– И что это меняет? – спросил он Моджера. – Король держит так Груффида уже с июня.

– Говорят, – ответил Моджер, и в голосе его прозвучали едва уловимые нотки удовлетворения тем, что он раньше других узнает новости, – Дэвид написал несколько писем папе римскому, где жалуется, будто договор 1241 года его вынудили подписать под воздействием силы и угроз. Он послал также богатые подарки, надеясь склонить святого отца дать ему разрешение аннулировать эти соглашения.

Вильям разразился бранью. Эта новость, если все так и было на самом деле, была неприятной.

– Более того, – с явным удовольствием продолжал Моджер, наслаждаясь тем, что смог нарушить обычную невозмутимость своего соседа, – ходят слухи, что существует заговор с целью освободить Груффида, а уж если я это слышал, то король и тем более…

– Освободить Груффида! Кому это нужно?

Моджер пожал плечами.

– Не могу сказать, но король в ярости. Если бы это произошло, Дэвид сказал бы, что Груффида освободили специально, чтобы помучить его, и появился бы повод нарушить договор. В любом случае такие слухи вынуждают короля искать в своем окружении человека, который имеет некоторые связи с Уэльсом. Вы были оруженосцом Рэннольфа Честерского и много лет служили рядом с Уэльсом…

– Но это было так давно…

– Возможно, я ошибаюсь, – спокойно согласился Моджер, – но вам не вредно помалкивать при этом Раймонде и держать его от всех своих дел подальше. Самые невинные вещи могут показаться подозрительными человеку, специально выискивающему чужие проступки и глядящему на все предвзято.

Глава 4

Вскоре после отъезда Вильяма из Марлоу, Элис и Раймонд также собрались покинуть крепость. За завтраком Элис пыталась убедить отца в том, что не стоит Раймонду расхаживать по их владениям одному, так как он ни слова не говорил по-английски, а крепостные и вассалы – по-французски. В самой крепости большинство слуг хорошо владели обоими языками, но за ее стенами люди говорили только по-английски. Таким образом, возможность недоразумений между молодым человеком высшего сословия (а Элис все больше и больше убеждалась, что Раймонд был не простым рыцарем) и крепостными, привыкшими сторониться тех, кто вмешивается в их дела, была вероятной, и нельзя было не принимать этого во внимание.

Элис, конечно, не было необходимости сопровождать Раймонда. Она могла бы приказать Диккону, начальнику стражи, поехать с ними. Однако представлялась отличная возможность больше разузнать о Раймонде. К сожалению, начало путешествия было неудачным. Раймонд удивился желанию дочери Вильяма сопровождать его, и это рассердило Элис.

– Я отлично знаю эту местность и людей, – сказала она ледяным тоном. – Так как мой отец большую часть времени отсутствует, управлять хозяйством приходится мне. Что же в этом удивительного?

– Но, женщина… – неблагоразумно запротестовал Раймонд.

– Никогда не замечала, чтобы бык был умнее коровы или жеребец умнее кобылы, как раз наоборот. Самцы, стремящиеся к хвостам самок, способны на всякие глупости. Женщина не глупее мужчины, даже если она не умеет размахивать мечом, но зато ее не сводят так легко с ума хорошенькие жены и дочери. Поэтому отец доверяет мне больше, чем управляющему. Вы должны знать, если хотите служить моему отцу, что большинство дел здесь веду я.

Бедняга Раймонд только открывал рот от изумления. Во-первых, ни разу в жизни, ни одна леди так с ним не разговаривала. Во-вторых, его мать и сестры были слишком знатными дамами, чтобы их беспокоили домашние дела, а что касается управления хозяйством, то они упали бы в обморок от отвращения, попробуй кто-нибудь из крепостных приблизиться к ним.

Он слышал, как Элис приказывала подготовить для него верховую лошадь.

– Вы думаете, что я не могу сесть на своего коня? – возмутился Раймонд, хотя еще не решил, стоит ли ему оскорбляться или беспокоится по поводу того, что ему предлагают взять чужую лошадь.

Элис посмотрела на него презрительно.

– Не имею понятия, – огрызнулась она, – но если ваш зад такой же ущербный, как ваши мозги, не представляю, как вы заслужили звание рыцаря. Вы полагаете, что много узнаете, если все ваше внимание будет направлено на то, чтобы сдерживать жеребца? Отец и тот ездит на этой лошади. Вы лучше его?

– Почему мне понадобится сдерживать жеребца? – спросил Раймонд.

– Просто вы не имеете представления, как объезжаются владения, – сказала Элис, смерив его взглядом сверху вниз. – Разве в вашей стране не принято объезжать владения? Разве ваши крепостные не подбегают к вам, особенно дети? Нет, я вижу по вашему лицу, вы удивлены тем, что я говорю. Да, таково положение дел. И я не хочу, чтобы ваш жеребец потоптал людей отца.

Раймонд открыл было рот, намереваясь резко возразить – это будет их собственной виной, если они недостаточно осведомлены, что нужно держаться подальше от боевых лошадей, но вовремя вспомнил, кем здесь является и слова сэра Вильяма: не только обычаи, но и люди здесь другие, чем во Франции. Раймонд считал дурным тоном, если лорд защищал крепостного, но уловил предупреждение в голосе Элис. По какой-то причине она не разделяла его точку зрения, и Раймонд решил, что неразумно настраивать ее против себя.

