Марина, тяжело дыша, все-таки повалила подругу на диван и теперь стояла над ней, растрепанная, с широко разведенными руками. Смотрела потрясенными глазами. Потом спросила шепотом:

– Это что, правда, что ли?

– Да.

– Сколько же раз вы встречались?

– А какое это имеет значение?

– А тебе… все это… не пригрезилось, часом?

– Перестань, – сморщилась Олеся.

– А мне почему не рассказала? – страдальческим голосом спросила Марина.

– Да ведь мы с тобой и не виделись после Москвы…

– Но разве не нужно было в первую очередь мне позвонить? Тем более если по моей наводке вы… подружились.

– Извини. Я была не готова все это обсуждать, – вздохнула Олеся.

Марина постояла еще немного, покачалась из стороны в сторону, потом шлепнулась рядом с Олесей на диван. Пару мгновений они просидели так в молчании. Потом Марина положила руку подруге на плечо и спросила негромко, ласково:

– И что же ты теперь хочешь делать?

– Как что? – удивилась Олеся. – Я хочу быть рядом с ним, в больнице, в госпитале, куда там его повезли! Это же ясно.

Она попыталась вскочить на ноги, но Марина держала ее плечо крепко, висела на нем, как якорь, всей тяжестью своего тела.

– Не нужно, Олесенька! – взмолилась она басовитым, набухшим от слез голосом.

– Что – не нужно?

– Не нужно ехать в Москву! Поверь, там тебе никто не будет рад. Там сейчас совсем другие игры.

– О чем ты? – недоумевала, отстраняясь от подруги, Олеся.

– Ну, не до тебя ему сейчас, понимаешь? Было свободное время, весна, Питер, чудесная девушка, то есть ты. Пара встреч – это совершенно ничего не значит, даже если у вас все было по полной программе. Но что-то мне подсказывает, что ничего у вас не было, так, сплошная лирика. А сейчас там рядом с ним мамки, няньки, продюсеры, журналисты. Он тебя даже не узнает или не будет знать, что с тобой делать и куда девать.

– Я поняла, – медленно проговорила Олеся. И отодвинулась подальше от разгоряченной, дышащей жаром Марины. – Ты прямо говоришь мне о том, что у него со мной было несерьезно. И тебя совсем не смущает, что ты ни черта не знаешь о наших отношениях!

Последние слова она проорала на всю квартиру. Марина в молитвенном жесте сложила руки и протянула их к подруге:

– Ну, Олесенька, ну, миленькая! Ты же понимаешь, что так не бывает. Это совсем другая жизнь, Канны, Сочи, бриллианты за сотни тысяч в подарок! Разве он хоть на сантиметр пустил тебя в эту жизнь? Пригласил в Москву, познакомил с друзьями?

– Я знакома с одним его здешним товарищем, с Валерой.

– Ну, один товарищ еще ничего не значит. Хоть десять. Но не пустит он тебя в свою жизнь, уж ты мне поверь. И даже в Москву не пригласит, потому что там – его территория. Я читала, что он вообще очень странный, живет с мамой в огромной квартире, ни жены, ни детей, и даже романы случаются раз в пять лет по обещанию. Пишут, между прочим, что он вообще неправильной резьбы.

– Прекрати!

– Ну, Олесь, а если это действительно так? В лучшем случае он засветит тебя перед журналистами, чтобы показать, что он нормальный мужик. А потом бросит, обязательно бросит!

– Убирайся! – заорала Олеся.

Марина отпрянула, сжалась в комочек, насколько позволяли габариты ее тела, и пискнула жалобно:

– Что?

– Что слышала! Я не желаю выслушивать эти мерзости!

– Олесенька!

– Я устала от этой грязи! Я пропиталась ею насквозь! Стала такой же предательницей, как вы все!

– Телефон звонит! – перекрикивая подругу, рявкнула Марина.

Олеся вздрогнула и закрутила головой. Откуда-то издалека, одинокий и покинутый, грустно попискивал ее мобильник. Она метнулась к сумке, вытряхнула телефончик на ладонь и произнесла, с трудом шевеля сведенными судорогой челюстями:

– Да!

– Олеся? – деловито прозвучал незнакомый голос. – Вас беспокоит Валерий, тот самый, что возил вас на машине. Вы уже знаете, что произошло?

– Знаю…

– Не вздумайте волноваться. Сущие пустяки: небольшая контузия. А теперь вопрос: вы готовы немедленно вылететь в Москву?

– Готова, – твердо ответила Олеся.

– Билет для вас уже заказан. Приезжайте через час в Пулково, я вас там буду ждать. Затем, в Москве, вас также встретит один Женин товарищ и отвезет в госпиталь. Сможете или есть другие неотложные дела?

– Конечно смогу!

– Купить вам что-нибудь в дорогу? – неожиданно с отеческой заботой в голосе спросил Валерий. – Ну, книжку, еду, вещи какие-нибудь?

– Ну что вы! – смутилась и чуть не расплакалась Олеся.

– Нет? А то смотрите, обращайтесь, если что. Евгений велел окружить вас комфортом.

