Ошарашенный новостями, Стейн пошел во двор — немного проветриться на свежем воздухе и остудить голову. Холодный осенний ветер ударил в лицо, но после духоты дымной избы показался свежим и прямо-таки живительным. Стейн вдохнул, закрыв глаза… а когда открыл их, то сразу увидел, что его тут уже ждут. В нескольких шагах от двери сеней на промерзшей земле нетерпеливо топтался вчерашний парень, приятель молодой вдовы. Стейн мгновенно узнал эту рослую фигуру с длинными руками, продолговатое лицо, настолько худощавое, что кожа туго обтягивала скулы, прямой северный нос, глубоко посаженные серые глаза. Окружали его еще пять-шесть парней — какие-то из этих лиц показались знакомыми по вчерашнему вечеру, каких-то он не помнил; судя по одежде и виду, сыновья самых небогатых семей. После гулянья у всех был осунувшийся и хмурый вид.

Стейн остановился. Он еще не опомнился после беседы с дядей: едва успел поверить сперва в то, что его хотят женить, а потом в то, что ему удалось избежать этой чести. Мельком вспомнилось, как однажды, то ли прошлой, то ли позапрошлой зимой, на далекой реке Каме, куда бьярмы привозят собольи меха, он так же утром вышел из занесенной снегом избы, где ночевали вповалку, и увидел в десятке шагов перед дверью стаю волков. Вот так же те окружали человеческое жилье в надежде на поживу, и даже дневной свет и запах дыма не могли отпугнуть оголодавших хищников.

Обнаружив перед собой решительное, с выражением угрюмого вызова лицо Деллинга, он сразу понял, что это продолжение утреннего разговора. Эти парни заявились к нему по поводу задуманного сватовства. Но уж точно не с поздравлениями. Первым его побуждением было крикнуть и позвать из дома товарищей на помощь, но Стейн сдержался. Все-таки тут не глухой лес и это не волки. Привыкнув ездить по дальним странам, он так же привык до последней возможности стремиться уладить любой спор миром. Торговец — всегда в какой-то мере заложник своего ремесла, поскольку ему вечно приходится разъезжать с дорогостоящим имуществом при себе, вдали от дома, среди чужих, порой недружественно настроенных людей.

Что Деллинг собирается ему сказать, Стейн понял раньше, чем тот открыл рот.

— Слышь, ты, бродяга неумытый! — бросил тот, подходя ближе. — Ты даже думать о ней забудь! Если хоть посмотришь в ее сторону, я тебя так отделаю, что свои не узнают!

— Ничего, до свадьбы заживет, так ведь здесь говорят? — Стейн усмехнулся. Он был готов обсудить все толком, но Деленя сразу начал его оскорблять. — А вот ты кто такой и почему суешься в чужие дела?

Дело было не только в том, что он ценил благополучие дяди — Стейн никак не мог позволить, чтобы мужчин их рода считали простофилями, не способными добиться хорошей невесты.

— Свадьбы никакой у тебя не будет! Тебе придется жениться на Хель, если ты не уберешься отсюда немедленно! — Деленя подошел почти вплотную. — Чтобы завтра духу твоего в Ладоге не было, ты понял? Или яйца оторву!

— А ты и есть главный здешний хёвдинг? И это — твоя дружина? По ее виду не скажешь, что у тебя много удачи. Похоже, ты ее набрал из того сброда, что в каждом вике околачивается возле торговых гостей и просит милостыню. Может, вы и смогли бы напугать какого-нибудь старого калеку, но я уже не раз бил волков, что ждали за порогом, воя от голода!

Парни за спиной Делени зароптали и тоже придвинулись ближе. Он легко нашел себе товарищей для этого дела из числа самых бедных ладожских парней, которые тоже были недовольны прибытием пары десятка молодых свеев, собиравшихся здесь зимовать. Женихи из богатых и знатных родов без невест не останутся и соперничества варягов, славных тугими кошелями и затейливыми баснями о дальних странах, могут не опасаться. Зато беднякам девушек всегда не хватает, а тут еще варяги!

— Это вы — волки! — рявкнул Деленя. — Мы тут таких волков уже видали! Как в последний раз приходил, так за рекой мы эту падаль и зарыли!

Стейн стиснул зубы: Деленя намекал на Иггвальда Кабана, пытавшегося захватить Ладогу три года назад, но не знал или не помнил, что родной брат Стейна, Свейн, тогда сражался и погиб на стороне ладожан.

— Ты еще мал для битвы! — надменно, с трудом сдерживая бешенство, отозвался Стейн. — Хоть ты и ростом с мачту, но до сих пор боишься расстаться с материнским подолом!

Из болтовни девушек вчера он уловил, что та молодая вдова была мачехой Деллинга. Сейчас он кстати об этом вспомнил, и, судя по тому, как исказилось лицо соперника, стрела попала точно в цель.

Не сказав ни слова, Деллинг сделал выпад, норовя ударить Стейна по лицу, но тот, давно к этому готовый, ловко уклонился и нанес ответный удар в шею — Деллинг не успел восстановить равновесие и чуть не влетел в бревенчатую стену, перед которой Стейн стоял. Одновременно Стейн заорал во все горло, и варяги, услышав уже знакомый клич, что «местные бьют!», горохом посыпались из двери избы.

