Когда Раймонд это понял, у него появилось ощущение потери чего-то прекрасного. Чтобы отвлечься от своих мыслей, он повернулся к управляющему. Увидев Мартина в первый раз, Раймонд был изумлен, но тогда у него не было времени поинтересоваться, почему такое странное существо служит управляющим у рыцаря, пусть даже бедного. В тот момент он заставлял себя думать о том, как убедить сэра Вильяма принять его к себе на службу в случае, если у того возникнут какие-нибудь возражения.

– Вы приехали на службу к лорду? – спросил управляющий, когда они шли в северную башню.

– Да, – ответил Раймонд.

Вопрос показался странным, но тут же он вспомнил: Элис не сказала старику, что Раймонд – наемный рыцарь, а только то, что он остается у них. Сердце Раймонда сжалось. Она так же добра и мила, как и прекрасна, потому что решила удостоить его большего уважения, чем того мог ожидать просто рыцарь-наемник.

– Что за человек сэр Вильям? – спросил Раймонд, хотя было довольно глупо спрашивать об этом у слуги, который не может сказать что-либо плохое о своем хозяине. Просто Раймонд хотел побыстрее выкинуть из головы мысли об Элис.

– Добрый человек. Он нашел подходящее и почетное место для такого, как я, – ответил Мартин.

Раймонд был потрясен. Ответ мог быть уклончивым и резким, но не таким. В нем звучала горячая преданность и привязанность лорду. Большие карие глаза Мартина – единственное, что его украшало, – смотрели на Раймонда серьезно, затем он покачал головой, как будто что-то решив для себя.

– Вас рекомендовал другой лорд, который, как я понимаю, не знает хорошо моего хозяина, а может быть, он и рассказывал вам о доброте сэра Вильяма, – продолжал Мартин. – Вы и сами это быстро поняли бы, но я с удовольствием объясню вам. Посмотрите на меня – горб на спине, скрюченные конечности и уродливое лицо, таким уж я родился и за ненадобностью был оставлен на милость Божью у ворот аббатства в Хьюэрли. Таким и подобрал меня отец Мартин, он в то время был аббатом, дал мне свое имя и по доброте своей и святости не позволил умереть.

Управляющий сделал паузу. Раймонд открыл было рот, но не нашелся что сказать и промолчал. Мартин улыбнулся, понимая юношу, который, наверное, мог бы сказать ему нечто вроде «Аббат скорее был безжалостным человеком, чем добрым». В детстве Мартин считал так же. А теперь он стар и благодарен судьбе, познав в жизни не только несчастья и страдания, но и удовольствия.

– Я не мог копать землю, пасти овец или хотя бы убирать комнаты, – продолжал Мартин, – но мой разум оставался здравым. И следующий аббат, отец Ансельм, научил меня считать бочки с вином, соленым мясом и рыбой и определять качество соли и специй, которые покупал. Кроме того, я заботился о предметах первой необходимости, то есть выполнял обычные обязанности управляющего. Но меня никогда не брали, например, в церковь, так как не находилось человека, пожелавшего внести за меня входную плату; были и такие, кто думал, что церковь – не самое подходящее для такого урода место. Потом отец Ансельм состарился и умер. Новый аббат посчитал мое уродство вызовом Богу, олицетворением греха, отмеченным Сатаной и выгнал.

– Но… – запротестовал было Раймонд, почувствовав ужас.

– Это было его право, – пожал плечами Мартин. – Правда, тогда я так не считал. Теперь… теперь я понимаю, что это было великим благодеянием, оказанным мне Богом. Очень глупо просить у него благодеяний или сомневаться в его доброте.

Раймонд изумленно посмотрел на Мартина. Ему стало стыдно: совсем недавно он осуждал тиранию материнской любви, в то время как это измученное существо так искренне благодарит Бога за его доброту.

– То, что я был изгнан и оставлен на произвол судьбы, привело меня к сэру Вильяму. Я чувствовал себя глубоко оскорбленным и покинул аббатство, перейдя реку. Но на другом берегу никто меня не знал, все в ужасе закрывали передо мной двери. В конце концов я упал на дороге еле живой. Сэр Вильям, проходивший мимо, остановился и спросил меня, кто я такой. Он всегда охранял мир и покой на своей земле и опасался того, что я могу украсть что-нибудь или как-то иначе навредить его людям. Дошедший уже до крайности я попросил подаяния, а он посмотрел на меня и сказал: «Ты странно просишь милостыню. А что ты умеешь делать?»

Я рассказал ему свою историю, опасаясь, не станет ли аббат все отрицать, но еще больше боялся солгать.

«Бог подарил нам хорошую встречу, – сказал затем сэр Вильям. – У меня больна жена, и твои навыки пригодятся в доме». Он поднял меня, грязного и больного, и принес сюда. Увидев, что все, кроме Элис, которая была тогда совсем ребенком, боятся меня, он обязал своих слуг ухаживать за мной, а потом назначил меня старшим среди них на почетное место управляющего. Вы спросили, что за человек сэр Вильям, и вот я все рассказал вам.

– Я… Тогда мне повезло, – сказал Раймонд.

Он не мог ничего больше сказать, так как был потрясен рассказом, а приехал сюда доказать измену человека с такими достоинствами. Казалось невероятным, что отец Элис и покровитель Мартина мог быть предателем. Правда, иногда крайности сходятся в одном человеке. Только ведь и сам сэр Вильям мог обманываться относительно короля. От такого предположения Раймонду стало легче. Если дело в этом, уверял себя молодой рыцарь со свойственной юности самонадеянностью, то он сможет удержать этого хорошего человека от пагубных поступков, сохранит Мартину его место и защитит Элис, которая была так добра к нему – «бедному, одинокому наемнику», от разочарований и боли Влюбленный видит мир таким, каким представляется он его сердцу, а глаза влюбленного слепы.

Перепоручив Раймонда Мартину, Элис попросила свою горничную выбрать для гостя подходящую одежду и передать ее управляющему, а сама отправилась в комнату отца в южную башню.

– От сэра Раймонда немного воняет тухлой рыбой, – сказала она. – Я разместила его в северной башне.

– Элис, – решил подразнить ее Вильям, – неужели ты настолько жестока, что решила убедить его в том, будто он произвел на тебя такое же впечатление, как ты на него? А почему бы не постелить ему в зале? И что значит «тухлой рыбой»? Он один из того сброда, который обычно сопровождает королевский двор, но по крайней мере приехал сюда с намерением честно служить, зарабатывая на жизнь.

– Честно? Ты уверен? Вильям насупился.

– Что ты имеешь в виду? Юноша достаточно беден для…

– Ты так считаешь? – перебила Элис. – А ты видел его меч?

Вильям рассмеялся, к нему вернулось хорошее настроение.

– Конечно, ты думаешь, я не заметил такую деталь? Не будь глупой, Элис. Мужчины часто жертвуют всем, остаются на хлебе и воде, лишь бы купить такое оружие, а если имеют его, то предпочитают голодать, но не расставаться с ним. И я бы так сделал.

Это было правдой. Элис нахмурилась. Нет ничего плохого в том, что тонкое смуглое лицо сэра Раймонда с такими чистыми глазами показалось ей красивым. Она не возражала, когда отец сказал, будто юноша произвел на нее впечатление. Элис не страдала от ложной скромности и знала, что обладает внешностью, воспеваемой в романсах, написанных или спетых. В них было все: безупречная белая кожа, розовые щеки, коралловые губы, небесного цвета глаза, золотистые волосы, высокая грудь, лебединая шея.

Две вещи спасали ее от пагубной самовлюбленности. Во-первых, понимание несоответствия между красотой души Мартина и его отвратительным уродством. Постоянно общаясь со старым управляющим, Элис познала бесполезность внешней красоты. И, во-вторых, Элис видела, отец любит ее и считает самым прекрасным и совершенным созданием на земле. Но он считал бы точно так же, даже если бы она была такой же безобразной, как Мартин. Просто отец любил дочь. А то, что она была еще и красавицей, было просто счастливой и довольно забавной случайностью. В действительности, и Элис это хорошо знала, отца привлекала иная красота. Желанной для него стала женщина совсем другого типа.

Таким образом, хотя она и осознавала, что производит впечатление на мужчин, и не стеснялась этим пользоваться, когда нужно, все же не кичилась своей внешностью. Чаще всего красота мешала ей, вызывала досаду, так как приходилось терпеть неприятные знаки внимания.

На этот раз, однако, в ней самой пробудился интерес, когда глаза сэра Раймонда буквально впились в нее. Может быть, именно из-за этого он ее так сильно заинтересовал (хотя Элис знала, что не должна интересоваться рыцарем, приехавшим поступать на службу к отцу без гроша за душой). Кроме того, Элис обнаружила массу подозрительных вещей.

– Может быть, ты и прав, папа, – сказала она неуверенно, – но его манеры… этот его лук… ну, не знаю… Все как-то тоньше и изысканнее, чем должно быть у простого рыцаря.

Вильям слегка нахмурился.

– А почему он должен быть простым рыцарем? Ты видела его щит – силуэт головы без лица? Он почти совсем новый, без отметин. Значит, он не хочет, чтобы знали его прошлое. Многие знатные семьи разорились.

– Но не в Эксе. Ведь ты сказал, он приехал из Экса.

– Это говорилось в письме короля, да и его речь говорит о том, что он оттуда или по крайней мере с юга Впрочем, какая разница, черт побери? Если Раймонд – не бедный рыцарь, а знатный, ищущий, как заработать на жизнь более подхрдящим способом чем участие в турнирах или продажей своего меча, что тогда?

– Об этом, папа, я как раз тебя и спрашиваю. Почему король послал его именно к нам?

– А почему бы и нет? – возразил Вильям. – Меньше одним ртом за своим столом, одним костюмом, за который надо платить. К тому же он оказывает любезность и мне, и Раймонду. Генрих добрый, ему нравится делать добро. И если Раймонд подходит мне, а Марлоу подходит ему, мы оба будем признательны королю, удовлетворенному делом рук своих.

Элис согласно кивнула головой, отец был, конечно, прав. Все, что он говорил, не лишено смысла. Дядя Ричард скорее всего рассказал королю о смерти сэра Питера и Гарольда. Братья ведь обо всем могут разговаривать. Между ними бывают очень теплые отношения до тех пор, пока Генрих не доведет до бешенства своим поведением Ричарда или Ричард не разгневает своими замечаниями Генриха. Только… только что? Элис вздохнула. Ничего вроде подозрительного. Отец, возможно, самый лучший и самый мудрый человек на свете, но он не из тех, кого король награждает своим вниманием. Единственный, кто связывал его с верховной властью в Англии, – это дядя Ричард. Элис знала: король не станет посылать шпиона к своему брату. Вдруг улыбка исчезла с ее лица. Главное, чего желает король Генрих, – чтобы кто-нибудь рассказал ему, о чем думает дядя Ричард. Сам дядя Ричард сейчас далеко, слишком далеко и не может рассказать обо всем, что интересует короля, прямо и откровенно. Отец всегда просил его разговаривать с братом спокойно и без свидетелей, обращаясь к лучшим сторонам характера короля. А у Генриха они были – эти лучшие стороны, и вполне можно было тактично удержать его от некоторых глупостей, которые он иногда желал совершить.