Блейк улыбнулся в ответ, сияя от радости. А потом повернулся к тренеру и сказал:

– Мы будем играть.

Коллинз замолчал и глянул на него.

– Ты уверен?

Блейк перевел взгляд на Саммер, потом опять на тренера и ответил:

– Я в жизни не был так уверен, как сейчас.

Время перерыва как раз закончилось. Блейк вышел на поле вместе с командой, чувствуя необыкновенный заряд энергии во всем теле. Он знал, что сможет забить мяч. Знал, что сейчас сделает это.

Игроки побежали вперед. Блейк сбавил ход и оглянулся, ища, кому передать мяч. Его ресивер был в зоне досягаемости, но защитники Луизианы висели на хвосте. И тогда Блейк решился. Он запустил мяч как можно дальше, молясь – надеясь, – что он упадет в очковую зону противника.

Секунды тянулись бесконечно, невыносимо долго, и наконец толпа вокруг него взорвалась криками:

– Тачдаун! Джорджия выиграла!

Блейк отыскал среди ликующих зрителей Саммер. Она стояла и тоже кричала и хлопала в ладоши. Блейк улыбнулся. Его любимая все-таки стала талисманом удачи. И ему очень хотелось надеяться, что Саммер тоже позволит ему сделать ее жизнь счастливее.

Трейси Вулф

Наперекор судьбе

Не могу поверить, что я выиграл. И выиграл тут, в Таосе. В городе, из которого три года назад сбежал в таком ужасе, что не стал дожидаться рассвета. Я сел за руль в полночь, окровавленный, в ушибах и ссадинах, приказав себе не думать ни о чем, кроме того, что другого выхода у меня нет. Не думать даже о Дайан. Особенно о Дайан.

Я боялся, что если позволю себе хоть одну мысль о ней, то останусь в городе. Но мне надо было уехать. Иначе отец просто покалечил бы меня. Или вообще убил.

Теперь я опять тут, и все кажется… нереальным. Эта поездка. Соревнования. Медаль, которая оттягивает мне карман.

Все нереально, потому что я здесь. А ее нет рядом. Я не представляю Таос без нее, и желание позвонить ей, увидеть ее, ужасно мучило меня. Я достаю телефон и нахожу ее имя и контакты, которые за эти три года огромное количество раз копировал из одного аппарата в другой. Мне так отчаянно хочется услышать ее голос, что я нажимаю на вызов, не думая о том, какой сумбур это внесет в ее жизнь – и мою тоже.

Но в итоге я жму отбой. У меня не хватает духа. Слишком много времени и слишком много событий разделяют нас. Я блокирую экран, засовываю телефон в карман и пытаюсь заняться чем-то другим. Все равно чем, лишь бы отвлечься.

Я беру пригоршню снега, леплю комок и бросаю его вниз с утеса. Вижу, как он прыгает по камням вниз, в пропасть передо мной. Я жду момента, когда снежок исчезнет. Того короткого момента, когда я буду знать, что он еще есть, хоть мне и не виден. Все эти годы Таос был для меня таким снежком. Я не видел его, но знал, что он есть. Это чувство помогло мне вернуться, несмотря на клятву, что ноги моей тут больше не будет.

Я держал слово долгих три года. Когда спонсоры начали требовать, чтобы я выступил на этом соревновании, у меня, конечно, была возможность им отказать. Но тогда бы и они от меня отказались. И мне пришлось бы уйти из профессионального спорта. В следующем месяце начинается отбор в олимпийскую сборную, и я должен показать все, на что способен.

И вот я здесь. С золотой медалью по суперпайпу[35], завоеванной в одном из самых престижных соревнований сноубордистов в мире. Прошло уже два часа с тех пор, как ее повесили мне на шею, а я никак не могу к этому привыкнуть.

Медаль кажется тяжелой, но мне понятно, что дело не в ее реальном весе, а в том, что она много значит для меня. Мне хочется вынуть ее, рассмотреть в свете луны. Просто порадоваться тому, что я сделал это. Что после пяти лет профессионального катания на сноуборде впервые выиграл золотую медаль на серьезном соревновании.

Я надеюсь, что она не станет последней.

Мои спонсоры ликуют. Они уже подумывают задействовать меня в своих рекламных кампаниях, хорошенько засветить мое лицо перед следующим большим соревнованием. Если это случится, то мое имя узнают много людей еще до «Дью Тур», которое начнется через месяц. А после этого – ежегодные «Икс Геймс»[36].

Я выступаю в суперпайпе уже два сезона подряд, но этот год – первый, когда спонсоры уверены в моем успехе. В любое другое время я бы сейчас на ушах стоял от радости. Ведь я так долго вкалывал ради этого момента, и теперь он настал.

Но сейчас победа меня не радует. И ничего не радует. Единственное, что я ощущаю – это пустоту.

Такое положение дел меня ужасно раздражает. Я слишком тяжело работал, чтобы теперь не радоваться законному вознаграждению. Но…

– Так и знала, что найду тебя здесь.

От звука голоса я замираю, уверенный в том, что это галлюцинация, вызванная моим желанием услышать его. Но когда я оборачиваюсь назад, то вижу ее. На ней куртка и спортивная шапочка ярко-красного цвета, который невероятно идет ее черным волосам и смуглому индейскому лицу.

Она такая красивая, что какое-то время я могу только смотреть на нее.

– Дайан.