Это казалось абсолютно логичным. Раймонд кивнул головой, вдруг осознав, что как он и его отец время от времени останавливались в своих владениях, в особых случаях навещая своих вассалов (женитьба или посвящение в рыцари сына), так и Элис, дочь меньшего вассала, наносила визиты в лачуги, чтобы оказать честь своим слугам. Знай он положение вещей, это не показалось бы для него таким неприемлемым. Раймонд начал спрашивать о сроках владения землей, о ренте, о числе крепостных и вассалов. Элис с готовностью отвечала.

Возвращаясь обратно, они уже весело спорили о преимуществах взимания ренты деньгами или натурой, использования труда крепостных или свободных крестьян. Время от времени Раймонд терял нить их рассуждений, засмотревшись на свежие розовые губки, с которых так легко слетали слова.

Элис совсем не терялась в разговоре, потому что хорошо разбиралась в таких вопросах и ее мысли едва ли на половину были заняты поиском нужных аргументов. Остальное время она размышляла о Раймонде. В том, что он отпрыск знатного рода, больше не было сомнений. Оценивать размер ренты в марках, а не в пенсах, отдавать предпочтение рыцарской службе, а не севу и жатве – это могло быть свойственным только сыну знатной особы.

Элис, однако, нисколько не приблизилась к пониманию намерений Раймонда. Он не выказывал ни презрения, ни равнодушия к тому, что она рассказывала. И его интерес не казался ей притворным. Похоже, он был целиком поглощен разговором, но иногда был каким-то рассеянным. Причина была очевидна, это читалось в его глазах и отражалось на лице. И от этого он становился для Элис все привлекательнее. Глаза Раймонда горели от восхищения, но ни одного слова похвалы или мольбы не слетело с его уст. В свою очередь сдержанность Раймонда восхищала Элис, а живость его ума действовала на нее освежающе. Все больше и больше Элис находила его самым очаровательным молодым человеком из тех, кого она когда-либо встречала.

Если бы только она могла узнать, каковы его намерения – намерения короля. Если недобрые, Элис заставила бы себя относится к Раймонду с такой неприязнью и недоверием что он вскоре уехал бы. Но Элис страстно наде-ялась на чистоту помыслов Раймонда. Она желала общества какого-нибудь молодого человека из своего сословия. Она скучала по Гарольду, с которым они ездили на соколиную охоту и играли. Было бы так замечательно, если бы…

Чтобы обуздать свои предательские чувства, Элис решила сообщить о своих наблюдениях отцу сразу по возвращении в крепость. Он был там, где она надеялась его увидеть, поглощенный окончанием своего письма к Ричарду Корнуолльскому.

– Раймонд не простой рыцарь, папа, – сказала она сразу, как только закрыла за собой дверь.

Вильям поднял на нее глаза.

– Нет, я так не думаю. Рассказывал ли он тебе…

– Он мне ничего о себе не рассказывал, но я показала ему все наши владения, как ты…

– Ты показала ему! – взорвался Вильям, бросив перо и скомкав бумагу. – Я считал что у тебя хватит ума не ездить одной с человеком, о котором мы ничего не знаем. Какого черта…

– О, папа, не будь таким глупым. Что он мог мне сделать, сидя верхом на лошади? Кроме того, я не такая уж дура. Я ехала на Витесс, а его заставила взобраться на Бонте.

Это рассмешило Вильяма, хотя он был все еще рассержен на Элис. Ему пришлось согласиться, что никакая опасность ей не угрожала. Старому мерину никогда уже не вернуть былую скорость. Элис вряд ли можно было поймать, и все же…

– Что заставило тебя поехать с ним? Он уже в том возрасте, когда могут объезжать хозяйства в одиночку и не заблудиться.

Ему не нравился интерес, проявляемый Элис к молодому рыцарю. Возможно, ему следует выбросить из головы мысли выдать ее замуж за Обри. Эгоистично с его стороны желать замужества дочери только потому, что она останется жить рядом с ним. Казалось, можно не спешить с замужеством, так как он никогда не видел в Элис ни малейшего интереса к кому-либо из мужчин, молодых или постарше, проезжавших через Марлоу. Однако, если ее сердце созрело для любви, лучше попросить Ричарда о подходящей для нее партии. Кроме того, Обри и Элис, должно быть, не подходят друг другу. Они были очень дружны, но всегда соперничали в том, кто должен верховодить, и Элизабет говорила… Сердце Вильяма дрогнуло при мысли о ней.

– В чем дело, папа! – воскликнула Элис. – Сэр Моджер сказал, что Раймонд опасен для нас?

– Нет, совсем нет, – ответил Вильям, сердясь оттого, что не смог бы объяснить свою несдержанность. – Это не имеет к нему никакого отношения. А почему тебя это так беспокоит и почему просто Раймонд, а не сэр Раймонд? Я хочу знать, почему ты решила выехать с ним?

– Потому что он совсем не говорит по-английски, папа. Что тут плохого? Почему я должна называть сэром Раймондом того, кто не намного выше слуги в нашем доме? Я предпочла поехать сама, а не посылать Диккона или кого-нибудь из мужчин, так как хотела узнать о нем побольше. И… и он не тот, за кого себя выдает. Он не знает вещей, в которых разбирался даже Гарольд, и знает то, в чем ему разбираться не следовало бы. Можно я выпровожу его, папа? Я могу сделать это при помощи…