Ольга плакала над умирающей крестной и растерянно смотрела на золотой перстень с небольшим белым камешком и загадочной надписью на внутренней стороне. В эту минуту подарок Елены казался молодой боярыне странным и ненужным предметом из какого-то иного, не знакомого ей мира.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Лето 1256 года

Над деревянным крестом склонялась пушистая липа, и тень от ее листьев, колеблемых ветром, скользила по лицам двух женщин, пришедших навестить одинокую могилу. Здесь, на краю леса, в тишине небольшой поляны, окруженной со всех сторон деревьями, боярыня Ольга более пятнадцати лет тому назад похоронила крестную, которую перевезла из здвиженско-го селения сюда, в свою наследственную вотчину, что находилась южнее города Меджибожа, на берегу реки Бог[Бог — Южный Буг]. Сейчас Ольга стояла над могилой и вспоминала, каково ей было преодолеть отчаяние и вьщержать те испытания, что выпали на ее долю в страшные дни разгрома Киева. И все-таки она выдержала, добралась до Меджибожа, а потом и до Галича, где попросила покровительства у князя Даниила Романовича. По примеру Мономаха, Даниил Галицкий всегда призывал князей и бояр не давать слабых, вдов и сирот в обиду сильным, а потому вдова Леонтия Колывановича со своей маленькой дочкой могла не бояться, что какие-нибудь дальние родственники или соседи отнимут у нее небогатое имение под Меджибожем, которое досталось ей от деда по материнской линии. Гибелью и пленом грозили опустошительные татарские набеги, тревожившие Галицко-Волынскую Русь первое время после разгрома Киева, но, к счастью для Ольги, кровавый путь Батыевых полчищ прошел севернее тех мест, где она поселилась.

Сейчас воспоминания о долгих и трудных годах, проведенных в одиночестве и постоянной готовности к борьбе за себя и за дочь, так захлестнули Ольгу, что она стала мысленно исповедоваться перед крестной, надеясь, что Елена непременно услышит ее с высоты небес.

Дарина бросила взгляд на бледное, неподвижное лицо матери и тихонько вздохнула. Стремительная и любопытная девушка в свои неполные шестнадцать лет не могла долго выдерживать такое скорбное, отрешенное молчание и через несколько минут спросила Ольгу:

— Мама, а почему лишь твоя крестная похоронена близко, а мой отец и бабушки с дедушками — далеко?

— Доченька, я же тебе говорила, что все наши близкие похоронены в Киеве — кто в могиле под крестом, а кто — под развалинами Десятинной церкви… — Ольга ласково взглянула на дочь и прижала к своему плечу ее хорошенькую русую головку.

— Мама, а если бы нам поехать в Киев, навестить их могилы? — предложила Дарина, которой очень нравилось ездить как в повозках, так и верхом, да и просто бродить по дорогам, осматривая новые места.

— Нет, милая, в Киев нельзя, — вздохнула мать. — В Киеве хозяйничают татары.

— Татары!.. — девушка с детской досадой топнула ногой. — Когда же они уберутся с нашей земли?

— Наверное, не скоро.

— Но ведь князь Данило не допустит их в Галицко-Волынское княжество, правда? — Огромные синие глаза Дарины с надеждой вскинулись к материнскому лицу. — Ведь он же побивает татарского воеводу Куремсу, да и тех изменников, которые продались татарам?

— Не нам с тобой судить о княжеских делах, — оборвала боярыня простодушные расспросы дочери. — Пойдем, уже пора в церковь.

Ольга и Дарина, осенив себя крестом, поклонились могиле и пошли с лесной поляны на дорогу, что вела к приходской церкви. Этот путь Ольга всегда проделывала пешком, считая, что так будет ближе к Богу. Боярыню с дочерью сопровождали лишь двое слуг — конюх Трофим и его жена Катерина, которая была и швеей и знахаркой в одном лице. Этих преданных и надежных людей Ольга знала с детства, а потому и доверяла им больше, чем другим слугам или холопам. Впрочем, у боярыни Колывановской слуг было мало, а крестьян не хватало даже на то, чтобы обработать ее земли, половина из которых пустовала и бьша разорена во время татарских набегов.

Узкую тропу впереди пересекала широкая, наполовину мощеная дорога, по которой направлялись к церкви прихожане из окрестных сел. Сегодня приехал править воскресную службу архиерей отец Артемий, известный своим красноречием, поэтому люди сходились отовсюду, даже из отдаленных сел. Дарина заметила в толпе прихожан молодого охотника Назара — первого парня в округе — и вспыхнула от предчувствия скорой встречи с ним. Назар был простолюдин, но свободный и принадлежал к общине, состоявшей, в основном, из пастухов и охотников. Назар вьщелялся среди всех красотой и веселой удалью. Многие девушки готовы были идти за ним на край света, лишь бы он их выбрал. Дарина слышала о нем разное, не всегда хорошее, но это лишь возбуждало ее любопытство, и она невольно заинтересовалась парнем, по которому вздыхало так много местных девушек. Она знала, что мать никогда не разрешит ей, боярышне, встречаться с простолюдином, смердом, но натура Дарины бьша такова, что запретный плод манил ее больше, чем дозволенный.

