– Мы полетим в сторону восхода, у нас в запасе пять или шесть часов. Должны успеть. Уж, какие билеты достались. Выбирать не приходится.

На самом деле я уже получила от Павлуши эсэмэску, что долетели они с бабушкой хорошо. Конечно, мне было неудобно перед Соней за враньё, но сказать ей правду я не решалась. Еще начнёт сочувствовать, жалеть меня, тогда я точно не выдержу и разревусь. Хватит с меня того, что я и сама себя жалею. По этой же самой причине я и Жанке тоже ничего не сказала. И родителям. Хотя чего меня жалеть? Правильно Ковальчук определил, за меня радоваться надо. Но одно дело всем рассказывать, что я ушла от мерзавца мужа, бросила его и развожусь с ним. Или, например, говорить, что мы расстались из-за непримиримых противоречий по обоюдному согласию, как цивилизованные люди. Но Серёга поставил меня в идиотское положение, лишив возможности хотя бы выглядеть пристойно во всей этой ситуации. Ну, как, скажите, я буду людям говорить, что ушла от мужа, если еще неделю назад с улыбкой до ушей я хлопотала об отпуске, билетах и собирала чемоданы, чтобы ехать к нему?

– Давай, что ли, выпьем, – предложила Соня. – Только не шампанского, я от него уже, как пузырь раздулась, вот-вот взлечу.

Я оглядела стол с остатками еды, неподалеку стояла початая бутылка водки. Видимо, мужики начали уже праздновать по-взрослому, но отвлеклись на танцы. Танцы постепенно набирали силу. Не знаю, как у вас на корпоративах, но у нас в «Теплоинжиниринге», чем выше градус, тем энергичнее танцы. Соня достала бутылку, а я тем временем сбегала в бар за стопками. Мы разлили водку по рюмкам и чокнулись.

– Ну, с Новым годом, – сказала Соня.

– С ним, – согласилась я.

Мы выпили и закусили какой-то колбасой.

– Борис Иваныч мой боится, ты там в Канаде останешься. Ты ж у него незаменимая. А, действительно, чего ты тут забыла? Почему еще осенью не уехала? Неужто из-за денег всё? Как раньше карячилась за двоих, так и сейчас продолжаешь? – Соня, так или иначе, была в курсе Серёгиных заработков, ведь это именно у неё я чаще всего занимала деньги.

– Не, Серёжа сейчас хорошо зарабатывает, денег мне присылает, а я их в коробку складываю. Сонь, веришь? Первый раз в жизни никому ничего не должна и не знаю, на что деньги потратить, – сказала я, а про себя подумала, что недолго мне осталось жить такой вот распрекрасной жизнью. Женится мой новоявленный кормилец и покажет мне из-за океана большой канадский кукиш!

– За доходы! – тут же предложила Соня очередной тост, и мы с ней хлопнули еще по рюмашке.

– Пусть Борис Иванович не переживает, нам с Павлушей всё равно надо учебный год закончить, а там поглядим, может, летом и переберемся. Дожить надо, – выдала я уже привычную версию. Решила, что уже поближе к лету можно будет чего-то присочинить насчет нашего с Серёгой расставания. Мол, встретила другого и полюбила до потери сознания.

– Ты, Катерина, кремень. Вот я думаю, если б Бориса Ивановича моего куда заслали, я б не то, что за ним, я б впереди него помчалась. Ну, да я не тот пример. У меня работы такой, как у тебя, нет. У меня работа вся на Борисе Ивановиче сосредоточена. Вон он у меня, какой красавчик, – при этих словах Сони к нам подошёл Гадецкий.

– Пойдем-ка, мать, станцуем с коллективом, – сказал он и протянул Соне руку.

– Сначала, выпьем! – Соня потянула мужа за руку и усадила рядом с нами. – Мы тут за мужчин в целом и персонально за тебя пьем.

– Хорошее дело, – согласился Гадецкий, и мы все трое выпили за мужчин, после чего Соня с Гадом ушли танцевать, а я огляделась вокруг и увидела Ковальчука. Он сидел в одиночестве неподалеку и гипнотизировал салат оливье.

– Что, Роберт, подсчитываете, сколько горошин в салате?

– И, правда, подсчитываю, – согласился Ковальчук. Взгляд его при этих словах был несколько отсутствующим. – Только не горошины, а деньги.

– Свои или чужие?

– Свои, разумеется. Новый год, бонусы разные повалили.

– Чего их считать, – удивилась я. – Они все в одном конверте сосредоточены, нам их ещё вчера выдали.

– Это у вас бонусы в одном конверте сосредоточены, а у меня с разных мест поступают.

– Вы что же? Совместительствуете? – Мне стало интересно. Это откуда же еще Ковальчуку бонусы поступают. Неужели уже пристроился к откатной калиточке. Я почувствовала себя тем самым товарищем, у которого «мимо носа носят чачу, мимо рота алычу».

– Именно так, давайте лучше выпьем, – Ковальчук явно ушёл от поставленного вопроса.

– Давайте, – я еще чувствовала в себе силы, так как после водки дурман от шампанского в моей голове странным образом рассеялся. Решила, что в процессе совместной выпивки сумею как-нибудь развязать Ковальчуку язык и выяснить, откуда это у него дополнительные бонусы.

– Один момент, – Ковальчук встал из-за стола и исчез в направлении бара. Буквально через минуту он вернулся с бутылкой коньяка и пузатыми бокалами.

– Как в старые добрые времена в славном городе Париже, – сказал он, разливая коньяк. – Есть чрезвычайно дурацкое новогоднее поздравление «С Новым годом! C новым счастьем!» Представляете себе старое, подержанное счастье?

Я хихикнула.

– Счастья, траченного молью, не бывает, – продолжил Ковальчук. – Оно либо есть, либо его нет.

– Согласна. Это логично.

– Поэтому предлагаю выпить за новую прическу, Новый год и новую жизнь.

– А как быть со счастьем? Его куда?

– А счастье пусть просто будет!

Тост мне понравился, мы выпили, Ковальчук отыскал где-то на столе тарелку с лимоном в качестве закуски.

Следующий бокал мы выпили тоже по какому-то очень хорошему поводу, а вот третий у меня как-то застопорился и не пошёл. Странным образом закружилась голова, и я срочно пошла искать туалет. Туалет я так и не нашла, а может быть, и нашла, но я этого факта совершенно не помню. Осознала я себя стоящий у мраморной стены в холле. От стены в вырезе моего платья на спине было прохладно. Ноги мои подкашивались, поэтому я от этой стены боялась оторваться. Тут меня и обнаружил встревоженный Ковальчук.

– Вот это номер! – прокомментировал он моё положение. – Алкаши обычно у теплой стенки пристраиваются.

– Эта приятная, – ответила я. – Только очень скользкая.

– Стоять тихо, – скомандовал Ковальчук и исчез.

Пока его не было, мимо меня то и дело сновали какие-то сотрудники нашей конторы, поздравляли с Новым годом, я всем мило улыбалась и старалась держать голову ровно, потому что шея у меня странным образом тоже подгибалась, как и ноги. Наконец появился Ковальчук, он как-то воткнул меня в мою собственную шубу и сунул мне в руки мою сумку. Я и ему тоже мило улыбалась. Голова моя, правда, в отсутствие стенки то и дело падала куда-то вбок. Это я еще помню. Потом отрывками помню, как мы ехали в такси, и я учила водителя вождению и правилам дорожного движения. При этом ни на минуту не переставала мило улыбаться. Голову, чтоб не падала, я куда-то пристроила. А вот куда, этого я решительно не могу вспомнить.

* * *

Проснулась я от дикой головной боли. Бедная голова моя покоилась на мужском плече. Плечо было гладкое, приятное и совершенно голое. Я с трудом привстала и обнаружила рядом с собой в кровати дрыхнущего без задних ног Ковальчука. Была ли на нем под одеялом какая-либо одежда, я решила на всякий случай не проверять. Главное, что сама я всё-таки была в своем нижнем белье. Я села и огляделась. Кровать, на которой я сидела, стояла в нише огромной комнаты с кирпичными стенами, окрашенными в светло серый цвет. В другом конце этой комнаты находилась довольно замысловатая кухня, оборудованная дорого и по последнему слову техники. Одна стена была полностью занята огромным окном, за которым было белым бело от снега. Никаких шкафов, в которых могла бы прятаться одежда, в комнате не обнаруживалось. Мое маленькое чёрное платье валялось на полу, рядом с туфлями и колготками. Я озадачилась поисками мест общего пользования. Будить Ковальчука не хотелось, я еще раз глянула на него, тут он открыл один глаз и сказал:

– Налево, – после чего закрыл глаз и сладко всхрапнул.

Я пошла в указанном направлении, где и обнаружила большую ванную комнату, из которой одна дверь вела в сауну, а вторая в гардеробную огромных размеров.

– «Так вот он где шкафчик» – подумала я, разглядывая аккуратно развешенные костюмы и рубашки Ковальчука, а также ряды начищенной обуви. Всё-таки нетрадиционно ориентированные парни отличаются небывалой аккуратностью. Мамина приятельница сдавала квартиру одному из них и всё не могла нарадоваться чистоте и порядку.

Я закрыла дверь в гардеробную и с удовольствием залезла под душ. На прическу мою мне уже было глубоко наплевать, как и на макияж. Я прислонилась к кафельной стенке и долго стояла под сильными струями, делая воду всё горячее и горячее. Потом с удивлением обнаружила на полке не только шампунь, но и кондиционер для волос. Конечно, я тут же всем этим воспользовалась. Когда я, наконец, вылезла из-под душа и натянула на себя висящий на крючке большой мужской махровый халат, то около зеркала заметила фен. Тут же представила, как этим феном пользуется какой-нибудь Артём, когда приходит к Ковальчуку на свидание. От этой мысли у меня голова разболелась еще больше. Я высушила волосы и вышла из ванной. Ковальчука в кровати уже не было, он в одних спортивных штанах сидел за большим стеклянным столом. Несмотря на головную боль, я отметила все достоинства его фигуры и даже пожалела про себя, что такая вот фактура пропадает для женского полу. Что же это, бабоньки, такое делается? И так-то нас по статистике больше, чем мужиков, так они ж еще и промеж собой теперь шуры муры крутить норовят. Что же нам остается-то? Куковать в одиночестве. Уж мне-то точно теперь куковать придется. Чай тридцать пять уже, да и все окружающие меня мужики один другого краше оказались. Муж меня бросил, Руденко по рукам и ногам своей ненормальной женой повязанный сразу от меня отказался, этот вот с виду вроде мужик мужиковатый, а на деле и вовсе гей оказался, одна надежда на джедая осталась. Хотя если исходить из существующей тенденции, то, похоже, и там какой-нибудь дефект найдется. Богема, что с неё взять?