И они занялись беседой, и, когда вино взяло власть, госпожа дома встала и поклонилась им, а потом взяла за руку одну из женщин и сказала: «О сестрицы, исполним наш долг». Сестры ответили согласием, после чего привратница встала, прибрала помещение, выбросила очистки, переменила куренья и вытерла середину покоя. Она посадила календеров на скамью у возвышения, а халифа, Джафара и Масрура — на скамью в другом конце покоя, носильщику же крикнула: «Как ничтожна твоя любовь! Ты ведь не чужой, а из обитателей дома!». Носильщик встал и, затянув пояс, спросил: «Что тебе нужно?». И та ответила: «Стой на месте!». Потом поднялась третья женщина, она поставила посреди покоя скамеечку, а затем открыла чуланчик и сказала носильщику: «Помоги мне!». Тот увидал там двух черных собак с цепями на шее. Женщина указала на них и сказала: «Возьми». Носильщик повиновался и вышел с ними на середину помещения.

Тогда хозяйка дома обнажила руки до локтя, взяла бич и велела ему: «Выведи одну из них на середину! И тот потащил собаку за цепь, а она завыла и потянулась головой к хозяйке. И тут принялась женщина бить животину по голове… А та выла и скулила, но женщина не унималась, до тех пор пока у нее не устали руки. И когда она бросила бич, то прижала собаку к груди, вытерла ей слезы и поцеловала в голову, а затем сказала носильщику: «Возьми ее и подай вторую». И носильщик привел, и женщина сделала с ней то же, что с первой.

Сердце халифа обеспокоилось, и грудь его стеснилась. Не терпелось ему узнать, в чем провинились эти несчастные собаки. Он подмигнул Джафару, но тот повернулся к нему и знаком велел: «Молчи!».

Затем госпожа обратилась к привратнице и сказала ей: «Вставай и исполни то, что тебе надлежит», — и та ответила: «Хорошо!». Потом хозяйка поднялась на своем ложе, выстеленном из можжевельника и выложенным полосками золота и серебра, и велела сестрам: «Подайте, что есть у вас!». Тогда привратница поднялась и села возле нее, а третья женщина на мгновение удалилась и вернулась, неся чехол из атласа с зелеными лентами и двумя солнцами из золота. Остановившись перед госпожой, она распустила чехол и вынула оттуда лютню для пения. Затем настроила струны, подтянула колки и, наладив лютню как следует, произнесла такие стихи:

Вы — цель моя и желанье!

И близость к вам, любимые,

В ней вечное блаженство,

А даль от вас — огонь.

Безумен я из-за вас же,

И в вас всю жизнь влюблен,

И если вас люблю я,

Позора нет на мне.

Слетели с меня покровы

Как только я влюбился в вас;

Любовь всегда покровы

Срывает со стыдом.

Оделся я в изнуренье,

И ясно — не виновен я,

И сердце только вами

В любви и смущено.

Бегут, изливаясь слезы,

И тайна всем ясна моя,

Все тайны открываются

Благодаря слезам.

Лечите мои недуги:

Ведь вы — лекарство и болезнь.

А чье лекарство с вами —

Всегда в несчастье тот.

Свет глаз твоих изнуряет,

И меч любви мне смерть несет;

А сколько мечом страсти

Повержено людей!

Любовь свою не оставлю,

Утешиться не склонен я:

Любовь — мой путь, лекарство

И тайная краса.

О счастье глаз, что довольны

И радостны, смотря на вас!

О да, и ныне сердце

Любовью смущено!

Госпожа жилища, услышав эту касыду[17], воскликнула: «Ах, ах, ах!» — и упала на землю без памяти, разорвав на себе одежды. Тогда халиф увидел на ней следы от переломов и ударов бичами и крайне этому удивился. Привратница встала и брызнула водой ей в лицо, затем, принеся драгоценную одежду, одела ее. Все собравшиеся увидели это, и сердца их смутились, ведь никто не понимал, в чем дело и что произошло. В это мгновение халиф склонился к Джафару и сказал: «Не видишь разве эту женщину и следы ударов на ней? Я не могу больше молчать, пока не узнаю, что случилось с ней и теми черными собаками!» — «О, господин мой, — сказал Джафар, — они поставили нам условие, чтобы мы не говорили о том, что нас не касается! Иначе услышим то, что нам не понравится».

Затем госпожа воскликнула: «Ради Аллаха, сестрица, исполни свой долг передо мной и подойди ко мне!». И вторая женщина ответила: «С любовью и охотой!» — а после этих слов взяла лютню, прислонила ее к груди и, ущипнув струны пальцами, произнесла:

На разлуку жалуясь вам, что мы скажем?

А когда до тоски дойдем — где же путь наш?

Иль пошлем мы гонца за нас с изъяснением?

Но не может излить гонец жалоб страсти.

Иль стерпеть нам? Но будет жить возлюбленная,

Потерявшая любимого, лишь немного.

