Вскоре она узнала, что и впрямь Назар — не то сам, не то через кого-то — сумел передать князю жалобу на самоуправство боярина Карпа Ходыны, известного своим давним союзничеством с татарами. Даниил Романович, по примеру своего отца, стремился обеспечить себе поддержку крестьян и мещан, а потому не оставил эту жалобу без внимания. С недавних пор он завел обычай назначать в села урядников для защиты смердов от самовластия бояр и для формирования военных отрядов из крестьян. Теперь, после жалобы людей на боярина Карпа и ватагу пришлых разбойников, в села вокруг Меджибожа был прислан урядник — воевода Лукьян Всеславич. Он приехал с женой, немногочисленными слугами и большим отрядом ратников. Вскоре все заговорили о суровости и неприступности урядника. Одни называли его старым, другие — молодым; о жене его одни говорили, что она болеет и потому нигде не показывается, а другие — будто она кичлива и потому ни с кем не хочет знаться. Сперва никто не ведал, есть ли у Лукьяна Всеславича дети, но потом до поместья дошли слухи, что сын его недавно погиб, сражаясь в дружине князя Даниила, а дочь вышла замуж за волынского боярина, служившего князю Васильку — брату Даниила Романовича.

Дарина ни разу не видела урядника, но уже заранее его побаивалась. Вместе с тем, ее радовало, что сразу же после появления Лукьяна Всеславича куда-то исчез Зиновий. Видимо, он и вправду боялся, что Дарина его разоблачит, поэтому не решился оставаться в селе, пока боярин Карп, его покровитель, отсутствует.

Было ясно, что, обосновавшись на новом месте, урядник первым делом поедет в имение боярыни Ходынской, сын которой провинился перед князем и снискал ненависть окрестных жителей. Дарина не знала, как себя вести и что говорить суровому воеводе, а потому не хотела, чтобы он явился в дом сейчас, в отсутствие боярыни Ксении. В другое время девушка, наверное, не желала бы скорого возвращения свекрови, но теперь испытала облегчение, когда высокая и стройная фигура боярыни показалась в проеме двери. Дарина даже кинулась к ней с радостным приветствием, на которое Ксения ответила сдержанной улыбкой и прямым вопросом:

— Так ты ждешь ребенка, дитя мое?

— Фотиния рассказала? А ведь я ее просила раньше времени не говорить, — пробормотала Дарина, опустив глаза.

— Все равно я бы узнала. И должна узнать ранее всех, ведь это будет мой первый внук. — Боярыня взяла Дарину за плечи и пытливо заглянула ей в лицо, пытаясь поймать убегающий взгляд девушки. — Странно, что ты понесла с первой ночи. Ведь я вижу, что Карп не мил тебе, а от немилых редко зачинают вот так, сразу.

— Наверное, так Богу было угодно, — пролепетала Дарина.

— Тоже верно, — вздохнула Ксения. — Будем надеяться, что ребенок окажется лучше своего отца…

С этими словами боярыня, резко повернувшись, вышла из комнаты. Дарина удивленно посмотрела ей вслед, уже не в первый раз отмечая, что Ксения отнюдь не питает слепой материнской любви к своему старшему сыну. Минуту подумав, девушка побежала за свекровью и стала сбивчиво рассказывать об уряднике, который со дня на день должен явиться в боярский дом. Ксения, ничуть не испугавшись нежеланного гостя, спокойно заметила:

— Что ж, пусть приходит, нам скрывать нечего. За те проступки, в которых виноват Карп, мы с тобой не отвечаем. Месяц назад я уже все объяснила князю Даниилу, и его урядник, наверное, об этом знает.

Дарина порой недоумевала: от природы ли боярыня Ксения такая смелая и спокойная, или просто после гибели своего младшего, любимого, сына ей уже все безразлично и ничего не страшно.

Лукьян Всеславич явился в дом бояр Ходынских на второй день после возвращения Ксении. Дарина, сидя в уголке за вышиванием, с интересом присматривалась к гостю и прислушивалась к его разговору с боярыней.

Л укьяну было лет около пятидесяти, что для юной Дарины казалось старостью. Старили воеводу и седые волосы, и глубокие морщины, и суровое, почти угрюмое выражение лица. В худощавой, но крепкой фигуре Лукьяна угадывалась выправка бывалого воина, а в серых глазах его мелькало порой добродушное выражение, смягчавшее строгие черты.

Он начал разговор с того, что-де князь Даниил не собирается наказывать женщин за грехи их сыновей и мужей, но требует, чтобы сами боярыни ему верно служили и помогали его урядникам на местах.

— Чем же я могу помочь тебе, Лукьян Всеславич? — пожала плечами Ксения. — Разве что приютить в своем поместье твоих ратников.

— Да, — кивнул воевода. — У тебя ведь освободилось место после того, как Карп уехал и увез за собой свою ватагу. Мои люди неприхотливы, проживут в бедных хижинах и даже будут помогать по хозяйству. Ну а ты, боярыня, служи князю честно. Я верю тебе, потому и говорю с тобой откровенно. Знаешь ли ты, что князь Даниил собирается выступить против татар? А ведь Карп, наверное, сейчас находится у них. Что, если он вместе с татарами пойдет воевать против своего князя? Найдешь ли ты в себе силы отказаться от Карпа? Не вступишь ли ним в тайный сговор? Хотя, конечно, тебе его жалко как сына…

— Жалко, — подтвердила Ксения, стиснув руки на коленях так, что побелели пальцы. — Но я не стану мешать княжескому правосудию.

