– Ты стервятница, Вика. Ты питаешься падалью. Ты никогда не будешь счастлива, потому что ждешь чужой смерти!

Некоторое время Вика молчала ошеломленно, потом заморгала и стала всхлипывать. Затем резко развернулась и убежала. «Надо держать себя в руках… Чего я к ней привязалась? Но это ужасно, когда люди строят свое счастье на несчастье других!» – подумала Дина.

– Эй, кто-нибудь! – раздалось с другого конца коридора. Женский голос – дрожащий, сдавленный, молящий о помощи.

Дина побежала в ту сторону. У входа стояла женщина, закутанная в платок, со спящим ребенком на руках. Женщина подняла голову, и Дина узнала в ней Лилю. Да, это была она, Лиля. Соперница Дины. Любовница Руслана. Та, которая не побоялась нарушить покой мертвых. Та, которая пустила прах Марьяши по ветру…

Дина хотела развернуться, уйти – пусть кто-нибудь другой возится с Лилей, но тут же вспомнила, что почти весь персонал занят заболевшими из гарнизона.

– Что тебе? – без всякого выражения спросила Дина.

– Вот… – Лиля подняла дочь повыше. И тут Дина заметила, что Аришка на руках у Лили вовсе не спит, а скорее, без сознания. Щеки у Ариши были пунцовые от румянца, дышала девочка со свистом. – Курбатова позови!

– Курбатов занят, у нас ЧП, я тебе позову Нину Витальевну. Она педиатр… Пройди пока с дочерью в приемное отделение.

– Мне не нужна твоя Нина Витальевна! – грозно произнесла Лиля. – Она старая перечница, ей сто лет почти. Мне Курбатов нужен. Если тут есть хороший врач, то это Курбатов.

– Сейчас. Ждите в приемном, – сказала Дина. Милейшую Нину Витальевну, не так давно разменявшую восьмой десяток, она нашла быстро. Врач-педиатр шустро засеменила в приемное, а Дина побежала уже за Курбатовым.

Фидель Рауфович обещал прийти чуть позже – он все еще занимался больными из гарнизона.

Дина побежала обратно.

* * *

Ящерица, выползшая на солнце погреться, замерла, вывернув шею. Но насладиться покоем и солнцем ей не пришлось. Пресмыкающееся почувствовало вибрацию почвы – приближался кто-то большой, опасный. Ящерка прижалась к земле, мгновение медлила, словно проверяя свои ощущения (нет, они ее все-таки не обманули!), – и затем шустро заспешила прочь, в свое укрытие.

Вскоре на дороге показался грузовик, полный людей, вооруженных до зубов.

Мелкие камешки летели из-под колес.

Грузовик двигался в сторону города.

* * *

– Курбатов скоро будет, – запыхавшись, выпалила Дина, ворвавшись в приемное. – Скоро!

Нина Витальевна в этот момент осматривала Аришу. Лиля стояла у окна.

– Может быть, ОРВИ, а может, менингококк… – прошелестела педиатр. – Скорее менингококк. Не хочу вас обнадеживать, мамочка.

– О господи… – Лиля схватилась за голову. – Где же Курбатов! Нина Витальевна, посидите с девочкой, я на секунду…

Лиля схватила Дину за рукав и буквально вытащила ее в коридор.

– Что ты делаешь… – Дина попыталась оторвать ее от себя. – Не трогай меня!

– Менингококк… Она сказала – менингококк! – сквозь зубы, дрожащим голосом проговорила Лиля. – Это смертельно опасно…

– Лиля, сейчас все лечится! Не надо паниковать раньше времени.

– Ты не понимаешь. У меня со вчерашнего дня нехорошие предчувствия… Я не Вике это говорила, а себе!

– Что ты Вике говорила? – не поняла Дина.

– Это меня судьба теперь наказывает! Из-за тебя!

Лилю буквально трясло. На нее было страшно смотреть.

– Из-за меня? Из-за того, что ты пепел моей дочери Марьяши по ветру пустила? Лиля… Ты совершила ужасную вещь вчера, да… Но я не желаю твоей дочери зла, – волнуясь, возразила Дина. – Ты – это одно, но Арише я зла не желала. Да я и тебе зла не желаю, чего там… Успокойся. С Аришей все будет хорошо.

– Ты не знаешь. Никто не знает, – точно безумная, твердила Лиля. – А ведь твоя Марьяша могла бы жить.

– Что? – враз охрипнув, опять спросила Дина.

– А ты послушай… Если я повинюсь, то это, может, спасет Аришу. Если я скажу тебе, что я виновата и я раскаиваюсь… Слушай, Дина. Вот что случилось шесть лет назад.

И Лиля быстро, короткими фразами принялась рассказывать историю из прошлого…

Дина слушала ее – замерев, затаившись, кажется, даже забыв дышать. А когда дослушала – вздохнула наконец глубоко.

Откуда-то издалека, с площади, раздался шум.

– Стреляют, что ли? – прошептала Дина.

– Это салют! – отрывисто, раздраженно воскликнула Лиля.

– Салют? Ведь еще день… – опять прошептала Дина. Она не знала, о чем теперь говорить, о чем думать.

Марьяша могла бы жить. Если бы, если бы, если бы…

* * *

Руслан должен был немедленно доложить в часть о нарушителях границы, вызвать подкрепление, рассказать также о гибели Лагутенко и, главное, – сообщить о том, что грузовик с бандитами движется к городу.

Но он стоял, опустив голову, рядом с телом старлея и напряженно думал – все ли правильно сделал, не упустил ли чего? От какой-то упущенной мелочи могла зависеть его судьба.