Будет жить она в тоске одной и печали,

И ланиты зальет свои слезами.

О сокрытый от глаз моих и ушедший,

Но живущий в душе моей неизменно!

Тебя встречу ль? И помнишь ли ты обет мой,

Что продлится, пока текут эти годы?

Иль забыл ты вдали уже о влюбленной,

Что довольно уж слез пролила, изнуренная?

Ах! И если сведет любовь нас обоих,

Будут длиться упреки наши немало.

И, услышав вторую касыду, госпожа жилища закричала: «Клянусь Аллахом, хорошо!» — и опустила руку, и разорвала свои одежды, как в первый раз, и упала на землю без памяти. А исполнившая стихи брызнула на нее водой и надела на нее вторую одежду, после чего госпожа поднялась и сказала своей сестре: «Прибавь мне и уплати мой долг сполна. Осталась только эта мелодия». И та снова взяла лютню и произнесла такие стихи:

До каких же пор отдален ты будешь и груб со мной?

Не довольно ль слез пролилось моих уж до сей поры?

До каких же пор ты продлишь разлуку умышленно?

Коль завистнику ты добра желал — исцелится он.

Коль коварный рок справедлив бы был ко влюбленному,

Никогда б ночей он не знал без сна, страстью мучимый.

Пожалей меня! Я измучена твоей грубостью;

Не пора ль тебе, повелитель мой, благосклонней стать?

О, убийца мой! Расскажу кому о любви своей,

Как обманут тот, кто печалится, коль любовь мала!

Моя страсть все больше, и слез моих все сильнее ток,

И разлуки дни, что текут, сменяясь, так тянутся!

Правоверные! За влюбленного отомстите вы,

Друга бдения. Уж терпенья стан опустел совсем.

Дозволяет ли, о желанный мой, то любви за сон,

Чтоб далек был я, а другой высок в единенье стал?

И могу ли я наслаждаться миром вблизи него?

О, доколь любимый стараться будет терзать меня?

И когда женщина услышала третью касыду, она вскрикнула, разорвала свою одежду и упала на землю без памяти в третий раз, а гостям вновь стали видны следы ударов бичами. Тогда календеры воскликнули: «Что бы нам не входить в этот дом и переночевать на свалке! Наша трапеза расстроена тем, от чего разрывается сердце». И халиф обратился к ним, спрашивая: «Почему это происходит?» — и они ответили: «Наши сердца сжимаются от увиденного». «Разве вы не из здешнего дома?» — удивился халиф. «Нет, — отвечали календеры, — мы впервые находимся в этом месте». Тогда халиф взглянул на носильщика и воскликнул: «Тот человек, что подле вас, знает их дело!» — и подмигнув ему, спросил обо всем произошедшем, но тот ответил: «Клянусь Аллахом, все мы в любви одинаковы! Я вырос в Багдаде, но в жизни не входил в этот дом до сегодняшнего дня, и мое пребывание у них — диво!». «Мы считали, клянемся Аллахом, что ты принадлежишь к ним, а теперь видим, что ты такой же, как мы», — сказали календеры. И халиф вскричал: «Нас семеро мужчин, а их трое женщин, и у них нет четвертого! Спросите их, что происходит, и если они не ответят по доброй воле, то ответят насильно». С этими словами все согласилась, но Джафар молвил: «Мое мнение иное! Оставьте этих женщин — мы у них гости, и они поставили нам условие, которое мы приняли, как вы знаете. Предпочтительней молчать об этом деле. Ночи осталось уже немного, и каждый из нас пойдет своею дорогою». Он подмигнул халифу и добавил: «Осталось не больше часу, а завтра ты их призовешь пред лицо свое и спросишь их». Но халиф вскинул на него свой гневный взгляд и возмутился: «Мне не терпится больше. Пусть календеры их спросят!». «Мое мнение иное», — сказал Джафар. И они вновь стали друг с другом переговариваться, кто же спросит женщин раньше. Наконец, халиф решил: «Носильщик!».

Хозяйка жилища заметила волнение своих гостей и обратилась к ним: «О люди, о чем вы шепчетесь?». Носильщик поднялся и сказал: «О госпожа моя, эти люди хотят, чтобы ты рассказала им историю собак: отчего ты их мучаешь, а потом плачешь и целуешь их? И чтобы ты поведала о своей сестре: почему ее били бичами, как мужчину? Вот что хотели бы знать эти люди».

И хозяйка спросила гостей: «Правда ли то, что он говорит про вас?». И все отвечали: «Да», — кроме Джафара, который промолчал. Услышав эти слова, она воскликнула: «Поистине, о гости, вы обидели меня великой обидой! Ведь мы раньше условились с вами, что те, кто станут говорить о том, что их не касается, услышат то, что им не понравится! Недостаточно ли того, что мы приняли вас в нашем доме и накормили своей пищей? Но вина не на вас! Вина на том, кто привел вас сюда». Затем она обнажила руки, ударила три раза об пол и воскликнула: «Поторопитесь!».