На мгновение рыцарь замолчал, потом тяжело вздохнул.

— Эта бедная девушка, — сказал он. — Я так и не видел ее, милорд, но слуги много рассказывали мне о ней, как и люди ее отца. Они считали ее прелестным и добрым существом, нежным и веселым. Какая жалость, что она умерла такой молодой.

Грэлэм снова представил безжизненные пальчики Кассии в своей руке, когда священник бубнил слова свадебной службы. Он был так погружен в воспоминания, что, когда вновь появилась Бланш с подносом, на котором стояли два кубка, наполненные пенистым элем, только кивнул.

— Благодарю, Бланш.

По тону, каким это было произнесено, женщина почувствовала, что хозяин замка хочет, чтобы она удалилась. Бланш заметила, как Гай бросил на нее презрительный взгляд, и, подняв бровь, ответила испепеляющим блеском глаз. Черт бы его побрал, подумала она, он обо всем догадался, прочел ее мысли!

— Не стоит благодарности, милорд, — сказала Бланш нежно. — Но, может быть, вы, Грэлэм, когда закончите свою беседу с Гаем, уделите мне несколько минут? Я хочу обсудить прием герцога.

Грэлэм. Впервые она назвала его так неделю назад, и, кажется, он не заметил ее фамильярности. Возможно, ей удалось добиться некоторого успеха в отношениях с ним.

— Нынче вечером, леди. — Де Моретон отер с верхней губы пену от эля. — Сейчас мне надо посмотреть новую кобылу.

Гай громко расхохотался, не отрывая глаз от лица Бланш.

— Кого вы имеете в виду, милорд: эту прекрасную маленькую арабскую лошадку или молодую двуногую кобылку по имени Нэн?

— Думаю, обеих, — ответил Грэлэм, поднимаясь с места. — Так ты говоришь, ее зовут Нэн?

— Да. Она, конечно, не девица, но прекрасна, как роза, на лепестках которой сверкают капли утренней росы. И она такая молодая, милорд, — продолжал Гай, понимая, что Бланш прислушивается к их разговору.

Дело не в том, что ему не нравится Бланш, думал он, наблюдая из зала за Грэлэмом, спускавшимся по старинной дубовой лестнице. Она, пожалуй, даже прелестна. Его тело отзывалось на ее красоту, но, замечая ее игры с Грэлэмом, Гай понимал, что она вовсе не то покорное, нежное существо, каким старалась предстать перед владельцем Вулфтона. Он помнил, как однажды ему на глаза попалась одна из служанок с лиловым синяком на щеке от затрещины, которую отвесила ей леди Бланш. Девушка была в слезах. Гай рассказал об этом Грэлэму, но его господин, допросив Бланш, решил, что девчонка заслужила наказание, потому что оскорбила его свояченицу.

Странно, думал Гай, следуя за де Моретоном во внутренний двор, что он умеет ублажать женщин в постели, доводя их до экстаза, но совершенно не разбирается в них вне спальни. Он знал, что для его господина все женщины были не более, чем мягкой плотью, все, кроме одной — Чандры де Эвенилл, которую Грэлэм пытался похитить два года назад, чтобы жениться на ней. Но даже это прелестное создание, хоть и заинтриговавшее его своим боевым характером, было для Грэлэма все той же соблазнительной плотью. Впрочем, в этом случае для него важно было еще и то, что Чандра бросила ему вызов — он видел в ней неприрученную молодую кобылку, еще ни разу не покрытую жеребцом. Гай подозревал, что мрачная ярость, обуявшая Грэлэма после неудачи с Чандрой, проистекала от уязвленной гордости, а не от оскорбления чувств. Когда Чандра де Эвенилл стала Чандрой де Вернон, Грэлэм примирился и с ней, и с ее мужем в Святой Земле. Теперь, думал Гай, она для него не более чем тень из прошлого.

А эта бабенка Нэн, рассуждал тем временем Грэлэм, оглядывая ее, не слишком-то чистоплотна. В эту минуту Нэн вытягивала из колодца ведро с водой. Ее длинные и густые темно-каштановые волосы были бы красивы, если бы не свисали унылыми и тусклыми прядями, так как давно нуждались в мытье. Но молодое лицо было совершенной овальной формы, и оно завлекательно и задорно улыбалось ему.

— Если бы она помылась, — сказал Грэлэм Гаю, — я бы не прогнал ее из своей постели.

— Я тоже, — ответил Гай со смехом. — Сколько же мужчин пользовались ее благосклонностью?

— Немного, милорд. Она вышла замуж совсем молодой, когда ей было всего четырнадцать, за молодого человека, который работал у оружейника. Каких-нибудь два месяца назад он умер от чахотки. И, насколько мне известно, она держала свои ножки сомкнутыми в ожидании вашего возвращения.

Де Моретон улыбнулся девушке долгой медлительной улыбкой, потом отвернулся от нее, чтобы оглядеть только что восстановленные и приведенные в порядок конюшни.

— А теперь, Гай, — сказал он, — пора взглянуть на четырехногую кобылку.


К вечеру поднялся сильный ветер, так что в спальне громко застучали ставни, сотрясаемые его порывами. Последние два часа Грэлэм провел, обучая Гая игре в шахматы и при этом нещадно обыгрывая, и выпил за этим занятием эля гораздо больше, чем было в его обычае. Он не очень удивился, когда в своей постели обнаружил Нэн. У нее и впрямь красивые волосы, подумал Грэлэм. Теперь они были чистыми и блестели — сколько же времени она провела в ванне, чтобы подготовиться к встрече с ним! Подойдя к краю постели, Грэлэм улыбнулся ей и принялся раздеваться. Он заметил, как расширились глаза молодой женщины, когда взгляд ее упал на его разбухшее от желания мужское украшение.