Олеся вернула телефон в сумочку, глубоко вздохнула и снова начала собираться, на этот раз спокойно и сосредоточенно. А Марина все не могла прийти в себя. Она сидела на диване и наблюдала за подругой с таким изумленным и в то же время просветленным лицом, как будто на ее глазах за спиной у той выросли крылья. И вдруг повторила полушепотом свою прежнюю фразу:

– Но ведь так не бывает…

– Да, – кивнула Олеся, лишь на секунду отрываясь от сборов. – У женщины средних лет, небогатой и незнаменитой, нет шансов завести роман со звездой первой величины. Но даже у самой яркой звезды имеются детские воспоминания. Заветные воспоминания, которые подчас кажутся важнее всей последующей жизни. Женя узнал во мне свою первую любовь, девочку, ради которой он достиг того, чего достиг. А я не сумела вовремя сказать ему, что всего лишь на нее похожа.

– И ты пошла на этот обман? – потрясенно протянула Марина.

– Да. Пошла. И не надо говорить мне о порядочности. Это был мой последний шанс хоть немного побыть счастливой!

– Кто говорит о порядочности! – замахала руками Марина. – Просто что же будет, если он узнает правду?

– Что будет – то будет, – ответила Олеся и продолжила сборы.

Марина уселась в кресло и нахмурилась. Ее вдруг посетила предательская мыслишка: а уж не переплюнула ли ее разом Олеся по количеству выпавшего на ее долю женского счастья? И теперь она лихорадочно сравнивала свое, затяжное и незыблемое счастье с Олесиным – лучезарным, но таким призрачным и зыбким. Совершив в уме это сравнение, Марина успокоилась, вновь просветлела лицом и бросилась помогать подруге.


Потом она же проводила Олесю до станции метро. Тащила сумку подруги и не переставала ее наставлять. Олеся, уйдя в свои мысли, Маринины советы не слушала, пока та не гаркнула ей прямо в ухо:

– Ты только этой старухе сразу дай отлуп!

– Какой старухе? – ахнула, содрогнувшись всем телом, Олеся.

– Да матери этого Дорохова! – сердито уточнила та. – Ты представляешь, каким влиянием она обладает, если до сих пор не дала сыну создать нормальную семью? Так что сразу дай понять, что прогибаться под нее не станешь!

– Зачем всегда винить матерей? – возмутилась Олеся. – А если мужчина не вступает в брак, потому что еще не встретил свою любовь?

– Рассказывай! – презрительно перебила ее подруга. – Этот Дорохов весь мир объездил, первых красавиц тонны перевидал. Чего бы ему не встретить свою любовь? Ясно, мамка всякий раз все дело портит.

Они уже стояли рядом с заполняющейся маршруткой, которая должна была доставить Олесю в аэропорт. Поэтому Олеся спорить не стала, да и Марина скомкала конец обличительной речи и обратила к подруге свое лучащееся улыбкой лицо…

– Только ничего мне не желай! – угадав ее намерения, панически зашептала Олеся. – То, что мне желали, никогда не имело привычки сбываться! Лучше молчи!

Марина смутилась на долю секунды, но тут же оправилась, прихлопнула рот и все с той же светлой улыбкой размашистым крестом безмолвно благословила подругу.


В аэропорту «Шереметьево», как в кино, Олеся в зале ожидания увидала человека, державшего в руках листок с ее фамилией. Это был совсем молодой мужчина, круглолицый, вихрастый, с той выразительной мимикой, какая бывает только у актеров. Уже садясь в его роскошную белую «тойоту», Олеся припомнила, что действительно видела его в одном фильме, где он играл вместе с Женей. Это был один из тех начинающих актеров, который уже успел запомниться внешне, но фамилия его еще не была на слуху. Олесе он представился как Иван. И от осознания того, что один артист встречает ее, чтобы отвезти к своему раненому товарищу по цеху, на глазах у Олеси вновь выступили слезы. Она вообще в последнее время сделалась слезлива до невозможности.

– Вы не знаете точно, что случилось с Женей? – спросила она, когда машина на огромной скорости почти летела в направлении города.

– Олесенька, это был какой-то кошмар! – импульсивно воскликнул Иван и выпустил руль машины, чтобы сперва обеими руками схватиться за голову, а потом за сердце. – Это было страшно, как… как на войне, наверное. Мы стояли с Женькой и режиссером на краю поля, проговаривали сцену. Потом вдруг Женя задумался, замолчал, ну, знаете, как бывает, когда ему какая-то мысля в голову стукнет. И тихонько так пошел по кромке поля. Вдруг – взрыв, Женька летит, нас с режиссером засыпает землей. Первая мысль – все, похоронен заживо! Потом откопался, встал, гляжу, а Женька лежит в траве лицом вниз. Меня как пронзило всего: господи, помилуй, все, убит! Бросился к нему, а он головой мотает и никак не может подняться. Ну, слава богу, врач у нас был в группе, осмотрел его и на своей машине доставил в Склиф. Теперь уже все в порядке.

После этого Иван на одном дыхании продолжал рассказывать Олесе, какие трагические случаи подчас происходят на съемках фильма, и за этим рассказом, который она слушала вполуха, Олеся не заметила, как подъехали к зданию больницы. Иван самолично проводил ее до палаты. В узком коридорчике перед дверью палаты толпились, беспорядочно перемещались какие-то люди. Олеся физически ощутила, как чужие взгляды жадно ощупывают ее лицо. Но сама из-за волнения толком ничего не видела, просто автоматически переставляла ноги, опираясь на твердую руку Ивана.