Каждая мышца на ее великолепной спине напряглась и выделялась: от подтянутой попки до напряженных плеч. Синяки из-за вертиго, которые покрывали ее тело, сошли. Глубокие царапины от веток деревьев и окружающей среды в лесу оскверняли ее тело следами насилия. Каждое ребро выделилось, когда она задержала дыхание и сжала колени.

Я не мог допустить того, чтобы она потеряла сознание от недостатка кислорода. Она должна была пребывать в сознании и находиться со мной. Мы были втянуты в это вместе.

Захватывая ударный девайс, я пробормотал:

— Раскаиваешься ли ты? Готова ли ты взять на себя грехи своей семьи и согласна ли оплатить их долги сполна?

Нила вжалась в столб сильнее, как будто она могла слиться с ним и исчезнуть отсюда.

Когда она не ответила, я терпеливо проворковал вопрос еще раз:

— Я задал вопрос, мисс Уивер. — Перекладывая флоггер из руки в руку, я приблизился к ней. — Готова ли ты?

Она втянула воздух, ее грудная клетка напряглась напротив израненной кожи.

— Д-да.

Голова склонилась, а губы побелели.

Я кивнул. Согласие было признано официально. Я спросил, и она согласилась — это все, что было необходимо.

Занимая свое место для взыскания долга, я четко настоял:

— Я хочу, чтобы ты считала.

Ее глаза мгновенно расширились, щека прижалась к наружному покрову столба.

— Считала?

Я улыбнулся.

— Я хочу слышать, что ты принимаешь каждый удар моей плети.

С тяжелым сердцем, я расставил ноги чуть шири и замахнулся, отводя руку назад. Я сказал ей чистую правду о том, что не повиновался приказу отца закрыть ее в холодильной камере. Если мой отец узнает, то у меня будут охренительные неприятности.

У нас обоих.

Я был не настолько смелым, чтобы признаться самому себе в причине, почему я не исполнил весь алгоритм в нужной последовательности. Всё, на чем я мог сосредоточиться — взыскание Первого Долга. Затем я мог убраться отсюда подальше. Я смогу найти для своей души такой необходимый ей покой.

— Не прекращай считать, — пророкотал я. Моя рука взмыла вверх, четыре упругих хвоста флоггера разрезали воздух со свистом.

На долю секунды я испытал внетелесный опыт. Я увидел себя со стороны. Запечатлел ярость и мощный приток силы на своем лице. Я наблюдал со стороны, будто не я тот, кто несет эту боль. И тут я задумался, а каково было бы быть частью другой семьи. Иметь отличное от моего воспитание.

Но затем все резко оборвалось, мой дух вернулся в тело.

Тем временем хвосты флоггера разбили тяжелую тишину, что окутывала нас.

Нила закричала.

Я очнулся.

В тот момент, когда флоггер жестким прикосновением накрыл ее плоть, там образовались ссадины с ободранной кожей.

Ее кожа была настолько нежной; в мгновение ока выступила кровь.

Я был поражен увиденным зрелищем. Мое сердце буквально выпрыгнуло из груди и упало на пол искалеченной плотью, продолжая биться. Образы охоты и убийств взбудоражили мой разум. Ощущения, которые пронеслись по моей крови, были не в новинку для меня. Но это заставила меня испытать женщина, мне было необходимо разобраться в природе этих чувств.

Это ощущалось...

......

Бл*дь, я не знаю.

Необычно. Специфически. Не ощущалось противно, но не давало удовлетворения, когда я смотрел на это.

Неизведанная территория.

Нила склонила плечи, когда боль мощной волной омыла ее тело. Она задохнулась от боли, рваные стоны рвались из ее груди.

Я выполню свое обязательство, но теперь очередь за ней.

— Считай! — прорычал я

Вздрагивая, она выпрямилась. Сглатывая непролитые слезы, она прокричала:

— Один!

Ее голос окутал мое тело, член запульсировал от нестерпимого желания.

Я был готов исполнить все, что мне приказали. А после всего этого, я желал этого. Меня научили жаждать контроль, который несет данная ситуация. Причинять боль другим.

Но в эту секунду я хотел чего-то отличного от всего этого. Я хотел ощутить жар ее исхлестанной спины, когда моя твердая длина проскользнет в ее узкую плоть, и я трахну ее. Я хотел заставить ее кричать по другой причине.

Черт возьми, что творится со мной!?

Я ударил ее вновь, вскидывая флоггер в воздухе. Мягкая кожа хвостов флоггера одарила ее спину укусом боли.

— Считай! — рявкнул я, надеясь, что ее собственная боль немного облегчит мою. Эта женщина обладала властью, которая могла разрушить меня до основания. Я никогда не позволю ей этого! Я разрушу ее первой!

Она вскрикнула опять:

— Два!

Мои мышцы уже начали ныть оттого, что так долго находились в напряжении и на пределе возможности. Мои яйца практически втянусь в тело от такого сильного желания освобождения.

Как, бл*дь, я пройду через все это!?

Два удара.

Осталось девятнадцать.