— Вы просто громадина, милорд, — пробормотала она задыхаясь.

— Да, — согласился Грэлэм, — и теперь тебе стоит познакомиться с моими достоинствами.

Рыцарь сорвал с нее одеяло и принялся разглядывать ее пухлое белокожее тело.

Потом он ласкал и целовал ее, приятно удивленный, что дыхание женщины пахло свежестью. Ее нежная плоть таяла под его пальцами и губами. Когда Грелем почувствовал, что Нэн готова и вся трепещет от желания, он совершил вторжение в ее тело, погрузив свою плоть между ее разверстыми ногами.

Она обволокла его всего, обвила его ногами, заставляя окунуться в себя еще глубже, и де Моретон вяло подумал, что она так же опытна, как завзятая шлюха; но эта мысль его почему-то не огорчила. Он отпрянул от нее, снова глубоко погрузил в нее свою плоть и почувствовал, что тело ее ответило взрывом. Рыцарь откатился от девушки и лег на спину, размышляя о том, были ли ее негромкие крики восторга признаком подлинного наслаждения или всего лишь притворством.

— Милорд?

— Да? — откликнулся он, поворачиваясь к ней.

— Могу я остаться с вами на всю ночь? Холод и буря страшат меня.

— Да, можешь остаться.

Грэлэм почувствовал, как ее ловкие пальцы пробежали по его груди, поросшей густыми волосами.

— Не думай, что я оставлю тебя в покое. Возможно, тебе не удастся уснуть этой ночью. Мой аппетит задремал ненадолго.

Нэн хихикнула и, вытянувшись, легла с ним рядом, обвивая его руками. «Я угодила ему, — думала она. — Теперь счастье мне не изменит». В темноте молодая женщина улыбалась, представляя, какие кислые взгляды будет бросать на нее леди Бланш. Старая сука не посмеет больше и прикоснуться к ней.


— Ну, Грэлэм, — герцог Корнуоллский поднес ко рту кубок с вином, — я углядел здесь несколько брюхатых бабенок.

— Вы хотите знать, мое ли семя прорастает у них в животах?

Герцог пожал плечами.

— Это не имеет значения. Значение имеет только одно — чтобы у тебя остались законные наследники, а не бастарды.

— Ах, — сказал Грэлэм, кисло улыбаясь, — я все ждал, когда же вы мне сообщите о подлинной причине вашего визита в Вулфтон. Это, конечно, вовсе не значит, что я не рад приветствовать вас здесь.

На мгновение герцог умолк. Они остались одни в большом зале и теперь сидели перед умирающим огнем друг против друга. С огромных столов на козлах уже убрали остатки пищи, которая прежде была навалена горами. Жонглеры, нанятые Грэлэмом, мирно почивали, как и все люди Грэлэма и герцога.

— Я получил известия от Эдуарда, — сказал герцог. — Он и Элинор все еще в Сицилии. Я несу ответственность за его детей, пока они в отлучке, а Англия расплачивается за его, любовь к приключениям, расплачивается звонкой монетой.

— Я ведь уже внес свою долю, верно?

— Да, сынок.

— Все это потому, мой герцог, что король полагается на вашу силу и чувство чести. Эдуарду нет нужды возвращаться в Англию и сражаться за свой трон. Бароны довольны. Англия живет в мире. Он узнал горечь разочарования в Святой Земле, и если ему хочется путешествовать, чтобы ублаготворить себя и собраться с силами, пусть путешествует.

Герцог вздохнул и поднял руку, испещренную старческими пигментными пятнами.

— Все так, — согласился он, — Эдуард вырос и стал прекрасным и достойным мужем. Люди следуют за ним, доверяют ему. Когда-то я опасался, что он останется слабым и нерешительным, как его бедный отец.

Грэлэм спокойно ответил:

— Как вы ни ненавидели Саймона де Монфора, но ведь от него Эдуард научился искусству управлять страной. Потому-то мы и не дрогнули в Святой Земле. Теперь уже ни у кого нет сомнений в том, что Эдуард может быть королем и ему можно доверять и подчиняться. К тому же он отважный воин.

— Знаю.

Герцог покачал седой головой.

— Я состарился, Грэлэм, и меня очень утомила ответственность.

— А я все еще утомляю вас разговорами, хотя уже глубокая ночь. Может быть, милорд, — предложил Грэлэм, блестя темными глазами, — прежде чем вы отправитесь на покой, вы мне скажете, какова причина вашего визита.

— Я нашел тебе жену, — произнес герцог, испытующе глядя рыцарю в глаза.

Грэлэма не удивили эти слова. За последние пять лет герцог Корнуоллский несколько раз предлагал ему в жены богатых наследниц. Он склонил голову, глядя на герцога, и ничего не ответил.

— Ее зовут Джоанна де Морлэ, она дочь графа Лестера. Молода, миловидна, богата, но что важнее всего, кажется, сможет быть хорошей матерью и даст тебе потомство. На этот раз ты женишься, Грэлэм де Моретон, и породишь детей, которые унаследуют Вулфтон.

Грэлэм продолжал безмолвствовать, глядя на пепел в камине.

— Ты все еще думаешь о дочери сэра Ричарда де Эвенилла, а?