– Анна. – Когда Тэл произносил мое имя таким тоном, я теряла над собой контроль. И он прекрасно знал об этом. – Ты еще два года будешь учиться в университете. И я тоже. А мне так одиноко в этой квартире.

– Но я же почти всегда с тобой.

– О том и речь. Почему бы тебе не переехать ко мне? К тому же я помню, что через два месяца у тебя заканчивается срок аренды.

Даже если бы я и хотела скрыть изумление, то не смогла бы. Мои глаза округлились, и я села на кровати, продолжая прижимать покрывало к груди. Сердце опять бешено заколотилось. Я никак не могла успокоиться, и это мне совсем не нравилось.

– Ты хочешь, чтобы мы стали жить вместе, – почему-то шепотом проговорила я. Это был не вопрос. Я никак не могла поверить, что Тэл правда предложил мне такое.

Моя реакция его, похоже, не удивила. Не отводя от меня глаз, он сказал:

– Я не жду ответа прямо сейчас. Просто прошу тебя подумать об этом.

Вдруг нежный свет в спальне стал неприятно горячим. Слова Тэла испугали меня так же сильно, как испугал бы секс при свете. Мне надо было срочно отвлечься, иначе утро могло закончиться панической атакой. Я стала лихорадочно вспоминать, нет ли у меня сегодня каких-то занятий или, может, встречи с подругой в кафе. И действительно вспомнила важную вещь:

– Черт! Совсем вылетело из головы – у меня в два часа концерт!

Я с детства играла на гитаре, пела свои и чужие песни. А выступать в одном из кафе университета мне предложил мой психотерапевт. Это был один из способов поднять себе самооценку, после того что случилось в прошлом году. Она и раньше была почти на нуле, и очень жаль, что только настоящая катастрофа заставила меня обратить на это внимание. Если бы я больше любила себя и свое тело, то не допустила бы такой страшной развязки… Тут я заметила, что опять начинаю обвинять себя, и выключила голос критика. А потом перевела дыхание и услышала другой голос – моего терапевта, который говорил, что сейчас на меня много чего свалилось и надо решать проблемы по одной, а не все сразу.

Наблюдавший за мной Тэл коротко рассмеялся. Я уже довольно хорошо знала его, чтобы понять – так он пытался скрыть волнение. Мне хотелось побить себя за то, что я причиняю ему боль, но я не могла представить, как буду жить с Тэлом, если не уверена, люблю его или нет. А разрешить себе это чувство я смогу только после того, как он узнает обо мне все. Для такого шага требовалась немалая смелость. Пока же я ужасно боялась, что Тэл отвернется от меня, когда узнает, в чем я ему лгала.

На утро после нашей первой ночи, когда мы лежали рядом в кровати, я подперла голову рукой. Проклятый шрам оказался прямо перед глазами Тэла. Мой ангел повел себя очень вежливо и спокойно, но было видно, что он удивился. И немного испугался. Все знают, что розовые шрамы – недавние. В конце концов Тэл спросил, откуда он у меня. Конечно, сделал он это очень тактично, но его взгляд продолжал скользить по рваной линии на запястье, и от него мне становилось все хуже.

Много месяцев назад я набрала в Интернете запрос: «Как объяснить шрамы на запястьях». И очень обрадовалась, когда нашла сайт с кучей отличных предложений. Лучшие из них я запомнила, чтобы в случае чего быстро ответить на неудобные вопросы. На вопрос Тэла я рассказала историю о том, как ударилась о стеклянную дверь, та разбилась и один большой осколок вонзился мне в руку. Мне показалось, что Тэл мне поверил. Я ведь живу с двумя подругами в маленькой квартире, построенной еще в тридцатых годах, и там вполне могло произойти нечто подобное. Тогда я очень обрадовалась, что он мне поверил, но чем серьезнее становились наши с Тэлом отношения, тем сильнее меня мучила ложь.

Эти розовые линии могли появиться только на запястьях взрослого человека. Но я понимала, что так и не выросла настолько, чтобы рассказать Тэлу правду. Или чтобы переехать к нему и позволить себе влюбиться. Самое страшное, что никакой вины Тэла в этом не было, он всегда вел себя очень терпеливо и понимающе. Просто оказалось, что мои шрамы на сердце оказались гораздо серьезнее, чем шрамы на руке.

Тэл был прав – через два месяца я должна съехать с квартиры. Для меня это означало не только поиски жилья, но и переход на новую ступень в жизни. Я заканчивала последний курс, становилась аспирантом, двигалась дальше по карьерной лестнице. Может быть, настало время попробовать быть честной с этим милым, сексуальным парнем, который был мне так дорог. Может, если мне хватит смелости открыться ему, то я смогу полюбить его по-настоящему.

Я вздохнула и повернулась к Тэлу. Прижавшись к его груди щекой, я крепко обняла его за талию, наслаждаясь тем, как мышцы его спины заходили под моими ладонями. Тэл тоже обнял меня, а я судорожно вздохнула, чувствуя, как живот скрутило от страха. Но несмотря на это все-таки сказала:

– Давай поговорим об этом сегодня.

Он поцеловал меня в макушку, потом в щеку. Его прикосновения были такими нежными, что мое сердце чуть не взорвалось от любви. Я надеялась, что сегодня вечером оно все-таки это сделает.


Тэл редко приходил на мои выступления. Во-первых, песни были почти всегда одни и те же, во-вторых, студенты юридического факультета вечно учились, да и, честно говоря, мне не очень хотелось видеть его среди зрителей. Я играла и пела для себя, и не испытывала нужды делиться музыкой с другими. С гитарой небесного цвета, которую я прозвала Старой подружкой, меня связывали особые отношения. Я часто изливала ей свои боль и злобу, хоть это было не очень-то честно, но она не обижалась и помогала мне развлекать песнями малочисленных слушателей раз или два в месяц.

«Отыграть еще один концерт. Десять очков». Я печально улыбнулась. Очки начали щелкать у меня в голове давно, еще когда мне было лет двенадцать или тринадцать. Тогда мое тело начало меняться, и однажды я впервые услышала от мамы, что бедра у меня слишком широкие, а живот – дряблый. В один прекрасный момент мама заявила, что мы обе начинаем питаться правильно, чтобы стать стройнее. Тогда-то и начались эти очки. Я получала их, например, за сандвич с низкокалорийной индейкой. А за чернику, которую мама носила с собой в мини-холодильнике, я сразу зарабатывала их целую кучу! Из-за мороженого терялось так много очков, что мы с мамой полностью от него отказались.

Постепенно я во всем начала видеть очки. Вышла на пробежку – прибавляла. Размер лифчика стал больше – отнимала. Я записывала себе очки за то, что нашла пару на выпускной вечер, а еще за то, что отправилась туда на каблуках. А вот то, что мы с тем парнем так и не поцеловались, поскольку он оказался геем, отправляло все эти очки в мусорную корзину.

Когда я поступила в колледж, то попробовала послать эти очки – а вместе с ними свою неуверенность в себе – куда подальше. Ради этого я рискнула и снялась обнаженной для журнала. И все закончилось катастрофой.

…После выступления основной народ разошелся, несколько людей неприкаянно слонялись по кафе. Улыбнувшись, я с любовью погладила Старую подружку и положила ее в чехол, а потом выпрямилась и покрутила руками, разминая их.

– Похоже, тебе нужен массаж, – донесся из середины зала приятный голос Тэла.

Я улыбнулась, а он подошел ко мне, закинул чехол с гитарой через плечо, потом обнял меня за плечи и притянул к себе для медленного, сладкого поцелуя.

– Поехали домой, – сказал Тэл мне на ухо, – я о тебе позабочусь.

Он произнес слово «домой» с такой нежностью и в то же время с такой надеждой, что мое сердце сладко сжалось.

– Мистер Кэрролл, – с притворным возмущением воскликнула я, – вы что, делаете мне грязное предложение?

Он усмехнулся и ответил:

– Я приготовил ранний ужин и поставил его в теплую духовку. А еще взял новый фильм.

– И?

– Ну да, я надеюсь в итоге получить доступ к твоему прекрасному телу. Но если мы просто посидим в обнимку, мне все равно будет хорошо.

– Хорошо. – Я улыбнулась и чмокнула его в плечо. – Но сначала еда.

– Согласен.


Кухня в его квартире была такой же роскошной, как и спальня. Фартук из мозаики ярко-синего и белого цветов выгодно оттенял гранитные столешницы, а я сидела за небольшим столом из массива дерева и смотрела, как Тэл режет салат. Покончив с этим, он вынул из духовки аппетитные спагетти с сыром.

– Сам приготовил? Это впечатляет, – сказала я. – Подлизываешься ко мне?

– Не совсем. Я просто пытаюсь вести себя как можно лучше, потому что очень хочу, чтобы ты согласилась на мое утреннее предложение.

Тэл уселся напротив и поставил передо мной полную тарелку еды. Хоть я очень хотела есть после концерта, желудок у меня начал пульсировать так, что вряд ли мне удалось проглотить хоть листик салата.

– Тэл, нам надо поговорить. – Слова сами сорвались с губ, но после этого мне стало легче.

Он удивленно нахмурился, но тут же заставил себя принять спокойное выражение и терпеливо ждал, когда я продолжу. Может, все будет не так уж плохо. Тэл взял салат и начал медленно поедать его, давая мне время собраться с мыслями.

– Это насчет моего шрама, – сказала я.

Он проглотил, кивая головой, а потом уточнил:

– Который от осколка стекла, да?

– Ну я… дело в том, что я не так его получила.

Тэл опять кивнул, продолжая смотреть мне в глаза, и я запаниковала. Что это значит? Может, он знает? Вдруг ему кто-то рассказал? Или Тэл рылся в моей страничке на «Фейсбуке», а там были какие-то намеки на это? Я взяла вилку, потом нервно отложила ее в сторону.

– Я…

Тэл накрыл рукой мою ладонь и сказал:

– Ты можешь все мне рассказать. Что бы это ни было, я тебя выслушаю.

Неужели правда знает?

– Я пыталась совершить самоубийство.

Когда эти слова сорвались с моих губ, мне тут же стало очень легко. Тэл судорожно перевел дух и закрыл глаза, словно пытаясь прийти в себя. Я не понимала, что он сейчас чувствовал – печаль, страх или, может, отвращение? Однако через секунду Тэл открыл их и посмотрел мне в глаза открытым, спокойным взглядом. А потом спросил, как ни в чем не бывало: