"Отвали от меня, чертов ребенок! Я не знаю, где твоя травка! Пусти, дай мне пройти!" - входная дверь с треском открылась, и Нора Сэйерс проковыляла вниз по подъездной дорожке к пикапу. Она захлопнула дверь, и мгновение спустя старый Пинто рыкнул двигателем и унес ее прочь. Я наблюдала за этой картиной с выпученными от потрясения глазами. Наконец придя в себя, я соскочила с места и побежала к дому Бет. Дверь была открыта, это позволило мне заглянуть внутрь и оценить беспорядок, творящейся там. До меня донеслись звуки все ещё продолжающегося грохота в глубине дома. Я медленно переступила порог и шагнула в жаркий душный дом.


Все выглядело так, словно кто-то тщательно и старательно производил обыск. Лампы, подушки от кушетки и кресла были хаотично разбросаны по полу вперемешку с книгами и какими-то листами бумаги.

"Бет?" - позвала я, осторожно пробираясь по дому и не желая наступить на какие-нибудь вещи. "Бет?" - я снова окликнула её.


"Убирайся!" - завопила она из глубины дома. Я направилась на голос Бет в ее комнату. Остановившись в дверях, я открыла рот от удивления. Бет была в ярости, она срывала плакаты со стен и пробивала кулаком гипсокартон под ними. "Проклятая сука!" - закричала она и, спотыкаясь подошла к тумбочке, где схватила фотографию в рамке и швырнула ее в противоположную стену своей маленькой комнаты, где та разлетелась на сотню кусочков. Я взглянула на то, что осталось от нее - это была фотография Бет и её отца, сделанная в то лето, когда она ездила в летний лагерь. Я сглотнула, перепуганная вспышкой ее ярости.


"Бет?" - спокойно сказала я, шагнув внутрь комнаты.


"Я же сказала - вали отсюда!" - закричала она на меня. Моё сердце замерло. Лицо Бет было весьма расстроенным и покрасневшим из-за рыданий, а глаза, из-за пролитых слез, были более яркими и горящими, чем обычно. Под глазом наливался быстро темнеющий синяк. В дополнение ко всему, кровь, текущая из носа, была размазана по лицу, а волосы пребывали в полном беспорядке. Одним словом, она выглядела как безумная амазонка.  Затем ее ярость перекинулась на меня. "Убирайся!" - она подошла ко мне и толкнула. От неожиданности я забыла, как дышать. Я чуть не потеряла равновесие и едва успела ухватиться за дверной косяк, чтобы удержаться на ногах.

"Нет, - решительно заявила я. - В чем дело, Бет, что происходит?" - и я зашла обратно в комнату. На секунду она уставилась на меня, а затем стремительными движениями продолжила увеличивать бардак, разбрасывая одни и разрывая другие вещи. Никогда прежде я не встречалась с такой Бет - то есть, вообще никогда. Бог мой! Мое сердце замерло, наблюдая за тем, как она подошла к комоду и схватила один из ее призов, полученных когда-то в лагере. Без единого слова она метнула его в противоположенную стенку; серебряный кубок звякнул, встретившись со стеной,  и развалился на части. Она схватила еще один и сделала с ним то же самое. "Бет!" - вскрикнула я. Эти призы значили для нее все! "Пожалуйста, не надо", - мой голос внезапно охрип, глаза накрыла мутная пелена, и я начала всхлипывать.


"Какой, к черту, теперь толк от всего этого?" - проревела она, затем резко провела руками по поверхности комода, смахивая все свои награды, кубки и почетные грамоты, с грохотом отправляя их в полет на встречу с полом. Я зарыдала.


"Ох, Бет!" - прошептала я, слезы не позволили мне вымолвить что-то большее. Бет, казалось, на мгновение протрезвела, осознав, что она сделала, и от этого ее ноги просто подкосились. Она осела на пол и, прислонившись к стене, откинула голову назад; из плотно закрытых глаз выступили слезы и, всхлипнув, она разрыдалась. Вся в сомнениях - что же мне сейчас делать, однако уверенная в том, что должна подойти к ней, я протерла рукой лицо, размазывая слезы, а потом поспешила к Бет и опустилась рядом с ней на пол. Она продолжала плакать, не обращая на меня никакого внимания, как будто я была никем, пустым местом. "Бет?" - тихо позвала я. Ответа не последовало. "Бет? Поговори со мной. Что случилось?"


"Да тебе-то какая разница! Чего ты так беспокоишься?" - не открывая глаз, голосом, полным горечи, спросила она. Я было потянулась, чтобы дотронуться до её руки, но она резко оттолкнула мою руку. "Не трогай меня!" - выдохнула она. Я была ошеломлена.


"Бет, мне не все равно, я переживаю за тебя. Пожалуйста, поговори со мной, расскажи, что произошло". Она открыла глаза и посмотрела на меня. То, что я увидела там, до чертиков напугало меня. В её глазах не было ничего, кроме пустоты - одной пустоты.


"Ах, надо же, какая ты у нас, Эм, заботливая! А вдруг люди подумают или, хуже того, скажут, что ты дружишь с какой-то извращенкой. А тебе же нельзя иметь такого друга!" Я отпрянула назад, чувствуя себя так, словно мне только что дали пощечину. Все, что я была в состоянии сделать, это просто пялиться на нее. Она ухмыльнулась. "Вот это да! Эмили Томас потеряла дар речи. Это следует записать на память!"


