Джоул молча смотрел на нее, удивляясь произошедшей в ней перемене. Казалось, здоровье и жизненные силы вливаются в нее буквально на глазах; от ее изможденного вида не осталось и следа. Она набрала в весе, исчезла куда-то ее бледность. Все это было похоже на чудесное преображение, которое случается с пустыней, может быть, раз десять в столетие, когда вдруг начинают идти дожди и бесплодная, истощенная земля неожиданно до самого горизонта покрывается ослепительными алыми маками, одуванчиками и клевером; и там, где был лишь раскаленный песок, расцветает сад, и то, что было мертво, наполняется жизнью.

Какой же она стала красивой! У Джоула даже запершило в горле. Она была, словно бабочка, которую он поймал и теперь страстно желал отпустить на свободу.

Но как? Как он мог ее отпустить?

Октябрь, 1973

Коста-Брава


Де Кордоба снес чемоданы вниз по мраморной лестнице к «ягуару». Помогать ему было некому, так как Мерседес отпустила всю прислугу на уик-энд. Если не считать стоявшего у ворот охранника, поместье выглядело обезлюдевшим и молчаливым, притихшим в ожидании отъезда старых и приезда новых хозяев.

Превозмогая боль в спине, он погрузил чемоданы в багажник, затем выпрямился и замер, подставив лицо ласковому утреннему солнцу и любуясь великолепным особняком, который до недавнего времени принадлежал Мерседес Эдуард. Ряды белых колонн и высокий стеклянный купол, казалось, сияли в спокойном свете начинающегося дня. Растущие вокруг дома деревья начинали одеваться в осенний наряд: тускнеющая зелень листвы уже сменялась золотыми и красновато-коричневыми тонами. Сейчас поместье выглядело красивым, как никогда, отметил про себя полковник. Очаровательное место. Прямо-таки Занаду.[17]

Он подумал о девушке, которую никогда не видел и ради которой Мерседес пожертвовала всем, что у нее было. Поймет ли она? Сможет ли когда-нибудь осознать, что сделала для нее мать?

Женщины не выходили. В эти минуты они где-то в доме прощались друг с другом. В Барселону Майя не поедет. Мерседес запретила ей это.

Де Кордоба мог лишь представить себе, какие чувства испытывает сейчас ее истерзанное сердце. Ей приходилось справляться не только со страшными переживаниями за Иден и утратой всего своего имущества, но и с крушением нежной дружбы, которая – он это точно знал – была настоящей и крепкой. Столько горя навалилось на нее со всех сторон! Но, как всегда, ее стойкость вызывала у полковника граничащее с благоговением восхищение.

И она победила, в чем они никогда и не сомневались.

До приезда Иден де Кордоба будет рядом с Мерседес в отеле «Палас» в Барселоне. А Майя возвращалась в Севилью, к своей матери. Скоро должна была подъехать машина, чтобы отвезти ее в аэропорт. Едва ли, размышлял полковник, она когда-нибудь снова увидит Мерседес. Раз уж та что-то решила – назад дороги нет. И Майя знает это.

Он услышал шуршание шин по гравию и обернулся. Возле «ягуара» остановилось такси. Из него вышел водитель.

– Машина до аэропорта. Для сеньориты Дюран.

– Она будет с минуты на минуту, – сказал де Кордоба.

Таксист, сунув руки в карманы брюк, уставился на дом.

– Ничего себе особнячок, а? Умеют же некоторые жить.

– Да, – кивнул де Кордоба. – Некоторые жить умеют.

Насвистывая что-то себе под нос и бесцельно поддевая носком ботинка камешки, таксист принялся прогуливаться взад-вперед по дорожке.

Наконец дверь открылась, и на пороге дома показалась Майя. На ней был безупречно сидевший строгий костюм с золотыми пуговицами. Но ее лицо изменилось до неузнаваемости. Она была бледной как полотно и сдерживала себя лишь неимоверным усилием воли. Глаза красные от слез. Де Кордоба поспешил к ней, чтобы помочь спуститься по ступенькам. Он почувствовал, что всю ее бьет дрожь.

– Спасибо, – прошептала Майя. Она дотронулась до его руки. Ее ладонь была холодна как лед.

Водитель такси открыл дверцу. Майя повернулась к полковнику, но была не в силах что-либо сказать. Такое выражение лица, как у нее, ему доводилось видеть и раньше – у осужденных и обреченных на смерть.

– Я сделаю все, что смогу, – мягко произнес он.

– Спасибо, – снова прошептала она, продолжая неподвижно стоять на месте, словно ноги отказывались слушаться ее.

Де Кордоба поцеловал ее в щеку, усадил в машину и захлопнул дверцу. Махнув на прощание, таксист сел за руль.

Полковник отступил в сторону. Когда автомобиль развернулся, он вновь увидел Майю. Она сидела, закрыв лицо руками.


Мерседес вышла из дома четверть часа спустя. Как и Майя, она была великолепно одета и казалась спокойной, но ее веки припухли, а движения были необычайно скованные и неуверенные. Она закрыла дверь на ключ и подошла к машине.

– Вы готовы? – спросил де Кордоба. Мерседес кивнула. Когда они ехали по кипарисовой аллее, она даже не оглянулась. Остановившись возле ворот, они отдали ключи консьержу и выехали на дорогу.

Полковник вел автомобиль молча, ожидая, когда Мерседес первой нарушит тишину. Но она не проронила ни слова до тех пор, пока они не выехали на Барселонское шоссе.

– На следующей неделе Иден исполняется двадцать один год, – наконец сказала Мерседес.

– Надеюсь, это принесет ей удачу.

– Чего он ждет?

– Не знаю.

– Такое поведение нормально?

– Пожалуй, нет, – неуверенно проговорил де Кордоба.

Она посмотрела на него.

– Уже в течение двух недель в «Нью-Йорк таймс» ежедневно печатают наше объявление. Он наверняка видел его и знает, что я собрала для него деньги. Почему же он не откликается?

– Возможно, это последняя издевка над вами. Последний, так сказать, поворот ножа.

– А что, если он теперь убьет ее? Теперь, когда я разорена.

– Нет, – решительно заявил полковник. – Ему нужны ваши деньги. И вы еще не разорены. Десять миллионов долларов наличными делают вас очень состоятельной женщиной, Мерседес.

– По сравнению с тем, что я имела…

– Но об этом ему ничего не известно. Вероятно, он просто ждет, чтобы убедиться, что его не собираются надуть.

– В этом он никак не может быть уверен. Так же, как и я не могу быть уверена, что он вернет мне Иден. – Деревья по обеим сторонам шоссе были изумительно красивы; их багряная листва, казалось, полыхала огнем в лучах осеннего солнца. – Уже октябрь, – глядя в окно автомобиля, продолжила Мерседес. – Иден находится у него в руках больше двух месяцев.

– Но она жива.

– Она была жива несколько недель назад, когда звонила мне. Теперь, может быть, она уже мертва.

– Вы сказали, ее голос показался вам больным.

– У нее был ужасный голос, но все же это была она.

– Мы сделали все, что он от нас требовал. В полицию не обращались. Деньги собрали полностью.

Мы во всем идем ему на уступки. У него нет причины заставлять Иден страдать.

– В Италии был случай, – с трудом проговорила Мерседес, – когда похитители взяли деньги, а заложника так и не вернули.

– Да, – кивнул де Кордоба. – Было такое дело. Но это случается крайне редко. Если бы похитители чаще убивали находящихся у них заложников, родственники несчастных гораздо реже соглашались бы платить выкуп. То есть это привело бы к обратным результатам. Вы же сами читали подборку документов на эту тему и знаете, что в подавляющем большинстве случаев жертвы киднэппинга возвращаются целыми и невредимыми. Думаю, все будет хорошо, даже если он какое-то время поиграет с нами в кошки-мышки.

– Но у меня и самой есть когти, – кипя от злости, сказала Мерседес.

– Мы должны прежде всего сохранять спокойствие, – мягко произнес полковник. – Это самое трудное. Но потерпите, конец уже виден.

– Может быть, в отеле нас ждет какое-нибудь известие от него, – с надеждой в голосе проговорила она.


Дорога до Барселоны заняла два часа. Еще не было и двенадцати, когда они уже регистрировались в отеле «Палас», фасадом выходящим на Каталонскую площадь. Это было элегантное старинное здание, выкрашенное белоснежной краской, с желтыми парусиновыми козырьками над балконами.

Никакого послания для них здесь не оказалось.

Номер де Кордобы располагался по соседству с апартаментами Мерседес. Он был красивым и очень удобным, с лепными потолками и старомодной мебелью. Полковник бросил взгляд на телефон. Начиная с этого дня в объявлениях в «Нью-Йорк таймс» будут печатать его новый номер.

Он открыл стеклянную дверь и вышел на балкон. Внизу царил хаос оживленного перекрестка.

Завтра будет шестнадцатый день, с тех пор как они стали давать объявления в газете. «Куплю замок в Испании. За любую сумму. Деньги имеются. Пожалуйста, позвоните».

И все равно никакого ответа. Такое развитие ситуации начинало его тревожить. Он представить себе не мог, в чем была причина задержки.

Де Кордоба вспомнил о Майе Дюран. В течение четырех лет она всем сердцем любила Мерседес. И вот теперь этой любви настал конец. Сможет ли Майя, как предсказывала Мерседес, когда-нибудь выйти замуж и обзавестись семьей – в этом он сильно сомневался. Тем, кому выпало в жизни любить Мерседес, криво улыбаясь, печально размышлял полковник, редко удавалось оправиться. Он не забыл, как однажды она сказала ему: «Все, кто когда-либо были мне небезразличны, в конце концов погибали».


Тусон


Джоул задумчиво уставился на лежащую на столе газету. В ней снова было помещено объявление. Правда, на этот раз оно оказалось слегка измененным: появился новый номер телефона и добавилась строчка: «Готовы немедленно заключить сделку. Пожалуйста, сразу позвоните». В этой приписке чувствовалось отчаяние.

Он медленно поднял голову и посмотрел на веранду, где, положив на колени книгу, в старинном кресле-качалке из гнутого дерева сидела Иден. Но она не читала, а, как показалось Джоулу, устремила взгляд куда-то в даль пустыни или, возможно, просто спала. Легкий полуденный бриз покачивал ее длинные черные волосы. На ней были хлопчатобумажная юбка и белая безрукавка, купленная им для нее в Тусоне. Как всегда, у Джоула заныло сердце при виде ее изящной фигурки и совершенных линий шеи и рук. Он даже не надеялся, что ему когда-нибудь удастся передать в камне столь естественные, столь чистые и безупречные линии, как эти.