Положив трубку, я прошла к холодильнику и открыла его. Остатки вчерашнего лингвини[1] вопрошающе смотрели на меня, как и несколько кусочков двухдневной пиццы, по-прежнему лежащих в сине-белой коробке. От этого их вида одна лишь мысль о еде стала отвратной, поэтому я прошла в гостиную и вяло хлопнулась на кушетку, безвольно раскинув руки и уставившись сквозь застекленные двери на наш внутренний дворик. Я чувствовала себя так пусто, как будто все мои внутренности были вынуты, и я осталась ни с чем. После пары глубоких вдохов, мне в голову пришла мысль. Я подошла к шкафу, встала на цыпочки и, немного потянувшись вверх, вытащила три белых фотоальбома, которые в равной степени являлись для меня как обильным источником утешения, так и мучительно-тяжелыми воспоминаниями. Временем, когда Бет была моей лучшей подругой, моей любимой, моим доверенным лицом и просто моей соседкой. Я почувствовала необходимость вновь увидеть эту женщину, которая взяла и украла моё сердце, так и не вернув его обратно.



Слегка потеющими пальцами, осторожно, словно проникая в запретные врата священного мира, я открыла первый альбом, добрая половина которого была заполнена детскими фотографиями Билли, а затем, четыре года спустя, моими. Вот трехлетнюю меня ведут на первое занятие в балетную студию, которую, как мне говорили, я терпеть не могла, но моя мать считала, что я чертовски мило смотрелась в белых трико и розовой юбочке. А вот наша с Билли фотография - мы наряжены на Хэллоуин. Подпись на фото говорила, что ему было девять лет, а мне пять. Сейчас я уже не помню, что когда-либо обожала наряжаться как принцесса, но, судя по фото, скорее всего так оно и было когда-то. А вот на этой фотке я держу мешок для подношений "Откупись, а то заколдую!" Рядом со мной стоит наряженный в костюм шерифа Билли и держит меня за руку, а на наших ангельских личиках навечно запечатлены счастливые и ожидающие улыбки. Ах! Вот она, одна из моих самых любимых. На ней я сижу посередине большой песочницы вместе с какой-то рыжеволосой девочкой, которую я совершенно не помню, а мое большое зеленое ведерко с песком, навеки застыло над копной рыжих волос. Вопреки своему почти мертвому сердцу, безжизненно бьющемуся в груди, я улыбнулась воспоминанию.

Пропустив несколько лет своего детства, я наконец подошла к тому времени, когда в мою жизнь вошла Бет. Иногда мне казалось, что не существовало такого времени, когда ее не было в моей жизни. Сейчас я уже никогда не смогу услышать ее необузданный смех и не увижу те сияющие голубые глаза, которые с такой огромной и искренней любовью смотрели в мои - зеленые.

Я зажмурилась и судорожно выдохнула, прежде чем открыть глаза и вглядеться в нас. Именно я с самого начала преследовала ее повсюду, пытаясь подружиться. Однажды летом, когда мне было десять лет, многие соседские семьи решили уехать из городка, прихватив при этом всех моих друзей. Семья Сэйерс въехала в соседний дом вместе с девятилетней, а в скором времени уже с десятилетней дочерью Элизабет, которая упорно отказывалась откликаться на любое другое имя, кроме Бет. В то время она была еще очень застенчивой девочкой, а позднее призналась мне в том, что поначалу я пугала ее, хотя я так никогда и не поняла - почему. В конце лета, с его унылыми и медленно от ничегонеделанья протекающими днями, она наконец-то отважилась переступить священную границу между нашими небольшими и зелеными, размером с почтовую марку, лужайками, где мы играли в четыре квадрата. Именно с этого дня мы с Бет стали, как говорится, не разлей вода.


Я перелистнула следующую страницу альбома и наткнулась на нашу совместную с Бет фотографию, снятую во дворе нашего дома рядом с открытым гаражом, со стоящим в нем старым Доджем моего отца. От которого он, к слову сказать, так и не избавился, разве что теперь он уже не золотистый, а несколько странного, переливчато-зеленого оттенка. Да уж, мой отец никогда не обладал мастерством в выборе цвета. На этой фотографии я была одета в старую футболку Билли, из которой он сам уже вырос и которая перешла мне по наследству, как любимой младшей сестре. Мои выгоревшие и наполовину растрепанные блондинистые волосы были затянуты на затылке в конский хвост. На коленях красовалась пара жутко выглядевших царапин, начавших уже покрываться коркой. Мы с Бет стояли, держась за руки; на ней была поношенная футболка с изображением Микки Мауса, которую, клянусь, она носила бы изо дня в день, не снимая, если бы ее мать позволила это. На наших загорелых лицах сияли широкие и немного глуповатые улыбки. Такие юные. Такие беззаботные. Я прочитала надпись прямо под полароидным снимком, где аккуратным маминым почерком было выведено - "Эмми и Бет. 4 июля 1977 года". Это было второе наше совместное лето. И это был тот самый год, когда мы впервые поцеловались.


Я оторвала внимание от фотографий и внезапно поняла - насколько сильно проголодалась. Отложив альбом, я прошла в кухню и соорудила себе самый лучший на свете сэндвич с арахисовым маслом и желе. Я не ела подобную еду со времен колледжа! Просмотр старых фотографий пробудил во мне давно скрывающуюся маленькую девочку. Я улыбнулась и покачала головой.

