А однажды я пришел, по своему обычаю, на равнину, углубился в нее и увидел рощу, где было много дров. Найдя в этой роще толстый корень, стал его окапывать. И едва удалил с него землю, как топор наткнулся на медное кольцо. Очистив его от земли, я вдруг увидел, что оно приделано к деревянной опускной двери! Под этой дверью оказалась лестница, и я сошел по ней вниз, пока не очутился у двери, которая была входом во дворец, прекрасно построенный, с высокими колоннами. Во дворце я нашел молодую женщину, подобную драгоценной жемчужине, разгоняющую в сердце горе, заботу или печаль. Ее речи утоляют скорби и делают безумным всякого умного и рассудительного! Она высока ростом, с крепкой грудью, нежными щеками, благородным обликом и сияющим цветом лица, и лик ее светил в ночи ее локонов, а уста ее блистали над выпуклостью груди, подобно тому как сказал о ней поэт:

Черны ее локоны, и втянут живот ее,

а бедра — холмы песку, и стан — точно ивы ветвь!

И еще:

Четыре тут для того лишь подобраны,

Чтоб сердце мне в кровь изранить и кровь пролить.

Чела ее свет блестящий и пряди ночь,

И розы ланит прелестных, и тела блеск.

Взглянув на эту женщину, я пал ниц перед ее творцом, создавшим ее столь красивой и прелестной, а она взглянула на меня и сказала: «Ты кто будешь: человек или джинн?». Я ответил: «Человек», — и она спросила: «А кто привел тебя в это место, где я провела уже двадцать пять лет и никогда не видела человека?». Слова ее были сладостными, и она захватила целиком мое сердце. Я ответил: «О госпожа моя, меня привели сюда звезды, для того чтобы рассеять мою скорбь и заботу», — и рассказал обо всем, что со мною случилось, от начала до конца. Она выслушала и огорчилась моим положением, и заплакала, и сказала: «Я тоже расскажу тебе свою историю. Знай, что я дочь царя Эфитамуса, владыки Эбеновых островов. Он выдал меня за сына моего дяди, и в ночь, когда меня провожали к жениху, ифрит по имени Джирджис ибн Раджмус, внук тетки Иблиса[19], похитил меня и улетел, и опустился в этом месте. Он перенес сюда все, что мне было нужно из одежд, украшений, материй, утвари, кушаний и напитков и прочего. Каждые десять дней ифрит приходит ко мне и спит здесь одну ночь, а потом уходит своей дорогой, ведь взял он меня без согласия своих родных. Мы условились, что, если мне понадобится что-либо ночью или днем, я коснусь рукою этих двух строчек, написанных на нише, и не успею убрать руку, как увижу его подле себя. Сегодня четыре дня, как он приходил. До следующего раза — еще шесть дней. Не хочешь ли ты погостить у меня это время, а за день до его прихода соберешься и пойдешь своей дорогой?» — «Хорошо, — сказал я, — прекрасно будет, если оправдаются грезы!» И она обрадовалась, и поднялась на ноги, и, взяв меня за руку, провела через сводчатую дверь в баню, нарядную и красивую. Я вошел внутрь и снял с себя одежду, и женщина тоже сняла, и я вымылся и вышел, а она села на скамью и посадила меня рядом с собою. Потом она принесла мне сахарной воды с мускусом и напоила меня, и подала еды. Мы поели и поговорили, а потом она сказала: «Ляг и отдохни, ты ведь устал». Я лег и забыл о том, что со мной случилось, и поблагодарил ее, а, проснувшись, увидел, что она растирает мне нош, и помолился за нее, и мы сели и немного поговорили. Тогда она сказала: «Клянусь Аллахом, моя грудь была стеснена, пока я жила одна здесь, под землёй! Двадцать пять лет я никого не видела и ни с кем не могла поговорить. Хвала Аллаху, который послал тебя ко мне! О юноша, не хочешь ли ты вина?» — и я сказал. «Подавай!». Тогда женщина направилась в кладовую и вынесла старого запечатанного вина. Она расставила зелень и проговорила:

Если б ведом приход ваш был, мы б устлали

Кровью сердца ваш путь и глаз чернотою.

И постлали б ланиты вам мы встречу,

Чтоб лежала дорога ваша по векам.

Когда она кончила стихи, я поблагодарил ее, и любовь к ней овладела моим сердцем. Грусть и заботы покинули меня, и мы просидели за беседой до ночи, а потом я провел с нею ночь, равной которой не было в моей жизни.

Утром мы проснулись и прибавляли радость к радости до полудня, и я напился до того, что перестал сознавать себя. Тогда я встал, покачиваясь направо и налево, и сказал этой женщине: «О красавица, пойдем, я тебя выведу из-под земли и избавлю от этого джинна!». Но она лишь засмеялась и воскликнула: «Будь доволен и молчи! Из каждых десяти дней день будет ифриту, а девять будут твои». И тогда, покоренный опьянением, я воскликнул: «Я сию минуту сломаю эту нишу, на которой вырезана надпись, и пусть ифрит приходит, чтобы я убил его! Я привык убивать ифритов!».

Услышав эти слова, женщина побледнела и воскликнула: «Ради Аллаха, не делай этого!» — а потом добавила:

Если дело несет тебе злую гибель,

Воздержаться от дел таких будет лучше.

