Поколебавшись немного (спасибо, дедушка Кинг, за лангольеров!), я опустила велосипед на землю и пошла назад, к краю асфальта. По дороге сорвала росшую у обочины длинную травину и, приблизившись к концу (или началу?) дороги потыкала ею в зеленый лужок, раскинувшийся на месте исчезнувшего серого покрытия. Ничего не случилось. Травина не переломилась над краем дороги, не вспыхнула ярким пламенем, не исчезла, не вылетела из пальцев, не превратилась в змею или что-нибудь похуже. Зубастая морда не высунулась из ниоткуда и не отхватила руку любопытной иномирянке. Я осмотрела край асфальта. Он был ровный и уходил вертикально вниз, будто кто-то острым ножом перерезал дорогу, скатал ведущую к городку часть в рулон и унес. Причем сделал это давным-давно, так что все следы затянула густая трава.

Видимо, мне предлагали повернуться спиной к прошлому, и я приняла предложение. Оседлала железного коня и принялась сосредоточенно крутить педали. Размышлять об увиденном не хотелось. Причины я не узнаю, только настроение окончательно испортится. В конце концов, меня никто не обидел, наоборот, позволили переночевать, одеться, раздобыть еду и средство передвижения.

* * *

Путешествие мое продолжалось уже четвертый день и проходило на редкость спокойно и однообразно. Небольшие городки сменяли друг друга с завидной регулярностью и бесследно исчезали (в буквальном смысле), стоило их покинуть. Я так и не встретила людей, не увидела автомобилей. В домах, где останавливалась на ночь, были электричество и вода, в том числе горячая. В магазинах работали холодильные установки, а вот выпечка во встреченных кафе утратила свежесть. Создавалось впечатление, что я попала сюда как раз тогда, когда местные жители исчезли.

Приезжая в очередной городок, я старалась осмотреть хотя бы главную улицу, пытаясь понять, как жили здешние мужчины. Сомнений в том, что мир (или ту его часть, в которой меня угораздило очутиться) населял лишь сильный пол, не осталось.

Особенных различий с привычными реалиями заметить не удалось. Страна, правда, больше походила на благополучный чистенький уголок Европы, а не на российскую глубинку. Автотранспорта я не видела, но дороги с разметкой и знаками были приспособлены именно для него. Бытовая техника в домах выглядела знакомо, незначительно отличаясь дизайном и в корне — названиями фирм-производителей. Компьютеры и другие электронные устройства вроде мобильных телефонов, ай-подов и прочей подобной дребедени не работали, телевизоры и радиоприемники радовали лишь белым шумом. Даже книги оказывались теперь пустыми, большинство страниц белело арктическими снегами, лишь кое-где попадались картинки. Они же остались в журналах и газетах, уцелели фотографии в домах и рекламные щиты на улицах.

Я ругала себя на чем свет стоит. Похоже, женская интуиция, прогнавшая меня из первого городка, на самом деле оказалась примитивнейшей бабьей дурью. Что было не посидеть денек за книгами? Или хоть прихватить с собой какие-то: учебник истории, справочники по съедобным растениям и грибам. На карте дорог, которую я-таки удосужилась взять в книжном со стенда с заголовком «Наш край» не пропало ни одной буковки, и она меня очень выручала, благо названия населенных пунктов и дорожные знаки тоже оставались в неприкосновенности. Может быть потому, что больше походили на картинки в непременных рамках из орнаментальных завитушек. Эстеты, однако, здешние мужички…

В результате собственного головотяпства я не могла узнать ни историю этого мира, ни причины безлюдья, зато на каждом шагу убеждалась, что его жители не были монстрами или отморозками. Им даже не приходило в голову переодеваться в женскую одежду или пользоваться декоративной косметикой. Жили себе и жили, многие, судя по фотографиям, вполне счастливыми парами. Детопризводство и воспитание подрастающего поколения, похоже, были полностью централизованными. Я не увидела ни одной детской площадки, ни одного магазина с детскими товарами, которые отсутствовали и в супермаркетах. Наверное, где-то существуют институты или даже фабрики, занимающиеся клонированием, а рядом с ними — ясли, детские сады, школы. Незабвенный Хаксли с его более чем рациональным общественным устройством…

Приходилось признать, что, в конечном счете, мужички неплохо устроились. Никто их не пилил, не динамил, не унижал, не изводил капризами. Может, поэтому они вырастали крупными и красивыми? Нет, скорей, генные инженеры постарались. Во всяком случае, мне, как представительнице противоположного пола, так думать приятнее.

Я по-прежнему не теряла надежды встретить людей и всерьез обдумывала, как правильнее представиться. Между собой местные жители, судя по всему, ладили, а как отнесутся к женщине, неизвестно. Вряд ли мне угрожает сексуальное насилие, им и друг друга вполне хватает, но я могу потрясти общественные устои самим фактом своего существования. Значит, хотя бы поначалу безопаснее выдавать себя за недоросля, оказавшегося во взрослом мире по причине необъяснимого катаклизма. Опасность разоблачения казалась минимальной, если, конечно, не полезу купаться на общественном пляже или не отправлюсь в баню. В одежде и с перетянутой бинтом грудью вполне сойду за своего, но юного, глупого, не знающего жизни. Аборигены, скорей всего, давно забыли, как выглядят человеческие особи с двумя икс-хромосомами, так что вряд ли с первого взгляда заподозрят во мне девушку.

