные его владения, подданные и имущество. Пока она знала свое место и ублажала мужа, он обращался с ней не хуже, чем с охотничьей собакой или боевым конем.

Бланш прикусила губу, размышляя о том, сколько ей еще предстоит притворяться скромной и застенчивой, сколько еще придется играть роль бедной робкой вдовицы, которую она инстинктивно приняла, когда Грэлэм вернулся в Вулфтон. В свое время Рауль преподал ей хороший урок, показав, что ее гордость, ее язвительный язычок и живость — вовсе не те качества, которые мужчина может приветствовать в жене. То же относилось и к ее упорству. Но она полагала, что должна проявить упорство, если это касается Грэлэма. Бланш желала его заполучить и знала, что получит. Вдова и бедная родственница не могла рассчитывать на приличное место в жизни. Ни у нее, ни у ее детей не было настоящего дома и будущего. Возможно, думала молодая женщина, сейчас как раз время поощрить Грэлэма, может быть, даже прокрасться однажды ночью в его постель, если та окажется никем не занятой.

Она выйдет замуж за Грэлэма, а потом заберет в Корнуолл своих детей. Бланш скучала по ним, особенно по сыну Эвиану, умному пареньку восьми лет. Ее решение отправиться в Корнуолл было принято прежде всего ради него. Он станет наследником Грэлэма, потому что Бланш приняла решение не рожать больше детей. До сих пор воспоминание о боли, которую она испытала, когда разрешалась от бремени дочерью, заставляло ее стискивать зубы. По крайней мере деторождение не убило ее, как Мари.

Бланш прервала воспоминания и отвернулась от окна. Она решила, что встретит Грэлэма в большом зале, отошлет служанок, как бы они ни хмурились, и сама подаст рыцарю эля. В последний раз оглядев себя в полированное серебряное зеркало и накрутив на палец выбившийся из прически локон черных волос, чтобы выглядеть привлекательнее, молодая женщина несколько раз повторила про себя: «Я должна ему понравиться, должна».

К ее разочарованию, оказалось, что Грэлэма сопровождал его рыцарь Гай де Блазис. Бланш не доверяла Гаю, несмотря на его красивую внешность и учтивые манеры, потому что чувствовала — он догадывается о ее планах и не одобряет их. Тем не менее она заставила себя улыбнуться приветливой улыбкой, которую будто приклеила к губам, и грациозной походкой двинулась вперед. Ее мягкое шерстяное платье шурша подметало покрытый тростником пол.

— Добрый день, милорд, — приветствовала она Грэлама, улыбаясь при этом загадочной, лукавой улыбкой.

Рыцарь прекратил разговор с Гаем и переключил внимание на нее.

— У меня есть новости для тебя, Бланш. На следующей неделе нам нанесет визит герцог Корнуоллский. Я не знаю численности его свиты, но догадываюсь, что он приведет с собой пол-армии. Таков его обычай. По крайней мере, — продолжал де Моретон, обращаясь уже к Гаю, — к этому времени казармы будут закончены, поэтому его людям будет где спать. До их приезда нам следует еще раз поехать на охоту. Будем молить Бога, чтобы попалось что-нибудь покрупнее кролика.

— Хотя бы олень, милорд, — отозвался Гай. — Мы разделим наших людей на три охотничьих отряда.

— Не угодно ли эля, милорд? — подала голос Бланш. — И вам тоже, Гай?

Грэлэм рассеянно кивнул; мысли его блуждали где-то далеко.

— Да, подай и Гаю, Бланш.

Бланш заметила, как Гай улыбается ей, и нахмурилась, но все же вышла из зала, оставив при себе свое замешательство. Гай выждал, пока Бланш не скрылась из виду.

— Есть ли вести из Франции, милорд? От Мориса де Лориса?

— Нет. А что бы я мог от него узнать? Что Жоффрей опять пытается отобрать у него Бельтер? Я молю Бога, чтобы де Лэси держал в ножнах свой предательский меч, по крайней мере до тех пор, пока я не покончу с ремонтными работами в Вулфтоне.

— Сомневаюсь, что он решится на открытое выступление, — сухо заметил Гай. — Думаю, ему больше свойственно действовать исподтишка. Скорее он наймет людей, чтобы они выполнили за него всю грязную работу.