«Нападение» на половой орган Моджера так потрясло Эмму, что она забыла о страхе. Эмма привыкла подчиняться мужчинам. Ей никогда и в голову не приходило, что можно сопротивляться. После первого нападения Элис на Моджера, когда Эмме показалось, что другие женщины уже ничего не могут сделать, ее оцепенение прошло. Не успел замереть вопль Моджера, который все еще стоял, согнувшись и жадно глотая воздух, как Эмма кинулась вперед и опустила на его спину тяжелый дверной засов, который с испуга не выпустила из рук.

Эта атака была настолько неожиданной, что Моджер, первым делом подумав о своем спасении, выпустил Элис. Так как Элис могла видеть Эмму и ее действия, она в доли секунды догадалась, как ей поступить дальше. Она зашла Моджеру за спину и снова ударила его подсвечником. На этот раз его голова находилась ниже ее руки, и удар был настолько сильным, что он потерял сознание.

Моджер растянулся на полу. Три женщины смотрели на него широко раскрытыми глазами, не веря в свой успех.

Элизабет, которая поднялась и встала на колени, первой пришла в себя.

– Свяжи его, Элис. Используй все, что ты сняла с меня и что еще найдешь. Связывай быстрее, пока он не пришел в себя.

Элис долго не могла двинуться с места, стоя с подсвечником в руке. Ее рассудок твердил ей: она не должна останавливаться, должна продолжать бить Моджера, пока его голова не превратится в кровавое месиво, а мозги не разлетятся в разные стороны, чтобы он больше не мог творить зло. Элис подняла повыше свое оружие, но опустить его не смогла. Это было бы убийством. Наносить удары по беспомощному телу было бы убийством. Она не могла заставить себя сделать это, хотя и знала, что так она накличет на них всех беду.

Элис выронила подсвечник, негромко выругав себя за свою слабость, и начала связывать Моджеру руки и ноги. Тем временем Эмма выпустила из рук засов и подбежала к Элизабет. Поднявшись опять на ноги, Элизабет похвалила и успокоила Эмму. Элис тоже присоединилась к этим словам благодарности, пообещав Эмме, и совершенно искренне, любую награду, какую та пожелает. Она сознавала, что именно удар, нанесенный этой девушкой, спас жизнь ее отцу и ее будущему мужу, а также Элизабет и, возможно, ей самой. Искренность похвал в ее адрес рассеяла все сомнения Эммы. Она окончательно пришла в себя и охотно помогла Элис перетащить Моджера к кровати Элизабет и уложить на нее.

Ни Элис, ни Элизабет не разделяли радость Эммы. Они не знали, предупредил или нет Моджер стражников, чтобы тс не выпускали его жену и Элис. Они боялись Эгберта. Увидев их, Эгберт, который был в особом доверии у хозяина, мог приказать задержать их, даже если этого не сделал сам Моджер. А если служанки, услышав крики Моджера, спустились в зал, гогоча как испуганные гусыни?

Но последнего не случилось, хотя служанки бросили работу и напряженно прислушивались, глядя на дверь в комнату Элизабет. Когда она, еще нетвердо ступая, появилась в двери, раздался шепот, а Мод, выйдя из оцепенения и рыдая от радости, бросилась к ней.

– Успокойся, – сказала Элизабет. – Моджер в ярости из-за того, что я должна вернуться в Марлоу.

– О, миледи, хватит ли у вас сил? – прошептала Мод, с беспокойством глядя на дверь.

– Я совсем не больна, – сказала Элизабет почти искренне. – И вчера встала по собственной воле. И все же я чувствую некоторую слабость, поэтому ты поедешь с нами. Принеси плащи, да побыстрее.

Как ни была Мод глупа, она все же поняла: здесь что-то не так. Очевидно, хозяин и госпожа не помирились, на что она так надеялась. Возможно, хозяин дал волю своему скверному характеру и леди пытается уйти с его глаз. Присутствие Эммы было абсолютно непонятным, если, конечно, Элизабет не приказала уже прогнать ее. Мод не отважилась оправдывать решение своей госпожи и вздохнула с облегчением, узнав, что ей не придется остаться наедине с разъяренным Моджером, если тот не согласится, чтобы Эмма ушла.

Они осторожно спустились по лестнице, поддерживая и помогая Элизабет. Мод послали посмотреть, нет ли в зале Эгберта. Когда она доложила, что его там нет, Элис подозвала своих слуг, ожидавших ее здесь. Они спустились по наружной лестнице, миновали внутренний двор и повернули к узкому проходу в задней части наружной стены – одному из тех мест, которые не охранялись так, как главные ворота с опускной решеткой, хотя это и не было сейчас главным для беглецов. Проход между стенами был таким узким, что по нему можно было идти только поодиночке. Поэтому в случае войны его легко можно было защищать или даже завалить всяким хламом. Поскольку расположение прохода держали в тайне, он служил только для секретной посылки гонцов. В мирное время его, конечно, использовали, чтобы сократить путь в заднюю часть крепости.

Когда беглецы подошли к потайному проходу, они уже промокли до нитки. Страх Мод возрос еще больше. Она начала протестовать, причитая, что тянуть Элизабет, больную и слабую, в такой ливень жестоко и грешно со стороны Элис. Мод уже не верила, что Элизабет хочет только избавиться от Эммы. В Марлоу, возможно, что-то случилось, но, как казалось Мод, ничто не оправдывало такую жестокость по отношению к ее обессилевшей госпоже.

– Успокойся, – прошептала Элизабет и дала Мод пощечину, что было не самоцелью, а единственным способом заставить Мод замолчать. – Я ослабела, поскольку Моджер хотел, чтобы я умерла от истощения; он связал мне руки и ноги и держал так два дня. Теперь иди потише и побыстрее, не то нас поймают и убьют.

Страх и напряжение заставляли Элизабет держать себя в руках, пока они не покинули крепость. Но, оказавшись на свободе, она сразу же обессилела. Одному из слуг пришлось нести ее на руках, когда они шли вдоль стены к дороге. Через некоторое время очнулась. Теперь она вспомнила все происшедшее и едва не задохнулась от ужаса, поняв, какую ошибку они совершили.

– Элис! – позвала она. – Мы не заткнули рот Моджеру и не заперли дверь!

– Что… О святая дева Мария! Когда он придет в себя, он начнет звать на помощь, и служанки его освободят!

Элис затаила дыхание и прислушалась, но тут же поняла, что это ничего не даст. Через эти стены можно услышать шум большого сражения, а не суету двух-трех десятков стражников, хватающих оружие и вскакивающих на коней, чтобы догнать группу пеших беглецов.

Когда Элис стояла, пытаясь решить, что безопаснее, – обойти ворота с другой стороны, чтобы стража их не заметила, или сэкономить время, выбрав самый короткий путь, Моджер медленно приходил в себя, ощущая боль в голове и спине. Эта боль пронзала его насквозь и была первой, которую он почувствовал, потом появилась тупая, ноющая боль и в кистях и плечах. Моджер не помнил, что с ним случилось, и лежал еще некоторое время, стараясь понять, как он мог попасть в такую скверную ситуацию.

Наконец он с трудом открыл глаза – уже не утро! Хотя занавески не были задернуты, в комнате было темно. Занавески… это не его занавески! Моджер начал бешено извиваться и дергаться и тут же понял, что связан. Еще до того, как он вспомнил о нападении на него, Моджер гневно взревел, и этот рев перешел в громкий вопль, когда к нему вернулась цамять.

При первом же крике Моджера служанки, находившиеся в другой комнате, вопросительно переглянулись. Они не пришли в замешательство, но долго не могли решить, кому идти. Никто не хотел иметь дело с Моджером, когда у него плохое настроение. Они с сомнением посмотрели на лестницу, по которой спустились те, которых обычно посещал Моджер. Никто из служанок не слышал, о чем Элизабет говорила Мод, но они видели, как та несла плащи. Странно, ни Элизабет, ни Мод не просили никого из них присмотреть за Моджером, зная, что будут долго отсутствовать.

Второй крик, последовавший сразу за первым, но уже более громкий, заставил служанок зашевелиться. Двое из них, постарше, поднялись и поспешили в комнату Элизабет, бормоча на ходу оправдания своей медлительности. Картина, которую они увидели, войдя в комнату, заставила их оцепенеть. Они прижались друг к другу, готовые тут же убежать.

Глава 20

Находясь в ярости, Моджер неплохо соображал. Он хорошо понимал, что, если выкажет свой гнев, это напугает служанок, и они убегут, не развязав его.

– Ваша леди тронулась от жара умом, – сказал он, заставив себя говорить как можно более спокойно. – А эта глупая маленькая девчонка из Марлоу верит всему, что та говорит. Быстрее развяжите меня. Если она отправится в дождь, то непременно умрет.

Женщины бросились выполнять его приказание, приятно удивленные его спокойным поведением. Его объяснение звучало убедительно. Развязывая узлы, они говорили, как сочувствуют своей госпоже, и, конечно, проболтались, что она сошла вниз не менее чем за четверть часа, до того, как их позвали.

Моджер готов был взорваться он гнева, но решил не вымещать накопившуюся в нем ярость на женщинах, которые помогли ему. Он кинулся вниз, промчался через зал и спустился во внутренний двор. Моджер намеревался спросить дворовых слуг, каким путем ушли женщины, но, конечно, никого не увидел.

На бегу Моджер громко высказал все, что думает о своей жене, своих слугах, погоде, обитателях Марлоу и о своей судьбе. К сожалению, это не принесло ему должного облегчения. Поэтому, когда стражник у ворот поклялся, что женщины здесь не проходили, Моджер заорал, назвал его лжецом и ударил. Он мог и избить его, но двое стражников, находившихся на стене, подтвердили сказанное. Подбежал начальник стражи, скрывавшийся до этого от дождя в сарае. Моджер тут же приказал ему спросить всех слуг и тщательно обыскать окрестности и крепость.

Один остроглазый стражник заметил, что с ворот потайного хода снят засов, но только потерял время, пытаясь обнаружить беглецов снаружи. Поиски шли уже по всей деревне, и это мелкое обстоятельство не могло оказать существенного влияния на их результат. К счастью, стражник отметил лишь, что проход открыт, и не более того. Моджер счел это не более чем хитростью, но тем не менее послал дюжину стражников по этому пути, одновременно продолжая поиски в крепости.