Сэр Дэнни переступил с ноги на ногу и, дернув за шнурок камзола, спросил:

— Куда домой?

— В наш фургон, — пылко ответила Роузи и, поскольку сэр Дэнни не ответил, продолжила: — Мы можем быстро собраться и уехать обратно в Лондон. Я поправлюсь, и вы сможете поставить «Гамлета» дядюшки Уилла. За это вы получите почти столько же денег, сколько за наш шантаж…

— Здесь за тобой присмотрят намного лучше.

— Нет! Я не могу здесь оставаться.

— Если сэр Тони сказал, что можешь, значит, можешь. — Сэр Дэнни улыбнулся и ласково потрепал ее по плечу. — Не каждый день доводится тебе спать в хозяйской спальне.

— Это не спальня! — Не обращая внимания на острую боль, Роузи показала рукой на дверь. — Спальня вон там!

— Да нет, там только прихожая.

— Нет! Спальня именно там! Разве вы не помните? Когда…

Что, собственно, когда? Что заставило ее подумать, что хозяйская спальня расположена именно там? Она ведь никогда не была здесь раньше! Наверное, эта мысль, должно быть, часть того безумия. Или предверие безумия, готового поглотить ее разум?

— Нет, ничего, — закончила Роузи. — Наверное, я просто видела сон. — Видела сон, что изучала каждый дюйм этого дома? — Мы можем покинуть это поместье прямо сейчас? Он вправил мою руку, перевязал ее, и она почти не болит.

— Я могу заставить уйти любую боль, — успокаивающе сказал сэр Дэнни. — Хочешь, чтобы я это сделал?

Да, конечно, она хочет, но подозрения уже зародились в ней.

— А после этого вы отведете меня в фургон?

— Если будешь чувствовать себя лучше.

После лечения сэра Дэнни Роузи всегда чувствовала себя гораздо лучше.

— Пожалуйста.

Сэр Дэнни взял руку девушки и нежно погладил.

— Посмотри на меня. Думай о том, что, когда ты начнешь засыпать, боль исчезнет. Представь себе: твоя кость цела и невредима, вот она срастается…

Не отрываясь от его пристального взгляда, Роузи, следуя инструкциям сэра Дэнни, думала о сне, о расслабленности, первой его предвестнице, о том, как кость ее руки срастается… Расслабиться под чарами сэра Дэнни на этот раз оказалось не так легко, как раньше: Роузи тяготило это незнакомое помещение. Но постепенно близость сэра Дэнни успокоила ее, Роузи сомкнула веки, слушая тихий голос.

Легко касаясь кончиками пальцев лица Роузи, сэр Дэнни бормотал:

— Сон баюкает тебя на своих руках. Он мягко Держит тебя в своих объятиях, принося облегчение и спокойствие… Ты будешь спать здесь до самого утра и, когда проснешься…

Слишком поздно обнаружила она западню. Сэр Дэнни обещал забрать ее отсюда, как только она почувствует себя лучше. Но как она могла сообщить ему, что чувствует себя лучше, если погружается в сон? Роузи изо всех сил постаралась сбросить с себя чары голоса сэра Дэнни и попыталась сесть на постели, но ни один мускул не подчинился ей. Роузи откинулась на спину, и две руки заботливо поддержали ее.

Одна рука принадлежала сэру Дэнни, другая — Тони.

Она посмотрела на Тони — понимание и сочувствие обострили его черты — и закрыла глаза. Может быть, если она притворится, что не видит его, он исчезнет? Может быть, тогда он не услышит ее бессвязный бред? И, что самое важное, тогда она, может быть, сможет забыть странное выражение его лица — точно такое, какое было тогда, когда он поцеловал ее в первый раз?

Заботливая рука приподняла ее голову и поправила подушки.

— Сэр Дэнни?

— Делай то, что говорит тебе сэр Энтони. — Голос его звучал откуда-то издалека, и Роузи испуганно открыла глаза.

Сэр Дэнни уже стоял у самых дверей, собираясь оставить ее одну. Наедине с ним. Просто потому, что она еще слишком слаба для того, чтобы перебраться в их жалкий, тесный цыганский фургон.

— Не уходите!

— Я навещу тебя завтра, Роузи. Будь умницей. — Он уговаривал ее, как ребенка. — И не плачь.

— Я никогда не плачу!

Сэр Дэнни хлопнул дверью, оставляя ее наедине с человеком, который пугал ее. Пугал в любом случае.

С того самого момента, как она спрыгнула со сцены, Тони, казалось, перестал обращать на нее всякое внимание. Но теперь все изменилось. Теперь он развалившись сидел в кресле около самой кровати и ядовито ухмылялся. Роузи в первый раз видела его без камзола и рюшей — на Тони была только тонкая рубаха с распахнутым воротом, обнажающая шею. Золотистый свет свечей выхватывал из темноты его крепкий торс, играя тенями на коже и мускулах.

— Сдается мне, что нам придется улечься вместе, — наконец сказал Тони.

Роузи не знала, что ответить, как отреагировать на это. Холодная отчужденность последних дней, казалось, полностью исчезла, как исчез и тот самоуверенный обольститель, каким она запомнила его при первой встрече. Этот обольститель, казалось, исчез совершенно и, подозревала она, не вернется никогда. И слава Богу!

— Мне нравится твой сэр Дэнни. Он совершеннейший негодяй, не так ли?

— У него доброе сердце.