– Гейдж. – Она улыбается мне, но я вижу беспокойный блеск в ее взгляде. И так происходит всегда. Не важно, какую маску надевает Дайан, мне нужно лишь заглянуть в ее невозможно черные глаза, чтобы понять, что она чувствует на самом деле.

– Что ты тут делаешь? – Я встаю с камня, на котором сидел.

– Мне кажется, это я должна спросить об этом тебя. – Она подходит ближе, ее толстые поношенные ботинки скрипят на снегу. – Я думала, ты сейчас в городе, празднуешь свою первую большую победу.

– Откуда ты знаешь, что я выиграл?

Она смотрит на меня так, словно я сошел с ума. Может, так оно и есть. Сейчас я ни в чем не был уверен. Кроме того, что у меня все переворачивается внутри при одном взгляде на нее.

– Я там была.

– Да?

– Ты думал, что будешь выступать в Таосе и я не приду на тебя посмотреть? – Она качает головой, словно мое поведение ее разочаровало. Или, что еще хуже, словно она меня не узнает. И это понятно. В последнее время я тоже часто себя не узнаю. – Где же еще мне быть?

– Я не думал, что…

– Вот в этом-то вся проблема. Ты никогда не думаешь! – Она стоит прямо передо мной, напускное спокойствие исчезает с ее лица. Глаза Дайан пылают, щеки порозовели, а дыхание – да, его слышно даже на расстоянии. И я буду гореть в аду, потому что, хоть с нашей последней встречи прошло три года, мне сейчас хочется одного – обнять Дайан и почувствовать, как бурно вздымается и опадает ее грудь. А потом целовать и ласкать до тех пор, пока три года разлуки не исчезнут. Пока все не исчезнет и не останемся только мы и наша близость.

– Прости меня. Мне так стыдно.

– Этого следовало ожидать.

– Мне чертовски стыдно. Прости, я не хотел оставлять тебя…

– Не надо. – Она кладет палец в перчатке мне на губы, заставляя меня замолчать. Даже после трех лет разлуки от ее прикосновения меня словно пронзает электрический заряд.

– Но…

– Ты поэтому мне не звонил? И не зашел, когда два дня назад приехал в Таос? Потому что думал, что я злюсь на тебя за твое бегство?

Я отвожу ее руку от губ, а потом крепко сжимаю в своей ладони.

– Так ты не злишься?

– С чего мне злиться? Если бы остался, то он бы убил тебя. Ты думал, я не знаю этого? Думал, не радуюсь каждый день, что тебе удалось сбежать? Что ты жив и в безопасности? Что твой отец больше ничего с тобой не сделает?

Я больше не могу терпеть. Разлука с Дайан мучила меня, и теперь, когда стоит передо мной, мне безумно хочется опять почувствовать ее рядом.

Я протягиваю к ней руки и привлекаю к себе. Прекрасное гибкое тело Дайан уютно устраивается в объятиях, словно с момента нашей последней встречи прошло не три года, а три минуты. Она обнимает меня почти так же крепко, как я – ее.

– Я скучал по тебе, – говорю я, пряча лицо в ее длинных шелковистых волосах. Она по-прежнему пахнет снегом, и имбирем, и свежесрезанными сосновыми ветками. От этого запаха, от сладкого чувства облегчения, что Дайан опять в моих объятиях, я чуть не падаю на колени. – Я так сильно по тебе скучал.

– Я тоже.

Я ощущаю ее поцелуи на своем лице, легкие, как снежинки, которые сейчас падают на нас. Она касается глаз, щек, моих обветренных пылающих губ. Мне так хорошо, что когда Дайан пытается сделать шаг назад, я не могу этого позволить. Наоборот, я еще крепче обнимаю ее и медленно – очень медленно – накрываю ее рот поцелуем.

В глубине души я и сейчас боюсь, что Дайан оттолкнет меня. Что отвернется от моих губ и воспоминаний, которые обжигают нас. Я знаю, что заслужил это. Но она ничего такого не делает. Наоборот, ее руки обвиваются вокруг моей шеи, и она крепко прижимается ко мне. А поцелуй длится и длится, и все происходит, как раньше – вспышка, огонь и острое наслаждение, похожее на боль.

Я безумно хочу ощутить Дайан на вкус и провожу языком по ее губам. Еще сильнее я хочу оказаться внутри ее – любым способом. Она открывается мне навстречу, а я беру ее нижнюю губу зубами и слегка посасываю ее. Сейчас, как и раньше, это сводит меня с ума.

Дайан стонет, ее пальцы вцепляются в мои светлые волосы, которые выбиваются из-под спортивной шапочки. Тогда я ныряю языком внутрь ее рта, начинаю кружить вокруг языка Дайан, ласкать его. Пахнет она свежестью и чистотой, и на вкус Дайан такая же – нежная пудра с нотами остро-сладкого имбиря. Я хочу больше, гораздо больше. Хочу ее всю.

Я забираюсь еще глубже, провожу языком по ее нёбу, вдоль зубов, начинаю щекотать уздечку, закрывающую вход в горло. Она охает, а потом уже ее зубы смыкаются вокруг моей нижней губы. Пришел мой черед стонать. Я зарываюсь пальцами в волосы Дайан, а потом беру лицо в свои ладони и пью сладость ее рта. Я беру все, что она готова мне дать, и отдаю всего себя взамен.

И все-таки этого мало. Я хочу большего.

Но Дайан отстраняется от меня и, с трудом дыша, садится на большой камень, который мы всегда называли нашим местом.