* * *

Я добралась до очередного городка во второй половине дня. Нашла главную торговую улицу, оставила велосипед около одного из домов и отправилась на поиски еды. В рюкзаке есть сухой паек, но гораздо приятнее слопать что-нибудь свеженькое, пока оно имеется в наличии.

Посередине широкого, мощеного булыжником бульвара росли в два ряда раскидистые деревья неизвестной породы. Я неплохо знаю растения, но здешняя флора разительно отличалась от привычной. За четыре дня путешествия мне не встретилось ни одного мало-мальски знакомого дерева, кустарника, травинки. Прежде такого не случалось, даже когда занесло по работе в горы Южной Кореи.

Птицы-звери тоже отличались от известных мне, хотя их, скажем так, родовую принадлежность определить было проще. В водоемах плавали утки, разнившиеся с нашими дикарями главным образом окраской: селезни с коричневато-оранжевой головой, белой грудью и бурыми крыльями, украшенными черными пятнами с зеленоватым отливом. Уточки были неприметными, серенькими. На полях паслись какие-то копытные, то ли олени, то ли антилопы. Изящные, не очень крупные, они убегали при моем приближении. В группках выделялся самец с прямыми острыми рогами, остальные были безрогими — самочки. Все правильно, смешно предполагать, что в животном мире творится то же, что в человеческом. Млекопитающие и птицы вряд ли могут размножаться делением или почкованием. Интересно, что же случилось с местными женщинами?

Задумавшись, не сразу сообразила, что на одной из скамеек, стоящих между деревьями, кто-то сидит. К счастью, шла я не по центру улицы, а по левой стороне, и заметила человека раньше, чем он меня.

Тут же нырнула в первую попавшуюся дверь, бесшумно распахнувшуюся передо мной. Прежде всего нащупала на поясе охотничий нож в кожаных ножнах, удачно подобранный в одном из магазинов. Под футболкой навыпуск его не видно, но, в случае чего, вытащить нетрудно. Другое дело — пустить в ход. Хотя, если будет угрожать реальная опасность, пущу, непременно пущу. Убедившись, что оружие на месте, осмотрелась. Огромный магазин одежды с длиннющей стеклянной витриной, которая, на мое счастье, тянется далеко вперед. Вот если б удалось добраться до скамеечки с отдыхающим и рассмотреть его для начала…

Несколько минут острожного движения, противного трепыхания сердца в груди, шума крови в ушах, и я оказалась позади не пустующей скамейки. Нет, не сразу за спиной сидящего на ней парня, а в метрах пяти от него.

Молодой мужчина сидел, на мое счастье, вполоборота и был настолько поглощен поеданием мороженого, что ничего вокруг не замечал. Еще бы: пакостный брикетик уже начал таять и течь, так что незнакомец абсолютно по-детски пытался перехватить ртом неумолимо наползающие белые потеки и капли. Одну струйку поймал на запястье, другую упустил, тут же принялся смахивать липкую жидкость с футболки. Я в детстве тоже так ела мороженое, потом научилась аккуратнее, а этот… Совершенно как ребенок, для которого лакомство еще в новинку. Занятно.

Я решила не портить парню удовольствие, дождаться, когда он закончит. Иначе ему будет неловко, и первый (а, возможно, единственный — чем черт не шутит) местный житель пошлет меня, пожалуй, подальше.

Ждать пришлось недолго. Парень заглотил остатки расползшейся массы, облизал пальцы и улегся на спину, видно, решив отдохнуть. Я устремилась к выходу: вдруг уснет. Слоняться поблизости, пока не выспится, неохота, а будить — тоже не лучший способ знакомства.

Как выяснилось, спать он не собирался, лежал, заложив руки за голову, и смотрел вверх, в сплетение древесных ветвей. Одет в джинсы, светло-серую футболку навыпуск и поношенные кроссовки. А чего я ожидала, проведя столько времени в магазинах одежды? Тарзана в набедренной повязке из шкуры леопарда?

— Извините… — я остановилась метрах в двух от скамейки и с трудом выдавила первое слово.

Парень вскочил, как ужаленный, и вид у него был донельзя смущенный. Я привычно окинула его не слишком откровенным, но вполне заинтересованным взглядом. Хорош, ничего не скажешь. Высокий, стройный, плечистый, темноволосый, симпатичный, вполне себе мужественный. На вид лет двадцать, получается, почти ровесник, может, чуть помладше. Эх, как жаль, что я его не привлеку… Или как раз привлеку? Он же думает, что я мальчик… Нет, похоже, мальчики его не волнуют. Оглядел меня, уставился в лицо (боюсь, чересчур заинтересованное) и едва ли не скривился. Брезгливое выражение определенно промелькнуло. Педофилов здесь, как я и полагала, не было. Детишки, видимо, выходили во взрослую жизнь совершеннолетними.