— Я сам недавно потерял сына, — вздохнул урядник. — Но он погиб, сражаясь с чужеземцами, а не со своими кровными братьями-русичами.

— Мой младший сын тоже погиб совсем недавно. — Ксения отвернулась, скрывая набежавшие слезы. — У Антона душа была чистая, а у Карпа… Но я буду молиться день и ночь, чтобы мой старший сын просветился.

— В ваших селах есть немало крепких молодцов, готовых сражаться с чужеземцами, — помолчав, заметил воевода. — Я уже встречался с некоторыми. Вот, например, молодой охотник по имени Назар мог бы даже возглавить отряд из местных крестьян.

— Я наслышана об этом парне, — кивнула Ксения. — Ты хочешь, чтобы смерды оставались на своих землях и защищали их от татарских набегов? Или, может, ты призываешь людей покинуть свои земли и идти сражаться в княжеской дружине?

При мысли о том, что Назар может уехать из родных мест, чтобы сложить голову в какой-нибудь битве, Дарина не удержалась от вопроса:

— А далеко ли князь сражается?

Урядник оглянулся на звонкий голосок — и тут только по-настоящему разглядел юную боярыню, скромно примостившуюся в углу.

— А ты, выходит, Дарина, дочь Леонтия Колывановича? — спросил он, слегка подавшись вперед и окидывая девушку пристальным взглядом. — Слыхал я уже про твои злоключения. Знаю, что твоя мать не могла не выдать тебя за Карпа потому, что он-де спас тебя от разбойников. А вдруг он сам этих разбойников и привел? Правда ли, что ты не хотела выходить за Карпа?

Дарина молчала, мучительно колеблясь между желанием рассказать правду и боязнью навредить матери и своему доброму имени. За невестку ответила Ксения:

— Они обвенчаны по закону, и Дарина ждет ребенка.

— Ну, значит, такая у нее судьба, — развел руками урядник. — А скажи мне, Дарина Леонтьевна, не обижают ли тебя в мужнином доме?

— Матушка боярыня Ксения относится ко мне хорошо, — ответила Дарина, отводя взгляд в сторону. — А боярин Карп уехал на другой день после свадьбы.

— Если будут обижать — можешь пожаловаться мне, — заявил Лукьян. — Ты сирота, и потому я, княжеский урядник, буду тебе защитой. У меня тоже есть дочь, такая же юная, как ты. И она тоже недавно вышла замуж, но только по доброй воле и по любви.

Ксения, которой, видимо, был неприятен этот разговор, поспешила прервать собеседника:

— Тебе незачем беспокоиться, сударь, я и сама не дам в обиду сироту. Лучше расскажи нам, в какие походы собирается Даниил Романович. Наверное, сейчас он идет на Киев?

— Нет. Литовский князь Миндовг не подошел вовремя на подмогу, и Даниилу Романовичу пришлось отложить поход на Киев. Но он соберется с силами и снова пойдет отвоевывать у татар Киевскую землю.

— Когда же это будет? Скоро? — осмелилась спросить Дарина.

— Надо бы поскорей, потом будет поздно, — вздохнул урядник. — Татары могут прислать сюда кого-нибудь посильнее Куремсы. А пока у них после смерти Батыя неурядицы, борьба за власть, так надо этим и воспользоваться.

Дарина уже слышала о смерти хана-завоевателя Батыя, но столь далекое и важное событие интересовало ее куда меньше собственных невзгод.

— А будет ли князь забирать в свое войско наших крестьян? — спросила Ксения.

— Только тех, которые сами пожелают, — ответил Лукьян. — Остальные пусть остаются на своих землях и готовятся защищать их в случае нападения врага.

— Не все смерды хотят сражаться с татарами, — заметила Ксения. — Многим все равно, кому дань платить, своим ли, чужим ли князьям.

— Это жадные бояре виноваты, что смерды против них озлобились, — заявил урядник. — Но свободные крестьянские общины не хотят служить чужеземным нехристям. Вот на такие-то общины князь Даниил и будет опираться.

— А не лучше ли было бы ему призвать на помощь христианских государей с запада? — осторожно спросила Ксения.

— Так ведь он уже пытался, но напрасно. Когда-то Римский Папа Иннокентий пообещал Даниилу Романовичу созвать крестовый поход против татар. Только это были пустые обещания. Папа хотел лишь одного — подчинить наш народ латинской церкви. Ради этого уговорил князя Даниила короноваться и назваться королем, прислал своего легата с короной. Но вскоре Даниил Романович понял, что настоящей помощи от латинян ему не дождаться, и порвал с Римом. Лучше уж опираться на свой народ, на свою веру. Не зря же и отец нашего князя, Роман Мстиславич, не польстился на корону и на помощь Папы Римского, а показал послу свой меч и заявил: «Пока имею я свой меч, не нужна мне ваша корона. Отцы и деды мои добывали себе земли мечом, — добуду и я. Как был князем, так и буду, а ломать свою веру из-за королевской короны не стану!»

Дарину, чутко внимавшую разговору, восхитил гордый ответ князя Романа. Но, вместе с тем, ее сокровенные женские чувства нашептывали ей о том, что лучше бы князь Даниил воспользовался помощью чужеземцев, а не забирал в свое войско крестьян, среди которых, конечно, окажется и Назар. Она снова поймала себя на мысли, что слишком волнуется за молодого охотника, и вздохнула, досадуя на собственную слабость к простолюдину.