Количество ударов было записано смотрящим человеком, который наблюдал за ходом исполнения наказания, в дневник, который принадлежал нашему графству. Двадцать один удар был положен Франку Хоук за воровство. Его сын, Беннетт Хоук, был подручным конюха, который записал порядок снятия Первого Долга.

Франк истекал кровью и был оставлен замерзать. Двадцать одно рассечение, которое обратилось в кровоточащую корку, прежде чем его посчитали достаточно раскаявшимся для того, чтобы он вновь мог обеспечивать семью.

Один в один.

Долг за долг.

Это была моя цель.

В этом заключалось сумасшествие моей семьи. Даже не из-за принципов или воздания должного нашим предкам, которые претерпевали такие чудовищные лишения, а, скорее всего, чтобы насладиться властью, в которой мы испытывали недостаток в прошлом. Властью, которой на данный момент мы владели сполна. Уивер не являлись нашей целью — просто это исключительное преимущество было предоставлено нашей родословной, позволяя нам мучить и подвергать пыткам, вонзать клыки и сохранять остроту когтей.

Я поднял руку, вскидывая кожаные хвосты флоггера, на которых были связанные узлы, с силой ударяя по спине Нилы.

— А!

Ее тело содрогнулось от ужасной боли.

Мой член дернулся в болезненном возбуждении у пряжки ремня, когда Нила выгнула спину у столба. Опуская руку, я схватил твердую эрекцию, поправляя в более удобное положение, чтобы не упиралась в боксеры и брюки.

— Я не слышу того, как ты считаешь, — прорычал я.

— Три, — прокричала она.

Еще один хлесткий удар.

— Четыре.

Еще один.

Пять.

С каждым следующим ударом кожа покрывалась волдырями, превращаясь из нетронутого плеткой совершенства в покрытую влагой израненную плоть. Влага, которая царила в оранжерее, насквозь промочила мою рубашку, пока моя кожа не покрылась бисеринками соленого пота. Каждый удар вызывал голодную волну внутри меня, пресыщая Нилу до отказа болью и насыщая меня неудержимым желанием.

Мой рот наполнился слюной, настолько я испытал сильное желание прижаться к ее спине в поцелуе, слизать языком всю ту боль, что я причинил.

Я желал сцеловать ее слезы и прошептать, кто я есть на самом деле.

«Ты никогда не сможешь этого».

Внезапно простая мысль о том, чтобы быть честным, шокировала меня. Если я скажу ей, то, как тогда я буду скрывать это?

Мне никогда не следовало начинать это в таком жарком месте. Мне никогда не следовало делать это, не оградив свой разум должным образом. Каждый удар, который касался ее кожи, поражал ее снаружи, но она не могла видеть, что он делал с моей душой.

Я нанес удар вновь, тяжело втягивая воздух через нос.

— Шесть, — всхлипнула Нила.

Тепло комнаты проникало в мои поры под кожу, беспощадно стискивая мое сердце, плавя любой холод, к которому я мысленно взывал. Каждый ледяной осколок таял, превращаясь в каскадный поток тепла.

Я сглотнул, как будто насыщался изысканным образом Нилы. То, как она вздрагивала, но упорно сопротивлялась тому, чтобы ее колени подогнулись, то, как разрумянились ее щеки и темные глаза вытягивали все силы из комнаты.

Она была... поразительной.

Я наклонил руку, посылая флоггер прямиком к ее пояснице.

Нила громко застонала:

— Семь.

Моя рука ныла от боли, и я ударил вновь.

— Восемь.

И вновь.

— Девять

Девять прошло.

Осталось двенадцать.

Черт, я был готов упасть. Был готов ползать у ее ног и молить о прощении.

О прощении?

Не за что меня прощать. Она заслужила это!

Я ударил со всей силы, вынуждая себя оставаться безжалостным.

— Десять! — взвизгнула она.

В ушах зазвенело от ее боли.

Я прекратил контролировать свои эмоции и сдался.

Чем быстрее я бы закончил ее наказание, тем быстрее мог бы разгрести весь кошмар, что натворил.

Стиснув зубы, я ускорился. Нанося удар за ударом, быстрее и быстрее.

— Одиннадцать, — взывала Нила. Двенадцать. Тринадцать. — Ее голос надломился, и слезы скатились по щеке.

Мое сердце обливалось кровью.

— Четырнадцать.

Пот каплями катился вниз по лицу, пока я вновь и вновь наносил удары. Мое дыхание было в одном ритме с ее. Никогда в своей жизни я еще не был так возбужден или чувствовал такое отвращение.

Из-за этого мне пришлось столкнуться с тем, что спрятано глубоко в моей душе. Это призвало призраков противостоять против ужасов. Мне нужно убежать. Пока я не потерял себя.

Но я не мог убежать. Я знал в глубине души, что не смог бы убежать, не трахнув ее. Нет ни единой силы на земле, которая бы остановила меня от того, чтобы я взял ее сразу, как нанесу последний удар. И мне было абсолютно плевать на то, что я не должен трогать ее до Третьего Долга.

Мне было, мать вашу, плевать.

Всё было поставлено на карту. Всё, что прежде было достаточно, чтобы держать меня покорным и под контролем отца, стало недостаточно.

Я был послушным. Терпеливым. Делал всё, что он приказывал.