А еще Руслана раздражало то, что Лагутенко перед смертью вздумал в благородство играть: «Если ты обещаешь прикрыть свою лавочку – буду молчать… Но я теперь за каждым твоим шагом следить стану… Если что – пощады не жди!»

Буду молчать. Если бы да кабы. Щенок. Жалко ему, Лагутенко, стало своего старшего товарища, майора Сергеева! Хотя какой Лагутенко товарищ, они только сослуживцами были. «А если бы он и вправду молчал? Тогда что же… Зря все это? Зря с Беком договаривался, зря отраву в компот сыпал, зря все. Зря Дину договаривался убить!»

Мысли о Дине сбивали с толку.

Вообще, по своему характеру Руслан был не из тех людей, которых легко с толку сбить. Военный же! Не думал – делал. Исполнял приказы – как вышестоящего начальства, так и те, что давал себе сам. Надо – значит, надо. Если от каких-либо действий лучше жить станет – значит, из кожи вылезь, а сделай это. Уж чем-чем, а сомнениями Руслан никогда не мучился.

Но Дина… Господи, ведь из-за нее все. Любовь к ней – заноза в сердце, которая мешает жить. Лучше избавиться от этой любви, самому вырвать ее из сердца, добровольно. Есть женщины, которые превращают мужика в тряпку. Вот такой женщиной для Руслана всегда была Дина. Любил, да, любил ее безумно, но ведь что она с ним сделала…

«А может, я затем все это и затеял, что от Дины хотел избавиться? Весь этот грандиозный хитрый план – для того, чтобы я освободился от Дины, от своей жены?.. Тогда тем более я все правильно сделал. Признаю, признаю – из-за нее все, из-за Дины! Гадина, сбежала. Сбежала с чужим мужиком, с уродом этим… Так пусть ее убьют. Так ей и надо. Заслужила!» Плечи Руслана затряслись, но он усилием воли заставил себя успокоиться.

И даже представил: вот грузовик с бандитами въезжает в город. На площади толпа, начальство речи толкает, праздник же. Музычка из репродукторов, само собой… Благостно все, умилительно. И тут – орда на грузовике, из автоматов стреляют, орут грозно. Как публика испугается-то!

Побегут все… Давка, смятение. А тут больница. Головорезы наемные по ступеням поднимутся, зайдут в больницу. Пойдут по коридорам… И вот она – Дина. «Я Беку фото ее дал. Дину ни с кем не перепутаешь. Она одна такая. Ее застрелят и сразу же уйдут. Солдаты из части? Да они еле ползают, сопротивления не окажут. Оружия у них нет, в больницу с оружием солдат не кладут. Полиция? Да какая там полиция, пенсионеры одни, Анискины! Им бы только чаи распивать на веранде у Хасана… Да и не станут полицейские стрелять в толпе. Все, все я продумал!»

Руслан попытался прикинуть, через какое время его жены уже не будет на свете. Через какое время, говоря высокими словами, свершится возмездие… И получалось, что уже скоро…

* * *

– Я на минутку… – Фидель Рауфович прижался губами ко лбу жены. – Сегодня какой-то безумный день. Сейчас в приемном еще ждут. Ты как?

– Я хорошо. Я даже не кашляю почти… – Таисия Георгиевна обвила руками шею мужа, замерла, боясь спугнуть свое нежданное счастье. – После того укола, что ты мне утром сделал, боль прошла.

– И хорошо. Ну все, Тася, пора мне. Правда, некогда, – он отвел ее руки.

– Грохот какой-то с улицы… – прислушалась Таисия Георгиевна. – Салют, что ли?

– Какой салют, Тася, день же еще! – засмеялся хирург и вышел из палаты.

Боль настигла Таисию Георгиевну этой ночью, как раз после того, как они с Фиделем помирились. Исподволь подобралась, скрутила все внутри… Именно поэтому Фидель утром отнес жену в больницу – чтобы все время была под присмотром.

Что будет дальше, Таисия примерно представляла. Ад. Но ад ее не страшил. Ведь с ней рядом будет ее любимый… Это не ад тогда получается, а рай.

* * *

Дина стояла и завороженно смотрела на Лилю.

– Ну что, что ты глаза-то все пучишь! – с раздражением произнесла Лиля. – Я виновата, я знаю. А теперь мне страшно. Мне очень страшно, понимаешь?

– От меня ты что хочешь? – не слыша собственного голоса, спросила Дина.

– Чтобы ты меня простила.

– Ты у меня это прощение как будто прямо из горла вырвать собираешься…

– Дина! Я только теперь тебя понимать стала. Я теперь в твоей шкуре. Я – виновата! Я теперь сама – мать, и мне страшно, очень страшно за Аришку! Я столько ужасных вещей сделала… Но ты тоже должна понять – это любовь меня заставила.

– Опять эта любовь… Любовью, значит, любую подлость оправдать можно…

– Дина! Ну что мне делать?! Хочешь, я на колени перед тобой встану? Я не гордая, вот…

Лиля уже собралась рухнуть на колени, но в этот момент входная дверь распахнулась. Дину, стоявшую лицом к двери, на какое-то время ослепил яркий солнечный свет, льющийся с улицы. Свет. А еще шум, крики, чьи-то голоса… Тревожные, испуганные голоса, совсем не соответствующие сегодняшнему празднику. Что-то случилось.

«Это был не салют. Выстрелы!» – догадалась Дина.

На фоне солнца, льющегося из дверей, – силуэты людей. Силуэты автоматов – дулами вверх. А потом, уже в следующее мгновение, дверь закрылась, солнце перестало слепить, и Дина увидела нескольких мужчин с закрытыми платками лицами (только глаза видно).