— О, тем лучше! — Тони старался выглядеть веселым и не предъявлял никаких обвинений. — И любит тебя, словно ты его собственность. Он следил за тобой, вот почему и нашел нас еще до того, как я закончил возиться с твоей рукой. С тех пор и суетится вокруг тебя, не отходя ни на шаг. Сколько я ни пытался убедить его, что сон для тебя — лучшее лекарство, стоило мне отвернуться, он тут же разбудил тебя.

Значит, пока она спала, Тони тоже был здесь.

— Он называет тебя Роузи.

— Это сокращенно от Розенкранца.

Тони многозначительно кивнул.

— Так я и подумал.

Сознавая, насколько неубедительным и глупым был ее ответ, Роузи тем не менее испытывала искушение поддаться очарованию этих сияющих глаз. Но она сопротивлялась. Кто в конце концов этот сэр Энтони Райклиф? Пылкий любовник или холодный аристократ? Или, как она опасалась, обманщик, скрывающий за доброй веселой внешностью злой ум?

— Я бы никогда не подумал назвать своего сына таким изысканным именем. — Тони насмешливо приподнял бровь. — Ведь ты доводишься ему сыном?

— Да, сыном. — Она повторила с ударением на последнем слове: — Его сыном.

— Странно, — нахмурился Тони, — а я думал, что он тебя усыновил.

— О! — Итак, он не ставит под сомнение ее пол, его интересует только ее родословная. Было безопаснее по ряду причин представить сэра Дэнни своим родным отцом, но кто знает, может быть, Тони уже разузнал правду? Роузи попыталась собраться с мыслями. Что он имел в виду, сказав, что сэр Дэнни любит ее как свою собственность? Она смущенно посмотрела в окно, в темноту.

— Уже двенадцать, — сказал Тони, словно предугадав ее вопрос. — Полночь, время ведьм и чародеев.

Он произнес это таким низким гробовым голосом, что Роузи снова инстинктивно взглянула в окно, почти уверенная, что увидит прильнувший к стеклу лик дьявола.

— Это очень плохо с моей стороны — не давать тебе заснуть, когда ты уже покоишься в объятиях Морфея. Хочешь, я спою тебе колыбельную?

Роузи растерянно покачала головой.

— Ну, значит, тогда ты уже слышала мое пение! — Тони неожиданно хмыкнул, и Роузи прижала здоровую руку к губам, чтобы не засмеяться вместе с ним.

Тони подошел к канделябрам и начал задувать свечи, однако, потушив лишь несколько, обернулся к Роузи.

— Сэр Дэнни говорит, что ты боишься темноты.

По мнению Роузи, сэр Дэнни и так сказал Тони слишком много, а ей совсем не хотелось, чтобы Райклиф знал ее слабости. Тем более, что она не желала иметь никаких слабостей.

— Мужчины не должны бояться!

— Не должны. — Тони прошелся по комнате и загасил все свечи, оставив только одну маленькую ночную свечку, стоявшую в изголовье огромной резной кровати. — Мужчины не должны бояться…

Огоньки в камине мерцали, бросая красноватые отблески. Холод ноябрьской ночи подступал все ближе, и Роузи натянула одеяло до самого подбородка. Тони, казалось, совершенно не замечал ее стеснительности.

— Моя повариха, миссис Чайлд, приготовила настойку из ивовой коры и макового сока — это уменьшит боль. Кстати, она выпорет меня, если узнает, что я послужил причиной твоего страдания.

Роузи невольно хихикнула и тут вдруг осознала, что устала гораздо больше, чем думала. Но только представив себе высокую, преисполненную чувства собственного достоинства женщину, наказывающую розгами сэра Энтони, не могла удержаться от улыбки.

— Тогда мне лучше не пить этот настой.

— Он ужасно противный, — одобрил ее решение Тони и вышел из темноты так внезапно, что Роузи вздрогнула. Мерцающий свет единственной свечи коснулся его светлых волос, и они неожиданно приобрели серебристый оттенок. Глаза Тони сияли, словно аметисты, отполированные умелой рукой ювелира, губы блестели, как гладкие камешки, которые Роузи нашла в ручье и до сих пор хранила, как драгоценные сокровища. Его голос порой был заботлив, как голос матери, которую она никогда не знала, порой насмешлив, как голос отца, которого она совершенно не помнила…

Она ожидала увидеть дьявола за окном?

Глупая девчонка! Дьявол находился здесь, в спальне, рядом с ней, он становился неотъемлемой частью ее дорогих воспоминаний, пробуждал несбыточные ожидания девушки, которой никогда не суждено стать женщиной.

— Выпей это, — настаивал он. — А потом я дам тебе немного похлебки, а то ты смотришь на меня, словно собираешься съесть.

Вздрогнув, Роузи поняла, что голодна так сильно, что Тони был не так уж далек от истины. Но ей действительно хотелось лизнуть его кожу цвета липового меда и попробовать, действительно ли она так вкусна, как кажется.

Тони поднес чашку к ее рту, и, едва жидкость коснулась губ, Роузи почувствовала мерзкий запах настоя. Она попыталась отпрянуть, но крепкая рука Тони удержала ее за затылок, и ей пришлось проглотить все, но не потому, что Тони хотел этого, а чтобы избавиться от его прикосновения. Это прикосновение как огнем обожгло Роузи, и ей опять пришла в голову мысль о дьяволе.

— Ужасно, не правда ли? — спросил он. — Сейчас я принесу тебе бульон, он поможет избавиться от этого мерзкого привкуса.