И продолжила такими стихами:

К разлуке стремящийся, потише! —

Ведь конь ее резв и чистой крови.

Терпи! Ведь судьба всегда обманет,

И дружбы конец — всегда разлука.

Едва она окончила стихи, я, даже не разобрав толком ее слов, сильно ударил ногою о нишу. И когда это случилось, не успел я очнуться, как везде потемнело, и загремело, и заблистало, и земля затряслась, и небо покрыло землю, и хмель улетел у меня из головы, и я спросил: «Что случилось?». А женщина воскликнула: «Ифрит пришел к нам! Не предостерегала ли я тебя от этого? Клянусь Аллахом, ты погубил меня! Спасай свою душу и поднимись туда, откуда ты пришел!».

От жуткого страха я забыл свой топор и башмаки, а когда поднялся на две ступеньки и оглянулся, чтобы найти и взять их, земля вдруг разверзлась, из-под нее появился ифрит гнусного вида и бросился к девушке со словами: «Что это за сотрясение, которым ты меня встревожила? Что с тобой случилось?». А она отвечала ему: «Со мной не случилось ничего. Только печаль стеснила мою грудь, и мне захотелось выпить вина, чтобы стало светлее на душе. И я выпила немного и встала за нуждой, но голова была так тяжела, что я упала на нишу». «Ты лжешь, блудница!» — воскликнул ифрит и осмотрелся в комнате направо и налево, а увидев топор и башмаки, воскликнул: «Это явно принадлежит человеку! Кто к тебе приходил?». А женщина ответила: «Я только сейчас увидела это! Они, вероятно, зацепились за тебя». Но ифрит был непреклонен: «Это бессмысленные речи, и ими меня не проведешь, о неверная!» — и с этими словами сорвал с нее одежду, растянул несчастную между четырех кольев и принялся ее мучить и выпытывать, что произошло.

И мне было нелегко слышать ее плач. Я поднимался по лестнице, дрожа от страха, а добравшись до верха, опустил дверь, как она была, и прикрыл ее землею. До крайности я раскаивался в том, что сделал, и вспоминал эту женщину, и ее красоту, и то, как ее мучил этот проклятый, с которым она провела уже двадцать пять лет, и что с ней случилось из-за меня одного. И размышлял о моем отце и его царстве, и о том, как я стал дровосеком, и как после ясных дней моя жизнь замутилась. Я заплакал и произнес такой стих:

И если судьба тебя поразит, то знай:

Сегодня легко тебе, а завтра труднее жить.

В раздумьях этих я пришел к портному и увидел, что, ожидая меня, он мучается, как на горячих сковородках. «Вчерашнюю ночь мое сердце было с тобою, — говорил он, — и я боялся, что тебя постигла беда от дикого зверя или чего другого. Слава Аллаху за твое спасение!» Я поблагодарил его за заботливость и пошел в свою комнату, все размышляя о случившемся и упрекая себя за болтливость и горячность, за то, что толкнул ту нишу ногой.

И пока я мучился в мыслях этих, мой друг — портной — вошел ко мне и сказал: «О юноша, на наш двор зашел старик персиянин. Он принес твой топор и башмаки и спрашивает тебя. Говорит, что принес их дровосекам со словами: “Я вышел, когда муэдзин[20] призывал на утреннюю молитву, и по пути наткнулся на эти вещи. Может быть, вы укажете мне, где их владелец?”. И дровосеки указали на тебя, узнав твой топор. Старик сидит в моей лавке. Выйди же к нему, поблагодари и возьми свой топор и башмаки».

Мой взгляд за уста мои вещает, и ясно вам,

И страсть объявляет то, что в сердце скрываю я.

Когда же мы встретились, и слезы лились мои,

Безгласен я сделался, но взор мой о вас вещал.

Услышав эти слова, я побледнел и расстроился, а в это время земля в моей келье вдруг разломилась, и появился ифрит, который представился портному персиянином. Он пытал ту женщину крайней пыткой, но она ни в чем не призналась, тогда он взял мои вещи и воскликнул: «Если я Джирджис из потомства Иблиса, то приведу владельца этого топора!». И с такой уловкой пришел он к дровосекам, и вошел ко мне, и, не дав ни минуты, похитил меня, и полетел, и поднялся, и опустился, и погрузился под землю, а я не сознавал самого себя. Потом он вошел со мной в тот дворец, где я был, и очам моим предстала та женщина — она лежала обнаженная, растянутая между кольями, и кровь стекала с ее боков. Из глаз моих полились слезы, а ифрит взял эту женщину и сказал ей: «О развратница, не это ли твой возлюбленный?». Но она лишь посмотрела на меня и прошептала: «Я его не знаю и не видела раньше этой минуты». «И после такой пытки ты не признаешься?!» — воскликнул ифрит. И женщина упрямо отвечала: «Я в жизни его не видела, и Аллах не позволяет мне солгать на него!». Тогда ифрит сказал: «Если ты его не знаешь, возьми этот меч и сбей ему голову». Она взяла меч и подошла ко мне, и встала у меня в головах, а я сделал ей знак бровью, и слезы потекли у меня по щекам. Женщина все поняла и мигнула мне, сказав: «Все это ты с нами сделал!». А я ответил знаком: «Сейчас время прощения», — и язык моего положения говорил: