Чамберз понял. Но его воспитание и чувство справедливости, присущее всем британцам, подсказывали, что предложение друга – просто варварство. Вспомнив, однако, что Кинсфорд сделал с его кузиной, Тони понял, что они поступят справедливо. Сомнений не осталось, чувство долга и верности Джорджи взяло верх. Наказание, которое предложил Рейф, соответствовало тяжести преступления. Кинсфорд будет жить, но превратится в бесполое существо. Какая ирония, подумал Тони.

– Да, – ответил он без всякого сожаления. – Именно так и поступим. – Давай веревку.

Кинсфорд слышал лишь конец разговора. Расширившимися от страха глазами он смотрел, как к нему приближаются мужчины. Заметив нож, блеснувший в руках американца, негодяй не на шутку испугался, решив, что его собираются убить.

– Прошу вас, пощадите меня, – взмолился он.

– Мы пощадим тебя так же, как ты пощадил мою кузину, – отрезал Тони и быстро обмотав веревку вокруг его тела, крепко привязал к спинке стула.

Кучер слышал душераздирающие крики, отдававшиеся гулким эхом. Он невозмутимо отхлебнул из фляжки крепкий солодовый напиток. Мало ли какой шум раздается за городом?

* * *

Снова зарядил мелкий нудный дождь. Джилли захотелось оказаться за городом, в Дорсете, который она считала своим настоящим домом. Хотя она и родилась в Лондоне, ее постоянно тянуло в старое поместье семьи Фицджеральд Бьюкенен. Там бы пригодились ее старые туфли, в которых, несмотря на дождь, можно выбежать в сад и проверить, как поживают собаки. Здесь, в городе, очень не хватало ее любимцев.

Дорсет – моя гавань, решила Джилли. Эта мысль родила другую: она отвезет туда Джорджи. Самое лучшее для нее – уехать на время из Лондона. А в поместье, вдали от сплетен и кривотолков, ее душевная рана затянется быстрее.

Джилли подумала, что это решение немного эгоистично: ведь и ей самой требовалась передышка. Выбитая из колеи событиями последних дней и потерей человека, которого любила, она хотела укрыться в каком-нибудь тихом месте и хорошенько обо всем подумать.

Мысли Джилли путались. Она знала, что несчастье подруги сильно потрясло ее. Сама мысль – овладеть женщиной против воли – представлялась ей нелепой и дикой. И в то же время вспоминалось то страстное желание, которое поцелуями и ласками пробудил в ней Рейф. Разве она не хотела отдаться ему? И можно ли сравнивать то, что испытывала тогда, с чувством, охватившем ее сейчас? Это – отвращение, там же – восторг.

Неужели все мужчины способны на такую жестокость? И Рейф? И Рис? Смогли бы они поступить так? А другие мужчины, которых она знает?

Сердце девушки подсказало ответ: ни Рейф, ни брат никогда не смогли бы совершить подобную мерзость. Джилли была абсолютно уверена в этом.

Но что же делать с любовью? Разве могла она, продолжая любить Рейфа, надеяться полюбить кого-то еще?

Ведь она влюбилась в него, еще будучи девочкой. Теперь же, поняв, что ее мечтам никогда не суждено сбыться, Джилли была в полной растерянности и не знала, что делать. Но, тем не менее, продолжала жить, ибо другого выхода нет. Но как быть подруге? Что остается ей?

Джилли обругала себя за то, что думает о себе, а не о Джорджи.

Девушка допила чай и стала укладываться спать. Раздевшись, подумала, что нужно послать утром еще одну записку, домой, и попросить Нэн собрать вещи. Миссис Литтл помогла бы собраться Джорджи. Им обеим необходим отдых. Сон все не шел, и Джилли решила написать несколько писем.

Только она села за письменный стол, из комнаты Джорджи раздался душераздирающий крик.

Джилли пулей выскочила в коридор и ворвалась в комнату подруги.

Та металась по постели и горько плакала. Девушка зажгла лампу и тихо позвала:

– Джорджи, Джорджи.

Художница, вздрогнув, проснулась. Она заморгала, привыкая к свету, и увидела Джилли, стоящую рядом.

Поставив лампу на столик, ее добровольная сиделка присела, убрала со лба подруги влажные завитки русых волос.

– Успокойся, – сказала она мягко, – тебе нечего бояться. Никто тебя больше не обидит.

Джорджи молча лежала несколько минут, потом, наконец, заговорила.

– Он снова был здесь, Джилли. Я не могла с ним справиться. Никак не могла. Боже, – шептала девушка, дрожа всем телом. – Он грозился убить миссис Литтл. Было так страшно. Он пообещал, что расскажет всему Лондону. – На глаза Джорджи опять навернулись слезы. Все узнают. Я не вынесу этого.

– Нет. – Джилли решила рассказать, что произошло вечером. – Тони и Рейф позаботятся об этом.

– Тони и твой американец? Они знают? Джилли положила руку на плечо Джорджи, пытаясь успокоить.

– Я рассказала им. Кинсфорд должен ответить за злодеяния, – твердо сказала она. – Нельзя позволять этому презренному слизняку продолжать сеять зло, не заплатив за то, что он сделал с тобой. Я сказала им, что ты не будешь заявлять в полицию.

– Думаю, что не смогу это сделать. – Девушку била сильная дрожь. Она понимала, что не вынесет унижения, сплетен и слухов, смешков и издевательств, и особенно презрения, которые неминуемо последуют, если Кинсфорд расскажет о ее сексуальных отклонениях. Она будет изгнана из общества, растоптана. Кроме того, одна мысль, что придется объяснять незнакомым людям, что сделал с ней этот человек, восстанавливать в памяти каждую деталь кошмара, была невыносима. Она прекрасно помнила его насмешливые слова, что она – соблазнительница, а он ни в чем не виновен.

– Джорджи, нам обеим нужно уехать из Лондона. В моем поместье Дорсет тебе легче будет избавиться от воспоминаний.

Джорджи не знала, сможет ли когда-нибудь забыть произошедшее с ней. Или ее так и будут мучить кошмары? Дорсет всегда красив и очарователен. Именно там поздней весной была написана «Магдалина».

Джорджи смотрела вслед Джилли, направлявшейся в ванную. Подруга права, ей не следует оставаться здесь ни минуты. Работать в мастерской она не сможет, а дом, который она считала своим, никогда больше не порадует ее уютом и теплом.

Джилли вернулась с мягким полотенцем, смоченным в холодной воде, и протерла им лицо Джорджи. Удастся ли помочь подруге забыть этот страшный день? Обратной дороги ни у одной из них не было.

– Ты поедешь со мной?

– Да, – ответила Джорджи, откидываясь на подушки.

– Вот и хорошо. Подготовку к отъезду я беру на себя. – Девушка встала, собираясь отнести полотенце. – Я посижу с тобой, – добавила она, поправлял одеяло. – Постарайся уснуть.

Джорджи, уставшая и измученная, послушно закрыла глаза.

Джилли забралась в кресло, поджав под себя ноги, оставив гореть лампу на случай, если Джорджи снова проснется. Она думала, нашли ли мужчины Кинсфорда и что с ним сделали.

Неожиданно девушка похолодела: ведь не собираются же они убивать его?

Она испугалась не за Кинсфорда. Если Тони и Рейф навсегда избавят мир от этого гнусного негодяя, это будет справедливо, но их могут привлечь к ответственности, и тогда всплывет трагедия с Джорджи.

Нет, Джилли не позволит, чтобы это случилось. В крайнем же случае она будет лгать, а если понадобится, заявит суду, что Кинсфорд пытался изнасиловать и ее. Кроме того, всегда оставался главный козырь – титул графини Дерран, который Джилли могла использовать, чтобы отвести от Тони и Рейфа любую беду.

Эта мысль успокоила девушку, глаза начинали слипаться, и она заснула с мыслью о Рейфе. Джилли мечтала, чтобы он оказался здесь, рядом, и, как в детстве, успокоил ее. Как он ей нужен именно сейчас, когда в душе такая сумятица и хочется забыться в теплых объятиях его сильных рук!

ГЛАВА 13

Задумавшись, Джилли маленькими глотками отпивала кофе, приготовленный миссис Литтл, отметив, что он не такой, к какому она привыкла: в Энкантадоре обожали крепкий напиток. Джилли сожалела, что рядом с ней нет Тори, не с кем поговорить и спросить совета. Правильно ли она поступает?

А Рейф и Тони? Стоило ли сообщать им о случившемся и призывать на помощь? Что, если, разыскивая этого мерзавца, они попадут в неприятную историю? Она вспомнила решительный вид мужчин, выражения их лиц не предвещали ничего хорошего.

Эти мысли взволновали девушку, хотя она сама подсказала и одобрила идею возмездия, даже не подозревая, что может чувствовать столько ненависти и отвращения к другому человеку.

Без особого аппетита Джилли съела за завтраком пресную селкирскую лепешку, пару яиц и кекс с изюмом. Джорджи не присоединилась к ней, сославшись на отсутствие аппетита, но экономка все же отнесла ей чашку чая и торт.

Раздавшийся в холле звук шагов оторвал девушку от невеселых размышлений. Рывком открыв дверь, она увидела приехавших Тони и Рейфа. Оба выглядели несколько осунувшимися, обычно безукоризненная одежда помялась, на подбородках и щеках появилась щетина.

Рейф взял чашку кофе, протянутую Джилли, и невольно залюбовался: перехваченные темно-синей лентой волосы девушки свободно падали на спину; она, такая свежая, чистая, с добрым сердцем и душой, олицетворяла собой тепло и свет, так необходимые ему сегодня утром. Джилли – его мечта, но, к сожалению, неосуществимая.

– Как чувствует себя Джорджи? – спросил Тони. Девушка заговорила с тревогой голосе:

– Так же, как и вчера. Ночью мучили кошмары. Это может продолжаться долго. Поэтому-то я и предложила ей отправиться в наше родовое поместье в Дорсете. Время – лучший целитель. Отдых без забот и страхов, вдали от этого ужасного дома пойдет Джорджи на пользу.

– Да, конечно, – согласился Тони. – Когда вы уезжаете?

– Сегодня, – ответила Джилли. – Причин для задержки нет. Нэн, моя служанка, встретит нас на вокзале Ватерлоо, я просила ее взять билеты в отдельное купе. Прислугу в поместье известят по телеграфу. Хочу, чтобы все было готово к нашему приезду.

Чамберз одобрительно кивнул.

– Я предупрежу своего адвоката, чтобы в случае надобности он сообщил вам мой новый адрес.