Перед гостиным двором закипела драка. Пришедшие были без оружия — не сумасшедшие же они, в самом деле, чтобы затеять убийство торговых гостей, по обычаю принятых на зиму, а значит, пользующихся покровительством ладожской старейшины. Поэтому варяги тоже действовали кулаками, стремясь лишь отогнать наглых местных от своего пристанища и отбить охоту на всю предстоящую зиму задирать чужаков. Особенно отличался Эльвир — здоровенный норвежец с разметавшимися белесыми волосами; корча страшные рожи, он выл и ревел диким голосом, подражая берсеркам. На самом деле он берсерком вовсе не был, но на противников, ждавших от северян чего-то в таком роде, это всегда производило сокрушительное впечатление.

Из воеводского дома на бугре вышла Велемила — глянула вниз, на пустырь перед гостиным двором, несколько мгновений молча наблюдала за побоищем, потом, опомнившись, завизжала диким голосом, прыгая на месте и размахивая руками, как синец, и кинулась назад в избу, поднимать народ.

Драка была в самом разгаре — хотя варяги, имея численное превосходство, уже брали верх над ладожанами — когда на них на всех разом набросились какие-то люди с палками и стали теснить в разные стороны, осыпая ударами. Это оказалась челядь Домагостя и его брата Хотонега, а заодно и Селяня с братьями. Противников растащили в стороны, а те, увидев рядом воеводу с братом, Вестмара и прочих, поневоле унялись, хотя и продолжали выкрикивать оскорбления. Стоял шум, гвалт, народ сбегался со всех сторон посмотреть на драку — правда, большинство опоздало и поспело только к тому, когда противники уже остыли и принялись собирать потрепанные колпаки, оторванные рукава и выбитые зубы.

— Что такое? Кто первый начал? Из-за чего драка? — строго допрашивал Домагость.

— Стейн, что ты натворил? Зачем ты ввязался в это? — причитал Вестмар. — Это может все нам испортить!

— Деленя, ты что, умом рехнулся? — Селяня, не смущаясь тем, что был на голову ниже, схватил того за грудки, тряхнул и прижал к стене гостиного двора. — Ни на одну посиделку не придешь больше за всю зиму! Мы их до весны в «стаю» приняли, они серебром заплатили! А ты морду бить! Меня на всю округу позоришь!

— А чего они… — бурчал Деленя, рукавом утирая подбородок, сплевывая льющуюся изо рта кровь и жадно ловя воздух. — Чего… Я его… На клочки порву… Он, гад…

— Если гад, то приходите всей «стаей» разбирать! Порядок на что? Ты вон какой здоровый, должен понимать! И уж если не договоримся, тогда драться, но как положено. Тебе что — тринадцать лет? Да я тебе сам все зубы повыбью!

Стейн ушел к мосткам умываться, а подняв голову, обнаружил рядом Велемилу. И пожалел, что ее сюда принесло — вид у него был не самый лучший. Из носа текла кровь, бровь была разбита, скула распухла — синяк будет на три шеляга!

— Пойдем со мной, я тебе кровь остановлю. — Велемила потянула его за рукав. — На, приложи пока.

Она обмакнула платок в воду и подала ему; Стейн взял и прижал к брови, стараясь хоть немного прикрыть разбитое лицо. Велемила потянула его за собой.

— Деленя дурак, — говорила она по пути до воеводского двора. — Что он по Даряшке сохнет, все до последней курицы знают. Он бы ее за себя взял, да Святобор не отдает. Куда отдавать — Деленя сам у него на хлебах живет. Они тогда от Игволода в чем были ушли, все добро до последней исподки в Вал-городе погорело. И знал ведь, что отец ее хочет снова замуж отдать — молодая еще баба, не век же ей «кукушкой» ходить!

— Чем ходить? — наконец подал голос Стейн, слегка отдышавшись.

— Ну, видел на ней вчера платок как повязан — это называется «кукушкой», так вдовы носят. Видать, проведал, что ее за тебя сватают.

— Уже не за меня, — торопливо поправил Стейн. — Мы с дядей решили, что ему гораздо приличнее будет жениться.

— Да? — Велемила остановилась и повернулась к нему. — Вестмар хочет жениться? А отец сказал, что тебе сватают.

— Мы сегодня утром поговорили и решили, что я еще молод для женитьбы и ему следует первому.

— А… — Велемила словно не знала, что сказать, а Стейн пытался понять, довольна ли она этой переменой. — Что же ты ему не сказал?

— Я бы сказал, если бы он вел себя поучтивее. Но он сразу начал меня оскорблять. И к тому же я ведь не хочу, чтобы он набросился с кулаками на моего родного дядю!

— Ну, пойдем. — Велемила улыбнулась и снова потянула его за рукав.

Она сама не знала, почему так рассердилась, узнав от отца, что Святобор сватает Даряшку за Вестмарова племянника. Надо бы радоваться — парень хороший, заслужил… Но почему-то ей стало так досадно, что она едва сдержалась. К тому же сейчас, во время драки, мельком увидев Стейна, она поразилась, до чего он не похож на вчерашнего и насколько жестким стало его лицо. Оказывается, эта его мягкость, добродушие и сговорчивость — только до тех пор, пока его не трогают. Деленя, видать, решил, что соперник — размазня, которого ничего не стоит запугать. Не учел, дубина, что, если человек четыре года в походах провел и доходил до Камы, он размазней быть не может. А то бы давно размазали… И его сдержанность — как беличья шкурка, наброшенная на камень: сверху вроде мягко, а попробуй ударь — кулак отшибешь. «Я и есть Камень», — вспомнила она его вчерашний рассказ и хмыкнула.