Она проводила взглядом толпу прихожан, среди которых шел Назар, с досадой примечая, что вокруг него были принаряженные ради праздника молодые женщины. Но свои тайные чувства девушка должна бьша скрывать от всех, особенно от матери. Оглянувшись на Ольгу, Дарина убедилась, что та не заметила ее интереса к молодому охотнику. Боярыня шла молча, глядя прямо перед собой строгим и неподвижным взглядом. Смешливая Дарина никогда не могла понять, отчего ее красивая и добрая мама так редко улыбается и так настороженно относится к людям, избегая новых знакомств. На вопросы дочери о том, почему в их доме почти не бывает гостей, боярыня обычно отвечала: «Сейчас лучше жить тихо, незаметно, никому на глаза не попадаться. В лихое время лихие люди оживляются. А нам с тобой, беззащитным сиротам, надеяться не на кого, лишь только на свой разум и осмотрительность».

Когда Ольга и Дарина подошли к широкой дороге, по ней как раз проезжала повозка, запряженная парой отличных лошадей. Сердитый возница замахнулся кнутом на двух калек-оборванцев, что подскочили прямо к повозке просить милостыню.

— Идите на паперть, там подадут, а ехать не мешайте!

Но хозяйка, сидевшая в повозке, остановила кучера и бросила калекам несколько монет. Потом, повернув голову, она встретилась взглядом с Ольгой и Дариной и слегка поклонилась им. Женщина бьша немолода, но еще красива, а ее одежда и головной убор свидетельствовали о знатном положении владелицы. Рядом с ней в повозке сидел худощавый бледный юноша лет двадцати, одетый в черное монашеское платье.

Когда повозка отъехала вперед, а Ольга и Дарина с боковой дороги перешли на главгую, девушка тихо спросила у матери:

— Это кто такие? Я их раньше не видела.

— Они недавно поселились в наших краях. Ксения — вдова боярина Гавриила Ходыны. Ее старший сын Карп — из тех болоховских бояр, которые пошли на службу к татарам, чтобы получить в свое владение новые земли. Вот и отобрали они чужое поместье, поселились прямо на границе с нашим имением. Послал же Бог таких соседей… еще одно испытание.

— Этот монашек — ее сын? Он не похож на разбойника, который может отобрать чьи-то земли.

— Нет, в повозке, наверное, ее младший сын Антоний, Антон. А Карп, говорят, такой…

В этот момент сзади раздался звонкий топот копыт по каменистой дороге, и Ольгу с Дариной обогнал богато одетый всадник на породистой лошади. Оглянувшись на боярыню с боярышней, он молодцеватым движением откинул в сторону полу своего темно-красного плаща, подбоченился и, впившись глазами в женские лица, спросил:

— Это твоя дочь, боярыня? Здоровы будьте обе. Что ж не отвечаешь соседу?

— Здоров будь, сосед, — с трудом выдавила из себя Ольга.

А Дарина, увидев незнакомца, даже скривилась от невольного отвращения, к которому примешивалась доля страха. Лицо богатого всадника было изрыто оспинами, а светло-серые глаза казались белыми щелями в тяжелых складках нависающих красноватых век. Губы, вытянутые в тонкую линию, змеисто улыбались.

— Хороша у тебя дочь, настоящая невеста, — заметил незнакомец, гарцуя на лошади вокруг женщин. — Отчего ж идете пешком? Одну из вас могу подвезти, садитесь ко мне.

Он протянул руку, от которой мать и дочь разом попятились назад.

— Нет, благодарю, боярин Карп, — поспешно сказала Ольга. — В дом Господа мы привыкли ходить пешком.

— Что ж, воля ваша, — пожал плечами всадник. — Ничего, теперь мы будем часто видеться, мы ведь соседи.

Он поскакал вперед, сбивая с ног идущих впереди пеших прихожан.

— Так этот безобразный человек — Карп, старший сын боярыни Ксении? — прошептала Дарина. — Страшилище, да еще и наглец. А ты его уже видела раньше?

— Один раз, когда была у отца настоятеля.

— Отчего же мне не рассказывала?

— Не хотела пугать тебя, дочка.

Дарина, с опаской и неприязнью поглядывая в спину боярина Карпа, взяла мать за руку и сказала:

— Ничего, матушка, будем держаться подальше от таких соседей, а в случае опасности попросим зашиты у князя.

Ольга грустно улыбнулась, услышав рассудительные речи юной девушки, и с надеждой подумала о том, что, по слухам, князь Даниил в скором времени собирается громить союзных монголам болоховских князей и бояр, одним из которых был Карп Ходына.

В церкви Ольга с дочерью случайно оказались возле боярыни Ксении и двух ее сыновей. Дарина незаметно отступила на пару шагов, чтобы быть подальше от пугавшего ее Карпа. К счастью для девушки, между нею и страшноватым боярином протиснулись двое знатных прихожан. Во время службы Дарина не утерпела и оглянулась назад — туда, где в толпе крестьян стоял Назар. Он перехватил взгляд девушки и, как ей показалось, даже слегка подмигнул. Она смутилась и уже больше не глядела в сторону бравого охотника.

Между тем владыка Артемий говорил о силе духа и веры, которые особенно нужны людям в годину тяжких бедствий. Он учил, что нельзя впадать в отчаяние и хулить Бога за ниспосланные испытания, а надо черпать силы в святом учении. Внезапно Ольге почудилось что-то знакомое в его словах: