– Кто-то уже затопил для нас баню.

Рика узнала рокочущий бас Бьорна, но разглядеть его в душистом молочном тумане не могла. Еще ковшик с шипением вылился на горячие камни. Она прижала колени к груди, стараясь свернуться калачиком, и отчаянно надеялась, что останется незамеченной.

– Это история моей жизни, братец. Все всегда подается ярлу Согне на тарелочке.

Бьорн ничего не ответил на подначку Гуннара. Рика услышала шелест стаскиваемой с мужских тел одежды, скрип кожаных башмаков, сдираемых с ног, и их стук о каменный пол. Она смутно разглядела сквозь пар силуэты братьев и поняла, что если они посмотрят в ее сторону, то наверняка увидят ее… Она могла лишь надеяться на то, что они не заметят ее, и затаилась.

– Ну-ну, братец, зависть тебя не красит.

– Я совсем не испытываю зависти, но если хочешь знать правду, титул ярла сейчас тебе не очень идет, Гуннар.

Рике показалось, что она уловила в ровном голосе Бьорна с трудом сдерживаемую ярость.

– Это звучит гораздо искреннее, чем то, что я привык слышать. – Холодный смех Гуннара не убедил ее в том, что он нашел замечание Бьорна забавным.

– Я этого ждал, – откликнулся Бьорн. – Пока меня не было, ты не подпускал к себе никого, кто мог осмелиться говорить тебе правду. – Голос Бьорна прозвучал ближе к ней, и она почувствовала, как прогнулась ступенчатая скамья под тяжестью усаживающихся ниже мужчин. Спасибо Тору, они сели к ней спиной.

– Ты заполонил дом нашего отца наемниками, которые за привилегию сидеть за твоим столом станут твердить только то, что ты хочешь слышать, – обвиняюще произнес Бьорн.

– Это точно, так я и сделал.

– Но почему? – В голосе Бьорна Рика услышала досаду и огорчение. – Я не так много времени охотился на моржей. Всего пару месяцев. Но, вернувшись домой, нашел, что весь фьорд страдает от твоих новых людей. Что в них хорошего? Они даже не смогли отразить набег в прошлом месяце. Подчищать их огрехи пришлось опять моей команде. В который раз.

– Нас здесь не было, когда случился набег, – объяснил Гуннар. – Видишь ли, братишка, если хочешь стать настоящим вождем, ты должен понимать, что людям нужно не только работать, но и отдыхать, развлекаться. Я взял этих людей в глубь страны, на охоту. Да налетчики ударили лишь по окраинным хозяйствам. Они не осмелились дойти до Согне. Так что никакого ущерба они не нанесли.

– Никакого ущерба? – возмутился Бьорн. – Спроси об этом Гимли Синеносого – и ты услышишь иную песню. Налетчики забрали у него дойную корову и оставили двух ее новорожденных телят-близнецов умирать с голоду. Корову мы вернули, но телят уже не спасешь. Каждый селянин в Согнефьорде может рассказать тебе нечто подобное. Как ты допустил, чтобы случилось такое, Гуннар? Как ярл, ты не можешь стоять в стороне и наблюдать, как эту землю грабят чужаки…

– А-а, эту землю. – Голос Гуннара звучал фальшиво и насмешливо. – Ты охотишься, торгуешь и совершаешь набеги как один из лучших викингов, но у тебя вечно земля под ногтями. Не так ли, братец? Ты еще продолжаешь мечтать о том, чтобы осесть на земле?

Бьорн проигнорировал этот укол.

– Признаюсь, что да, я тоскую по земле, но ты пренебрегаешь своими землями, а этого делать нельзя. Селяне и их холды ждут от Согне защиты. Ты не можешь бросать их на произвол судьбы.

– Ты забываешься, братец. Не смей указывать мне, что я могу и что не могу делать. – Рика услышала в тоне Гуннара ледяной холод и безжалостную резкость. – Разве ты забыл, что дал мне клятву в верности?

В последовавшем за тем молчании был слышен только стук капель, падающих с потолка на каменный пол.

– Да, Гуннар, я по-прежнему твой человек, – произнес наконец Бьорн. – Я не клятвопреступник.

– Отлично. Тогда послушай, о чем я думаю. – Гуннар понизил голос, и, несмотря на жару, у Рики побежали по телу мурашки. Что сделает ярл с рабыней, подслушивающей его тайные мысли?

– Мир меняется, – продолжал Гуннар. – Нам следует учиться у франков. Почему я должен ограничиваться одной Согне? Мне нужны верные люди, которые едят за моим столом и помогут расширить мои владения. Я унаследовал от отца этот фьорд, но когда родится мой сын, его будет ждать большее, чем досталось мне.

– Тебе никогда не будет достаточно того, что имеешь. Не так ли? – Рика услышала горечь в голосе Бьорна как второго сына, получившего в наследство только пару рук и то, что они смогут добыть.

– Если б ты был на моем месте, то понял бы, что для того, чтобы удержать то, что имею, я должен становиться сильнее и увеличивать свое имение. Ради блага всех, – быстро добавил Гуннар.

– Но чтобы прокормить наемников, ты берешь у своих вассалов гораздо больше, чем позволяет закон, – возразил Бьорн.

– Закон? Какой еще закон? – Гуннар не сказал, а выплюнул это слово, как горькую ягоду. – В Согне я – закон. Ты слишком много времени провел на охоте в холодных странах, Бьорн. Для людей ярких и сильных закон не писан. Такие личности не могут существовать в рамках закона.

– Это говоришь ты, или Астрид вложила эти слова в твои уста? – сухо осведомился Бьорн.

Гуннар помолчал, а затем прошипел сквозь зубы:

– Я притворюсь, что не слышал, что ты сказал. Послушай меня, братец, я оставлю тебе для раздумий одну последнюю мысль. У датчан есть король. Почему бы нам не завести своего короля?

По дрожанию скамьи Рика почувствовала, что один из мужчин поднялся…

– И почему бы мне не стать им? – спросил Гуннар.

Затем Рика услышала, как он прошлепал по полу к двери, ведущей в предбанник с лоханями прохладной воды. Как ей хотелось самой окунуться в одну из них. Она слишком долго пробыла в парной, и пот ручьями тек по ее спине. Вялость и дремота лишали ее сил. Даже держать прямо голову было невероятно трудно.

Воздух в помещении постепенно начал проясняться, но она никак не могла понять, что за тени и яркие пятна плывут у нее перед глазами. Веки ее трепетали, глаза жгла влага, стекавшая с ресниц. Она заставила себя сосредоточиться. Бьорн все еще не покинул парную.

Она с трудом втягивала в грудь жаркий влажный воздух и выдавливала его из себя. Голова качалась на ослабевшей шее. Какие-то тени опять метались перед глазами. Головокружение неотвратимо затягивало ее в темноту. Сознание гасло, как фитилек свечи, сжатый сильными пальцами. Когда голова ее со стуком ударилась о скамейку, она уже ничего не чувствовала.

Рика пришла в себя внезапно. Растерянная, она захлебывалась водой, сидя по горло в охлаждающей лохани. Лишняя жидкость переливалась через край, плескалась по полу. Бьорн стоял над ней, нахмурив черные брови.

– Очнулась? – сверкнул он свирепым взглядом. – Хорошо. Когда ты грозилась утопиться, чтобы избежать моей постели, я решил, что ты просто блефуешь. Но сейчас тебе, кажется, почти удалось себя убить. Еще одна попытка, и я, возможно, сам помогу тебе исполнить твое намерение.

Глаза Рики стали закатываться, но Бьорн схватил ее за шиворот и стал плескать ей воду на щеки.

– Нет уж, не выйдет. Ты от меня так легко не отделаешься.

Веки ее затрепетали, и она сосредоточила взгляд на его лице.

– Имеешь ты хоть малейшее представление о том, что сделал бы с тобой ярл, если бы поймал тебя за подсматриванием?

– Я не собиралась… – захлебнулась воздухом Рика.

– Тебе нечего было здесь делать. То, что ты услышала, не предназначалось для чужих ушей.

– Я не чужая. Я никто. – Она с трудом справилась с комком в горле. – Ты превратил меня в рабыню. Я здесь никого не знаю. Кому я могу что-то рассказать?

– Это и хотелось бы мне знать. – Он нагнулся над ней, положив руки на край лохани.

– Я не шпионила. – Ее голос прервался. – Я просто хотела стать чистой.

Его взгляд прошелся по ней, и она с ужасом вспомнила, что на ней ничего нет. Торопливо скрестив на груди руки, она поджала колени, чтобы защититься от его взгляда. Подбородок ее задрожал. Она потеряла отца, свободу, а теперь остатки своего достоинства. Слеза повисла на реснице и скатилась по щеке.

Бьорн тронул ее лицо шершавой ладонью и бережно смахнул эту слезу большим пальцем. Рика была слишком растеряна, чтобы отпрянуть. Его прикосновение было почти ласковым. Затем он отвернулся и направился в конец комнаты.

Рика решила, что если он станет глазеть на нее, она в ответ тоже уставится на него. Бьорн, не стесняясь, стал тереть себя полотенцем. Грудь его поросла легкими черными волосками. Годы, проведенные на море, закалили его мускулы и покрыли кожу бронзовым загаром. Через правый бок змеился воспаленный шрам. Однако несмотря на этот изъян, Рика должна была признать, что он великолепно сложен.

Когда он поставил длинную ногу на скамью и провел полотенцем по икре и мощному бедру, взгляд Рики привлек его покачивающийся между ногами фаллос… Она и раньше видела статуи бога плодородия Фрея, с его гордо взметнувшимся фаллосом. Бьорн таким опасным не выглядел.

Он взял из стопки приготовленных полотенец еще одно и направился к ее лохани.

– Вылезай, – протянул он ей сухое полотенце. – У тебя вид… замерзший.

Рика поймала его взгляд, направленный на ее высовывающуюся из воды грудь. Соски сжались в твердые розовые камешки. Она встала и, выхватив у него полотенце, быстро обернула его вокруг себя. Но перед тем как вылезти из лохани, она заметила внезапное преображение его пениса. Он раздулся и поднялся вверх, словно обретя собственную жизнь. Вид у него стал мощным и мужественным, будто он и впрямь стал вдруг моделью для статуи Фрея. Он выглядел чрезвычайно опасным. Она поспешно отвела глаза, пока Бьорн не заметил, куда она смотрит. Поздно. К ее удивлению, он рассмеялся: