Прежде чем Вильям сообразил, что случилось, раздались еще два победных возгласа, один – из дома, другой – из хижины в дальнем конце деревни. Он не учел одной простой вещи: уэльсцы могли нарочно оставить несколько ценных предметов. Этого было бы достаточно. Его люди так давно не получали никакого дополнительного вознаграждения за свой ратный труд, не считая жалованья, что любая безделушка могла породить надежду на более ценную добычу, а это в свою очередь могло привести к неповиновению. Наверное, из-за происков дьявола он не решился тотчас призвать людей к порядку, пока ловушка не захлопнулась. Ведь любое проявление излишней осторожности с его стороны спугнуло бы уэльсцев, ждущих в засаде, и, отказавшись от намерения атаковать, они ушли бы в лес.

Опять какой-то человек выбежал из дома и стал что-то возбужденно говорить Раймонду. Тот отдал приказ, которого Вильям не расслышал, и с тревогой посмотрел на сенной сарай, находившийся с северо-восточной стороны от дома.

Прошло еще несколько минут. Вильям всматривался в край леса. По правилам ловушка должна была уже захлопнуться. Все люди разбрелись и увлеклись поисками добычи. Еще один радостный крик из хижины. Вильям огляделся. Пока ничего не видно, но сенной сарай перекрывал обзор. Вильям пришпорил своего коня, Лиона, и двинулся по направлению к сараю. Он осмотрел его, но без особой тщательности. Двери были распахнуты, как будто, выводя скот, их оставили незапертыми. Верхние двери, через которые загружалось сено, тоже были открыты. Вильям перевел взгляд от сарая к кромке леса, которая была отсюда видна, но вдруг опять вспомнил о вторых дверях. Он обернулся, желая посмотреть еще разок. Открыты? Зачем? Не видно никаких вязанок сена, которые нужно было бы туда поднимать. Первый урожай уже в скирдах, второй, еще не скошенный, в поле. Он мог видеть это. Так почему же загрузочные двери открыты, если нет ничего, что можно было бы положить туда или взять оттуда?

– Арнольд! – взревел Вильям, повернув голову к хижинам.

Он поднял щит, чтобы легче было достать меч. В этот момент все и началось. Послышался свист. Лион заржал и встал на дыбы. Вильям тоже вскрикнул, так как боль пронзила его левое плечо и правый бок. Он попытался справиться с лошадью, но было уже поздно. Стрелы сыпались из предательски открытых дверей. Раненный в горло Лион упал на колени, кровь хлестала из его пробитой яремной вены. Инстинктивно Вильям вытянул ноги вперед, стараясь удержать равновесие, но оба стремени оборвались, и он перелетел через голову коня, в то время как животное повалилось на бок.

Это и спасло Вильяму жизнь: он мог быть придавлен Лионом. Припав к земле и спрятавшись за тело лошади, Вильям прикрывался сверху щитом. Это позволило ему уберечься от очередного ливня стрел. Он понимал, что погибнет, если не освободится от вонзившихся в него длинных стрел. Одна мешала владеть мечом, другая – защищать плечо.

Положив меч на колени, Вильям схватился за стрелу, торчавшую из плеча, и сильно рванул ее. Слезы брызнули из глаз, и он до крови закусил губу. Хуже боли было сознание того, что это усилие оказалось тщетным. Вильям почувствовал, как подалась при рывке ключица, но стрела осталась на месте. Он никак не мог смириться с этим и теперь потянул стрелу вниз. Вильям опять вскрикнул, но стрела только обломилась.

Теперь слышны были и другие голоса. Военный клич уэльсцев, крики ужаса, предостерегающие возгласы. Превозмогая боль, Вильям снова схватил меч, наклонил голову пониже, чтобы укрыться за щитом, и взялся за вторую стрелу. В этом не было никакого смысла. Если бы он мог трезво мыслить при таких мучениях, его рассудок подсказал бы: он все равно умрет и незачем причинять себе лишнюю боль.

Однако сработала привычка. За долгие годы службы он твердо усвоил некоторые правила поведения. Они требовали игнорировать боль, сражаться, пока вообще можешь двигаться. Левая рука Вильяма машинально потянулась к стреле. В глазах потемнело, голова упала еще ниже. Победный крик прозвучал прямо над ним. Он отпустил стрелу и попытался вслепую нащупать ручку щита. Вильям знал: слишком поздно поднимать щит и выходить из укрытия, но очень не хотел получить удар, который отделит его голову от туловища, и навсегда избавит от всех страданий.

Находясь в согнутом положении, Вильям не видел уэльсцев, появившихся из сарая и окружавших отряд, занимавшийся грабежом. Те, что были в хижинах, не услышали Вильяма, но некоторые из его людей, перебегавшие из одного дома в другой, и Раймонд слышали крик командира. Вот почему победный клич человека, собиравшегося прикончить Вильяма, превратился в предсмертный вопль. До Вильяма донесся нервный храп лошади, глухой стук копыт, потом сильный молодой голос.

– За Марлоу! За Марлоу!

Темнота, грозившая поглотить Вильяма, отступила, пронзительная боль в боку притупилась. Вильям не обманывал себя. Он чувствовал, как течет кровь под его совершенно промокшей рубашкой и туникой. У него уже нет времени. Вдруг чей-то щит навис над ним. Крепкая рука ухватилась за его кольчугу на плече.

– Вставайте, милорд! Вставайте! – настаивал Раймонд.

– Нет… – Вильям застонал. – Не могу.

Он заставил себя подняться на ноги с помощью Раймонда. Юноша вскрикнул, когда увидел сломанную стрелу, торчавшую из плеча Вильяма, и кровь на его правом боку. Стрела, вырванная из бока, застряла в кольчуге и при движении стучала по бедрам. Он еще не мог говорить, когда перед ними появились два уэльсца. Вильям оттолкнул щит Раймонда, рыча от боли, но радуясь, что еще может защищаться сам. Одного уэльсца, неосмотрительно посчитавшего Вильяма легкой добычей, он убил с первого удара. Второй упал от удара Раймонда, засмотревшись на Вильяма.

Молодой рыцарь привязал поводья лошади к ручке своего щита и пустил ее вперед, чтобы обеспечить Вильяму надежную защиту, но тот раздражительно покачал головой.

– Я пока могу стоять, – пробормотал он, – но недолго. Подожги сарай. Подожги сарай!

– Не нужно, сэр, – ответил Раймонд, подталкивая Вильяма вперед.

Вильям, споткнувшись, в изумлении повернул голову.

– Моджер здесь? – спросил он глухим голосом.

– Нет. Я поджег крышу дома, как только услышал ваш крик. Будет хороший дым. Остальные, если смогут, обольют стены нефтью из бурдюков.

Неожиданно Раймонд сильнее толкнул Вильяма.

– Прислонитесь спиной к стене, сэр.

Стена? Вильям был удивлен. Какая стена? Где стена? Он почувствовал, что юноша больше не подталкивает его, и услышал звон металла и крик. Наверное, Раймонд опять ввязался в стычку. Вильям начал было поворачиваться в сторону звука, все еще не понимая, что скорее помешает, чем поможет юному рыцарю. Впереди была темнота. Зрение пропадает? Возможно, но… Стена! Он рванулся вперед, почувствовал скользящий удар по правому плечу и изо всех сил вслепую взмахнул мечом в том направлении. Этот удар мог бы быть успешным, не выпусти он меч из слабеющей руки.

– Осторожно! Берегитесь! – прозвучал взволнованный голос.

Слишком поздно. Вильям сделал конвульсивное движение, стараясь поднять щит, но тот оказался слишком тяжелым. Владелец Марлоу и Бикса погрузился в темноту, в которой не было ни боли, ни страданий.

Раймонд решил, что уэльсец нанес сильный удар Вильяму по незащищенной голове. С ужасным рыком, оставив своего противника, он набросился на второго, который, ударив Вильяма, потерял равновесие. Лезвие вошло глубоко, разрезав кожаные доспехи и раздробив кости. Раймонд оттолкнул кричащего врага ногой и ударил его, не поднимая меча, но используя только силу вращения своего тела.

Чуть не задев ног своего жеребца, Раймонд столкнулся с другим противником, рванувшимся вперед, в надежде достать его сзади, пока он расправлялся с тем, кто ударил Вильяма. Меч Раймонда пришелся ему немного выше колена, разрубил незащищенную ногу и вонзился во вторую. Предсмертный вопль вскоре прервался: как только человек упал, уронив щит, Раймонд вторым ударом почти полностью отсек ему голову.

В наступившей относительной тишине Раймонд услышал хриплое дыхание. Он с надеждой посмотрел на Вильяма, но тот лежал неподвижно. Хрип принадлежал одному из врагов, еще не умершему. Раймонд почувствовал вдруг горечь и ненависть. Он сделал полшага вперед, чтобы покончить с ним, но крики и шум борьбы заставили его вспомнить о долге.

Только теперь он вспомнил, что несколько минут назад отпустил поводья своей лошади. Она была молодая, еще не обученная, и совсем ошалела без тяжести в седле, почувствовав свободу. Она вставала на дыбы и ржала, но находилась слишком далеко, чтобы Раймонд мог поймать ее, не покидая Вильяма. Юноша проклинал себя за то, что связал передние ноги лошади, но не терял времени даром. Он оттащил Вильяма к стене сарая, прислонил его к ней и попытался поднять. По крайней мере, он привезет домой Элис тело отца, подумал Раймонд, не сознавая, что плачет, пока соленые слезы не потекли по губам.

Вскоре, однако, ему стало не до слез. Он сражался и кричал: «Марлоу! Марлоу!» Сначала один человек из отряда присоединился к нему, потом еще один. Своими криками они мало-помалу собрали остатки отряда там, где лежал Вильям. К счастью, их оказалось достаточно, чтобы образовать «черепаху»: в результате нескольких атак убитых и раненых уэльсцев оказалось больше, нежели англичан, и коварный противник то отходил назад, то снова атаковал.

Раскрыв их замысел, Раймонд решил было приказать своим людям укрыться в сарае, но тут же понял: это может стать гибельным для них. Дом уже горел, и уэльсцам не придется долго думать над тем, как заманить своих врагов опять на открытое пространство. Глядя на горящий дом, юноша вспомнил, что уже давно, слишком давно поджег его. Моджер уже должен быть здесь. В жару битвы и от переживаний он забыл: ведь они были лишь приманкой, причем умышленно малочисленной для противника, которому противостояли.

Чувство вины раздирало его на части. Он слишком поторопился: огонь, очевидно, еще не добрался до соломенной крыши. От этой мысли его глаза покраснели, дыхание стало прерывистым. Но нет. Он был не виноват. Дом был в огне, клубы дыма разносились ветром, они были уже над сараем!