"Зачем ты говоришь такие вещи?" - спросила я, мое горло сжималось от боли.


"Это уже не имеет никакого значения, Эм. Совсем никакого", - она помолчала с минуту, казалось, что её гнев начал улетучиваться из нее, словно вода из шланга.  Она глубоко вздохнула, откинула голову назад к стене и уставилась в потолок. "Они закрывают театральное отделение", -  унылым и безжизненным голосом пояснила Бет. Я потрясенно посмотрела на нее.


"Что?"


"Ты слышала меня, - она заглянула мне в глаза. - Это так. На этой неделе Энди уже уволили".


"Почему?" - я была ошеломлена. Театр для Бет был всем. Он был ее жизнью.


"В нем нет нужды. Футбол - вот что важно, понимаешь. Им нужен футбол, - она печально усмехнулась. - Ублюдки!"


"Ты в порядке, Бет?" - спросила я, крайне осторожно протягивая руку и желая коснуться ее руки. Она не оттолкнула ее.

"Разве я выгляжу так, как будто у меня все в порядке, Эм?" - Бет встретилась с моим взглядом, и мое сердце разбилось снова. Она с трудом выносила эту боль. Я смогла разглядеть в ее глазах нечто, сказавшее мне, что она находилась на грани и медленно умирает где-то там, внутри себя. "Это было единственное, чем я хотела заниматься. Единственное, что удерживало меня в этом чертовом месте". Ее глаза вновь наполнились слезами. Я так сильно хотела прижать ее к себе, но так и не отважилась пойти на этот шаг. В ней все еще присутствовала некая, несущая в себе опасность, злость. Злость, которая сейчас, вроде как затаилась где-то там - глубоко внизу, под затихшей поверхностью. Злость, которую я никогда не видела прежде, и, безусловно, эта злость никогда раньше не была направлена на меня. Она заговорила снова, выдергивая меня из мыслей.

"Что же мне теперь делать? Мне уже давно наплевать на школу, уроки и все такое", - она снова посмотрела на меня. "Я не такая умная, как ты, Эм. Мозги - это дар, принадлежащий тебе, а мне принадлежал театр. Он - мой дар, единственный, что у меня есть, тот, который смог затронуть мою душу, тот, который я была в состоянии почувствовать". Ее глаза снова начали наполняться слезами. "Единственное время, когда люди смотрели на меня так, как будто я что-то значу в этой жизни, заслуживаю их внимания, представляю из себя нечто важное. На сцене я чувствовала, как из гадкого утенка я превращаюсь в лебедя". Ее лицо исказилось от душевной боли, и в мгновение ока она оказалась в моих объятиях. Я держала ее в руках, а она крепко вцепилась в меня, и казалось, что от рыданий ее тело вот-вот разорвется на части. Сердце Бет было растоптано. "Это все, что у меня есть, Эм! Как они смеют отнимать у меня это?"


"Я не знаю, милая. Просто не знаю", - прошептала я в ее волосы, продолжая укачивать на руках и отчетливо понимая, - Бет так же нуждалась в театре, как большинство людей нуждались в еде. Должно быть она, скорее всего, пропадет без него. Закрыв глаза, я слушала ее прерывистое дыхание на фоне непрекращающихся слез. Я хранила молчание, понимая, что нет таких слов, способных облегчить ее боль. Спустя какое-то время я почувствовала, как она отстраняется от меня. Разжав руки, я окинула ее взглядом. Она протерла ладонью глаза, а потом утерла нос.


"Пожалуйста, я прошу, оставь меня, Эм", - прошептала она и отвернулась от меня в сторону.

"Почему? Бет…"


"Пожалуйста, просто сделай так, как я прошу," - она посмотрела на меня умоляющими глазами, и какое-то время я всматривалась в их синеву, словно погружаясь в бездонные глубины океана. Наконец вынырнув на поверхность, я согласно кивнула, встала и направилась к двери, но затем повернулась к ней, навалившись рукой на косяк. Она продолжала сидеть на полу, не шевелясь.


"Бет?" - тихо сказала я. Она не ответила, но я знала, что она внимает моим словам. "Ты неправа, ты сильно ошибаешься. Тебе не нужна сцена, чтобы быть кем-то. Для меня ты всегда будешь особенной".


Направляясь к выходу и проходя через гостиную, я осматривалась по сторонам, удивляясь тому хаосу, который раскинулся вокруг меня. Тяжело вздохнув, я начала поднимать опрокинутые кресла и раскладывать на свои места диванные подушки. Выпрямившись, я заметила, как что-то выскользнуло из-под одной из них. Обычный прозрачный пластиковый пакет, вроде тех, что используют для бутербродов. Подняв его, я недоуменно нахмурилась и, оглянувшись, кинула взгляд на закрытую дверь комнаты Бет, а затем перевела взгляд обратно к пакету и его содержимому - бурую траву и две аккуратно скрученные небольшие сигареты. Я поняла, это именно то, что искала Бет, то, из-за чего она подралась с Норой. Застыв на месте, я совершенно не знала, что же мне делать. Подержав пакет в руках еще несколько секунд, я в конце концов приняла решение и засунула его в карман джинсов, решив избавиться от него. Мне была ненавистна сама мысль, что Бет курит это.