— Миссис Хиль недолюбливает меня. Не знаю почему.

Валери тихо рассмеялась: «раскаивающийся человек» всегда говорил неожиданные и резкие вещи в те минуты, когда она уже думала, что их отношения стали дружескими.

Она вздохнула и зажгла папиросу.

— Ведь для вас не имеет значения, любят вас или нет? — спросила она.

Робин кивнул головой:

— Вы правы!

— Кто-то, вероятно, сильно обидел вас, и потому вы так озлоблены против всего мира. Только жестоко обманутые люди могут относиться с таким недоверием к своим ближним.

— Я не питаю недоверия или злобы, — возразил Робин. — Они мне просто безразличны.

Валери взглянула на него. Подобно всем тем, кого много любили и баловали, она обладала некоторой долей самоуверенности. И не могла себе представить, что найдется кто-нибудь, кто захочет ее обидеть.

Накануне ночью она откровенно призналась себе, что печальный и странный человек, спасший ее жизнь и бывший первым мужчиной, для которого она что-либо сделала, сильно нравится ей. Сидя в кровати, обхватив руками колени, устремив глаза на сине-черное небо, усеянное золотыми звездами, Валери постаралась обдумать положение вещей. Она была влюблена в этого человека, и это чувство казалось ей удивительным, странным и радостным в одно и то же время. Хотелось сделать его счастливым. Валери предполагала, что он любил кого-то и был безжалостно отвергнут и оскорблен. Она считала, что большинство людей должны перенести что-либо подобное в жизни.

Неприступность Робина, его безучастность ко всему, ледяная вежливость, граничащая с равнодушием, только возбуждали интерес Валери. Робин казался маленьким мальчиком, нуждающимся в утешении и любви. Хотелось разрушить лежащие между ними преграды и заставить его полюбить себя.

Она сказала, стараясь уловить его взгляд:

— Неужели вы думаете, что вас не растрогает любовь другого человека?

Робин насмешливо улыбнулся.

— Не знаю, кого из двоих я жалел бы больше. Впрочем, — добавил он с прежним мрачным видом, — я не поверил бы в искренность любви женщин; считаю, что мужчина, питающий подобные надежды, — глупец.

Миссис Хиль подошла к ним и прервала наступившее неловкое молчание. Разговор перешел на обычные темы.

— Автомобиль прибудет сегодня после обеда, — заявила она спокойно. — Я полагаю, что вам следует пойти и упаковать вещи, Валери.

— Сегодня, после обеда, — повторила Валери и поправила растрепавшиеся на затылке локоны нервным жестом, явно выражавшим недовольство.

Она неуверенно взглянула на Робина и добавила поспешно:

— Мы можем довезти мистера Лео до Ражоса, не правда ли?

— Я могу добраться сам, благодарю вас, — заявил Робин.

— Да, — перебила его Валери, — конечно, можете поехать верхом, но рана снова откроется. Я полагаю, что вам следует поехать с нами.

Между тем, она непрестанно повторяла себе: «Сегодня после обеда! Еще несколько часов вместе — а он нисколько не сожалеет о том, что я уезжаю. Что же мне делать?»

Она пошла в свою комнату, чтобы упаковать вещи, но стала на колени возле чемодана и задумалась. Если то, что она испытывала, называлось любовью, то это чувство было ужасно и совершенно подобно горю. Оно означало сознание одиночества, сознание неудовлетворенности и беспомощности.

Она сошла вниз к завтраку, который подавался ровно в полдень, и окинула взглядом комнату, надеясь увидеть Робина. Его еще не было, но в кресле сидел высокий мужчина в сером фланелевом костюме, определенно английского покроя. Он повернул голову, и Валери узнала Мартина Вейна.

Тот сейчас же встал и подошел к ней:

— Леди Валери, какая встреча!

Валери улыбнулась:

— Не правда ли, удивительно? Тетю Гонорию и меня маринуют тут уже пять или шесть дней, так как не могут найти подходящего автомобиля. Мы направляемся в ранчо к знакомым, поселившимся где-то в горах, их фамилия Норман. И знаете, тут живет человек, похожий на англичанина, который спас мне жизнь…

Она замолчала, так как заметила, как резко изменилось выражение лица Мартина, и, оглянувшись, поняла причину этого. Мартин поспешил вперед, воскликнув:

— Робин!

Валери задумчиво произнесла:

— Вот почему мне было знакомо его лицо.

XXV

Все время, пока ехали в ранчо к Норманам, миссис Хиль рассуждала о том, какие бывают случайности на свете:

— Неудивительно, что слова о том, как мал мир, стали теперь аксиомой, — произнесла она решительно. — Подумать только, что мы, уехав за тысячу миль от Англии, встретили Робина Вейна и его брата. После всего случившегося в течение этих последних дней, Валери, дорогая моя, я склонна поверить, что есть беспроигрышные системы игры в Монте-Карло и что чудеса еще не перевелись на земном шаре.

Валери делала вид, что слушает, вовремя отвечала «да» и «нет», но слова тетки почти не доходили до ее сознания. Когда она узнала, что «раскаивающийся человек» был Робин Вейн, то девическое сентиментальное увлечение переродилось в нечто более серьезное.

Стало понятно, почему он был так несчастен. Сделалась ясной причина его горечи и равнодушия ко всему окружающему. Теперь из странного чудаковатого молодого человека, с привлекательной внешностью и безукоризненными манерами, он превратился в рыцаря, оскорбленного и самоотверженного поклонника. Она сравнивала его со знаменитыми любовниками Паоло, Тристаном, Данте. Воображение Валери разыгралось, и в ее любовь к нему вкралось еще и чувство преклонения перед героем.

Валери не приходила в голову мысль об отношениях Робина и Лайлы. Она инстинктивно разгадала характер Лайлы. Робин же был, по ее мнению, прямым, честным и чутким человеком. Мартин сказал ей:

— Я не имею права объяснить всего, что произошло с Робином, леди Валери, но могу сказать следующее: человек, убивший Кри, умер. Существуют причины, по которым Робин не может поехать сейчас в Англию, но со временем он уедет туда.

Мартин, прямодушный и добрый, всегда хорошо относился к Валери, и тот факт, что она была сестрой Гревиля, не повлиял на его отношение к ней.

— Я знал, кто она такая, — заметил Робин коротко. — Странно, что мы встретились с ней здесь.

Он ничего не сказал о том, что спас ей жизнь и был ранен. Робин стал совершенно другим человеком, решил Мартин, — более взрослым, озлобленным, молчаливым.

Но теперь, когда горизонт прояснился, он воспрянет духом, следует только вооружиться терпением.

Мартин и он поехали в Ражос в тот же вечер. Каллос, угодливый и взволнованный, отворил дверцу автомобиля. Робин ясно видел, что переживает этот человек, и успокоил его легким движением руки. Он не думал о причиненных ему неприятностях, так как ничто на свете не имело теперь значения для него.

XXVI

— Я напишу им и приглашу их приехать сюда, — сказала миссис Норман. — Каждое новое лицо здесь — это находка. Я чувствую волнение, даже когда вижу нового почтальона. Впрочем, подобное чувство вполне понятно, когда живешь в ранчо, находящемся в шестидесяти милях от ближайшего городка.

— Как вы похудели! — воскликнула миссис Хиль с восторгом. — Если бы Мэри Глосестер или Катерини Медвей увидели вас, они не задумываясь купили бы себе по ранчо. Поверьте мне! Можете смеяться! Вы не представляете, сколько миль они проходят пешком в день. А затем сидят в турецких банях на прикрепленном к полу велосипеде и, как сумасшедшие, нажимают педали в течение нескольких часов. И при этом ничего не едят. Банан или кусочек яблока — вот вся их пища в течение дня.

Биби Норман добродушно рассмеялась.

— Дорогая Гонория, я не прилагала для этого никаких усилий. Меня заставила похудеть ограниченность наших средств. У бедного Джорджа не осталось ни гроша, и нам неоткуда было ожидать помощи. А теперь — какая ирония судьбы: Джордж огорчается и говорит, что я стала слишком стройной.

Она снова радостно рассмеялась. Вдали раздался звук выстрела, и Биби заметила:

— Думаю, два лишних ружья во время охоты нам не помешают.

Миссис Хиль беспокойно заерзала на стуле:

— Биби, я не хочу показаться вам отсталой и чопорной. Но считаете ли вы удобным пригласить этого человека, Робина Вейна, в то время, как мы гостим у вас.

— Отчего же нет? — спросила миссис Норман. — Все его преступление заключатся в том, что он сделал красивый жест, на который способен только чрезвычайно порядочный человек. Я право не могу понять, Гонория, как вы можете упрекать его за то, что он солгал, желая оградить от сплетен честное имя Лайлы, которое, впрочем, никогда не было особенно честным, так что жертва была принесена им напрасно. Напротив, я считаю, что вам следует питать к нему благодарность. А Джордж буквально обожает Мартина Вейна.

— Что же, хорошо, — вздохнула миссис Хиль.

Биби ушла на кухню, а миссис Хиль задумалась о том, какая странная вещь жизнь. Ее старая подруга Биби не умела вдеть головную булавку в прическу в то время, когда жила на Брук-стрит, а теперь готовила, как повар (суфле, поданное вчера на обед, было превосходно), ездила верхом, как мужчина, умела ухаживать за рогатым скотом и казалась совершенно счастливой.

Миссис Хиль снова подумала о том, что чудеса не перевелись еще на свете.

С Биби. по ее мнению, несомненно, произошло чудо.

В это время она увидела в окно Валери в белой блузке и штанах для верховой езды, похожую на мальчика, и услыхала ее голос, говоривший:

— Как это чудесно! Надеюсь, что они скоро приедут.

Миссис Хиль поднялась и села снова. Нотка, прозвучавшая в голосе Валери, пробудила в ее душе беспокойство. Она не хотела допускать мысль, что Валери могла полюбить этого молодого человека, который, несмотря на все свое благородство и честность, открыто обожал Лайлу Гревиль.