– Не знаю… Не тянуло… Да мне никто и не предлагал попробовать. Что с меня взять? Это богатых интересно втягивать. А я… Вид делал, что из себя что-то представляю, но они ж видели по мне, что нищий. Поэтому, наверно.

– Бог уберег, – задумчиво резюмировал собеседник. – Зовут как?

– Игорь, – впервые за эти годы назвался он настоящим именем – смысла не было понтоваться.

– Что ж, пойдем, Игорь, – поманил дядька в сторону Никиной комнаты, бросив ему в руки свитер и глазами показав: «Оденься».

Лемурчик безучастно таращил глаза в их сторону.

– Вот смотри, Игорь, – повелел мужской голос, обретший жестоко-злобные интонации. – Смотри: эта гадина – моя дочь. Вот у кого все было, смотри. Мать добрая, отец, который такую им жизнь построил, какая у единиц на планете Земля имеется. Этой гадине мало было ее возможностей – любой университет мира выбирай, любой город на любом континенте. Ей всего было мало. Грязи нажраться захотела. Тебя к наркотикам не тянуло, а ее потянуло. За свободу свою боролась, за независимость. «Я взрослый человек, – талдычила, – я вправе сама принимать решения». Вырвалась на волю. В отхожую яму. Я несколько лет за нее боролся. Любил, как никого больше на свете. Подлечится, отойдет, «не буду больше» обещает и снова в бега. Врач говорит: «Только любовью спасете». Но любовь из пластилина не вылепишь и за деньги не купишь! Где мне купить хоть немного любви к тебе, гадина?! Кончилась моя любовь. Потому что нет любви без доверия. Как любить того, кто в душу тебе гадит, и гадит, и гадит? «Папочка, мамочка, я вас люблю, помогите, я не хочу так больше жить…» А только отвернешься – шасть за дверь, и ищи ее по помойкам. Им верить нельзя совсем, специалисты так и предупреждали. Как жить с врагом под одной крышей? С коварным, подлым существом, для которого ничего, кроме тяги к собственному удовольствию, нет. Мое терпение лопнуло. Я выгнал эту паскуду на улицу подыхать. Все, сказал, дорогу сюда забудь, у тебя нет отца с матерью, ты их, считай, убила своими руками. И тут жена моя заболела. Сломала ее эта гадина. Рак у нее нашли. Слышишь, гадина? РАК! Тебе сейчас все по хрену, мозги свои в дерьмо превратила. И жизнь матери с собой забрала. Операция за операцией. Но как только в себя придет, молит: «Верни Никочку, что с Никочкой?» Ты, тварь, о матери не думаешь, а у нее каждый вздох – о тебе!

Я ее уже не искал. Мне бы силы для ее матери собрать. И дела не запустить. Сама приползла. Опять, ради жены, по врачам повез анализы делать – СПИД, гепатит, сифилис – какую награду эта мразь с собой притащила? И вот мне подарок: беременность. Она, конечно, не знает, от кого, когда и как. В шлюху тупую превратилась – бери, кто хочет. Врачи говорят: радуйтесь, что ни одну заразу не подцепила пока, а аборт – дело десяти минут. И гуляй дальше. Нет, – говорю, – ребенок так ребенок. Будет рожать. Пусть родится у меня внук, внучка – все равно. Вполне возможно – дебил. До настоящего времени идиотов в роду не наблюдалось, но стараниями дочери улучшим породу. Пусть даже будет даун, кто угодно, даже лучше – у таких души чище, за грязью не побегут. Рожать будешь, гадина!

Поселил ее сюда. Для нее квартира куплена. Когда я еще о ней как о человеке думал. Мне главное было – удержать ее до родов, а там – пусть катится на все четыре стороны. Пусть подыхает. Сделаю красивую могилку, умирающего лебедя из мрамора посажу. Успокоюсь. Главное, чтоб сейчас никакой отравы. Ты думаешь, она тихая-покорная, глаза таращит в неземную жизнь и ничего путного не соображает? Не-е-ет! Она хитрее всех хитрых на свете. Она даже отсюда умудрилась несколько раз сбежать. Без ключей от двух стальных дверей, с восемнадцатого этажа.

Первый раз свалила на подоконник газеты, подушки, подожгла, высунулась в другое окно, орать стала: «Пожар! Горю! Помогите!» Конечно, увидели огонь, крики услышали, вызвали пожарных. Причем мудро все устроила: подоконник мраморный, рамы металлические, пол кафельный – знала, что огню не на что перекинуться, сама не сгорит. Вот голова, а? Пожарные приехали, двери по-быстрому взломать не сумели, из окна ее спускали чуть ли не с помощью вертолета. Это ее, так сказать, и погубило. Времени потеряла много. Я как раз подъехал медсестре двери открыть – капельницу ей каждый день ставит, кровь гнилую прочищает… К подъезду пробиться не могу: пожарные, любопытных толпа. И зверя этого в одеяло укутывают, сочувствуют. Повел я пожарных в квартиру, посмотрели мы на грамотный источник возгорания, все их напрасные хлопоты оплатил, объяснил, кто она такая. Так они мне до последней минуты не верили, ее жалели. Хорошо, медсестра подошла, подтвердила, какая тут узница обитает.

Что я после этого сделал? Окна теперь не откроешь. Стекла пуленепробиваемые. Решетки видел? Потом: ни одного источника огня – ни спичек, ни зажигалок, плита на кухне отключена, нет электроприборов. Теперь если только трением огонь добывать будет, как пещерные люди.