С сэндвичем и банкой Dr. Pepper[2], я стащила с кофейного столика фотоальбом и аккуратно разложила все это прямо на полу. Встав на колени, я расстегнула свою серую в тонкую полоску юбку, потянула вниз к бедрам, затем присела, сняла и отшвырнула ее в сторону, та же участь постигла колготки. Оставшись в облегающем топе и нижнем белье, я начала рассматривать другие фотографии на этой странице: Эмми и Бет в зоопарке, Эмми и Бет плавают в озере, Эмми и Бет играют в баскетбол… А затем я увидела ее.




* * *

Вечерний школьный спектакль и первая главная роль Бет в небольшой дурацкой пьесе под названием "Кто звонит дикому Уайлди" - о семейке Уайлди, которая жила в захолустном городишке Лунивиль (Идиотский город). В этой постановке Бет играла сына Джозефа Уайлди. В тот год она выявила в себе желание и любовь к актерскому мастерство. В одной из сцен ее персонаж должен был поцеловать в щечку мисс Тельму Рустер, и она решила немного попрактиковаться. На мне…

В ночь перед спектаклем Бет осталась у меня. Мы находились в моей комнате на верхнем этаже и возились с обширной коллекцией моделей различных автомобилей, передвигая их по бесконечным дорогам и скоростным магистралям, расположенным на покрывале, время от времени останавливаясь во всех приличных заведениях, чтобы перекусить, и по пути навестить всех своих многочисленных друзей. Внезапно она замерла с крошечным белым Фольксвагеном Жук в руке.

"А давай-ка попрактикуемся!" - торжественно произнесла Бет с широко раскрытыми, от внезапно озарившей ее идеи, глазами.

"Попрактикуемся в чем?" - спросила я, врезаясь своим грузовиком в спинку кровати и умудряясь создать тем самым величайший обвал из камней и прочих обломков, которые лавиной рухнули с массивной горы, расположенной в центре нашего прекрасного города.

"Порепетируем сцену между мной и Тельмой Рустер".

После этих слов я ощутила какое-то странное напряжение в животе. Я просто смотрела на нее молча, как бы спрашивая: "Ты что, серьезно?" - и прекрасно понимала, что она была более чем серьезна, а в глубине души молилась, чтобы она не изменила свои намерения. Я спросила у нее: "Какую?"

"Ну ту самую, где я должна… - тут Бет бросила поспешный взгляд через плечо, чтобы убедиться, что мои родители и Билли не слышат нас из-за закрытой двери. - Где я должна поцеловать ее".

"Зачем? Ты же знаешь, как нужно целоваться!? В конце концов, у тебя же есть отец".

"Да, но это совсем другое. Он мужчина, а там молодая женщина!"

"Но ведь ты играешь мальчика, так что все подходит".

"Нет и нет! И к тому же я не целовала отца, как свою подругу", - убежденно проговорила она.

"Я очень надеюсь, что нет!" - хихикнула я в ответ, с удовольствием играя упрямицу, в надежде получить требуемое.

"Ну же, Эм!" - настаивала Бет, глядя на меня горящими голубыми глазами. Даже в свои одиннадцать лет этот взгляд привел мои чувства в смятение, и должно быть именно он заставил меня согласиться.

"Ладно, погоди минутку, я сейчас".

Я бросила свой забытый грузовик на пол, подбежала к двери и, слегка приоткрыв ее, окинула быстрым взглядом коридор, затем закрыла дверь и прислонила к ней своего верного друга громадного коричневатого плюшевого мишку Рюфлеса для того, чтобы он охранял нас. Затем я подошла к окну, задернула на нем голубые занавески и только после этого прошла к своему насиженному месту и, скрестив ноги, села напротив Бет.

"Ничего себе! Мы словно в Форт Нокс[3]", - заметила Бет.


"Что это такое?"

"Не бери в голову. Ладно, ты начинаешь первая", - выжидательно глядя на меня, сказала Бет.

"Но я же не знаю текста!"

"Ох да, точно! Значит так, сейчас ты смотришь в сторону от меня и при этом стараешься казаться, по причине моего присутствия рядом с тобой, очень взволнованной леди". Я подавила рвущийся наружу смешок.

"Затем ты произносишь: - Доброе утро, Джозеф Уайлди. Как вам этот яркий и солнечный день?"

"Доброе утро, Джозеф Уайлди. Как вам этот яркий и солнечный день?" - повторила я, хлопая ресницами, и слегка вздрогнула от неожиданности, когда Бет схватила мою руку и поднесла ее к своим пухлым губам, мягко касаясь ими костяшек пальцев. Волна трепета промчалась по моей спине. Я не помнила, чтобы Джозеф делал нечто подобное с Тельмой во время репетиций, но промолчала. Я позволила бы Бет сделать все, что она сочтет нужным. В конце концов, это был  ее спектакль, а не мой.

"Тельма Рустер, ты отлично выглядишь, впрочем, как всегда. Что ты делаешь здесь совершенно одна?"

"Ооо! Я помню следующую строчку текста!" - воскликнула я. "Моя мама только что отправилась в магазин, Джозеф".