Дубль два. Вообще проще некуда, но надо ж сообразить! Звонит по телефону спасателям: помогите, родители ушли, дверь заперли, я куда-то ключи потеряла, а мне срочно к врачу, угроза выкидыша. На раз-два-три приезжают спасатели, кричат из-за двери: «Паспорт со здешней пропиской показать сможешь?» «Конечно!» Они за работу. Бригада «Умелые руки». Пожарные не смогли, а эти и пяти минут не трудились. Путь открыт. Паспорт с пропиской посмотрели. Теперь, говорят, плати за вызов. У нас такие вызовы – по дверям – платные, мы предупреждали! А денег-то и нету! Она за живот: выкидыш, мол, выкидыш. Но тут стальные орлы попались: плати, и все тут. Пока слово за слово, соседка по этажу из магазина вернулась. Дала им мой телефон, я примчался… Дальше все как с пожарными. Телефонов больше в квартире нет, обратил внимание?

Замки пришлось менять. И вот когда меняли, она то ли слепки с новых ключей сделала, то ли что. Рабочему не до того, и я не углядел. Психолог мне объясняет: «Ей нужно общение, участие человеческое. Она не столько к наркотикам сейчас сбегает, сколько из-за тюрьмы». Но из тюрьмы я ее выпустить не могу, потому что любое человеческое участие к ней кончится одним – очередной дозой. Все же дал ей со своего сотового кое-кому из друзей позвонить. Пусть приходят, когда я здесь. У нее в школе нормальные вроде были ребята. Училась легко, отличница. В кино в двенадцать лет сняли в главной роли. Три языка знала. Китайскую спецшколу окончила – есть такая в Москве – не знал? Это я все думал: пусть из девочки получится человек мира. Пусть понимает и Запад, и Восток. Теперь много она понимает! По-русски двух слов связать не может! Так вот стали к ней друзья иногда забегать. Я их, конечно, шмонал. Кому это понравится! У меня другого выхода нет, а им-то что за дело. У них униженное самолюбие. Сошли визиты на нет. Я и не догадывался, что ключики запасные у кого-то уже заимелись. Только сегодня утром, когда тебя обнаружил, сообразил. Двери опять поменял целиком. Ее в запертой комнате держал во избежание новых изобретений. Матери говорю, что доченька поправляется, беременность протекает отлично. Та верит, оживает.

…Зачирикал мобильник.

– Медсестра подъехала. Сейчас процедуры начнутся, а мы с тобой договорим, – пояснил Никин отец, направляясь к дверям.

Игорь кивнул девушке, казавшейся абсолютно безучастной за все время отцовского монолога. Однако до прихода отца они почти нормально общались, в меру ее возможностей.

– Ты как? – спросил из интереса, чтобы проверить, не спит ли она с открытыми глазами.

– Уколы сейчас, – выговорила она. Как пожаловалась.

Надо же! Уколов боится! Столько сама кололась, а тут трусит! Не убитая до конца, значит. Отец ее от затравленности семейными делами уже ничего не видит. А зря. Надо ему сказать. Может, обрадуется. Хороший мужик. Несчастный. Везет же людям с отцами… Ему бы такого…

– Такие дела, брат. Ну, пошли пожуем что-нибудь. Мы вам не нужны?

– Справимся, Никита Андреевич. – Медсестра привычно готовила капельницу.

– Может быть, я пойду уже? – попросился Игорь.

– Нет. Главное впереди.

Они сидели на кухне за огромным стеклянным столом. Из-за медицинского запаха, привнесенного медсестрой, все казалось похожим на жутковатую больницу в отсеке космического корабля. Холодная пища. Наружу не выйдешь. Внешняя среда смертельна.

– Хочу предложить тебе работу. После небольшой проверки, конечно.

Ух ты! Сейчас телохранителем назначит. Неплохо бы. Только что ж это «Он» до сих пор до этого не додумался?.. Будет с чем к Тоше вернуться, все к лучшему оборачивается, даже скандал этот позорный.

– Очень высокооплачиваемая работа. Очень. Суть вот в чем. Я давно мог нанять ей охранника. Но знаю ее хитрость. Она на другой же день сбежит. Или ключи у сонного сопрет, или его охмурит, и сбегут вместе. Я ни на кого положиться не могу, кроме как на себя самого. А я сейчас нужен жене, в больнице. Раз там есть шанс, я должен его на тысячу процентов использовать. Эту, здесь, спасет не сторожевой пес, ее муж спасти может. Законный супруг, со всеми юридическими и церковными правами. Ты верующий?

– Не знаю, – оторопел Игорь.

– Крещеный?

– Да.

– Хорошо. Тогда вот что: ты на ней женишься. Повенчают вас. Ты будешь отцом ребенка. Если после родов сбежит – ты не в ответе. Только за ребенка – как отец. Это и будет твоя работа. Стоп! Сейчас ничего пока не говори. Изложу условия, потом здесь и теперь обдумаешь, примешь мое предложение – закрутится дело; нет – свободен, прощай. Работа тяжелая, измотаешься. Что будешь иметь? Однокомнатная в Москве – это в любом случае останется при тебе. Пойдешь учиться, глава семьи себя уважать должен. В мед не раздумал?

– Не поступлю. Забыл все, – ошеломленно вовлекся в фантастические планы Игорь.

– Поступишь. Поможем. Диплом при любом раскладе – твой. И регулярный заработок: на эти деньги будешь содержать семью. Деньгами не обижу, не в них проблема. Рай обещаю, а? Но это не рай. Ты лишаешься свободы. Как она. Твое время – в институте. Туда и обратно отвозит мой шофер. Здесь встречаю я, потом ты с ней. Без связи с внешним миром. Пока не появится ребенок. А там – по ходу дела. Сиди, думай. Если да, сестра проведет все анализы. Моя на сегодняшний день абсолютно чиста.