На кремовом диване у огня камина его ожидала красивая девушка. На ходу поцеловав ее светлые волосы, Ноэль бросил пальто на стул и направился в спальню.

Делла Гривз, улыбаясь, потянулась на диване. Он, как всегда, опоздал. Они собирались сегодня вечером поехать на озеро, но что изменится, если они поедут туда утром? Ей нравилось там.

Ноэль вернулся в комнату в темно-синем купальном халате, с волосами, влажными после душа. Он снял с проигрывателя пластинку Флитвуда Мака, которую она слушала, и поставил свой любимый концерт Моцарта. Откинувшись на подушки, он выглядел усталым и до сих пор не произнес ни слова. Это тоже было нормальным. Такому человеку, как Ноэль Мэддокс, есть над чем подумать. Он был поглощен своей работой всегда и везде. Делла могла поклясться, что он не переставал думать о делах, даже занимаясь с ней любовью.

— Как мир моды сегодня? — спросил, наконец, Ноэль.

Делла повела плечами и улыбнулась.

— Как всегда.

У нее был собственный модный магазин в фешенебельном районе Детройта, финансируемый ее состоятельным отцом, и она любила свое дело, но сейчас Делла понимала, что не стоит надоедать Ноэлю рассказами о своих делах.

Они сидели и слушали музыку, пока он не заснул на диване. Она не стала его будить, отправилась спать одна.

Делла привыкла к молчаливости Ноэля, но на этот раз начала волноваться. На следующее утро Ноэль молча расхаживал по квартире. Она приготовила салат и поджарила мясо, которое купила накануне, а Ноэль все молчал и задумчиво смотрел в большие окна. Позавтракали они в молчании. К шести часам вечера Делла готова была расплакаться и решила, что ей лучше спросить, что случилось.

Ноэль не отходил от окна, наблюдая, как солнце садится за горизонтом. Его голова со вчерашнего дня была занята мыслями о положении, создавшемся в компании де Курмонов, и чем больше он думал о компании, тем больше она его интересовала. Это была отличная компания, и в хороших руках могла бы стать прибыльной. Наконец решение было принято. Он подошел к телефону и позвонил Полу Лоренсу домой. Пол обещал переговорить с председателем и дал ему разрешение начать предварительные переговоры с де Курмонами.

Ноэль, не обратив внимания на Деллу, повернулся к окну и вновь уставился на почти почерневшее небо.

— Ноэль? — В глазах Деллы стояли слезы. — Что-нибудь случилось?

Ноэль с удивлением посмотрел на нее. Делла была привлекательной девушкой. И очень милой. Она не единственная, с кем он проводил время, но сейчас он понял, что пренебрег ею. У него всегда хватало девушек, чтобы скрасить одинокие моменты жизни, которые еще оставались в переполненном работой графике. Но беда в том, что они никогда не соответствовали образу Пич де Курмон, маленькой золотистой девочки — символа свободы, или той экзотической молодой девушки в пурпурном платье на приеме. Той синеглазой девушки, пригвоздившей его словами: «Вы — Ноэль Мэддокс из сиротского приюта в Мэддоксе?»

Пройдя на кухню, он открыл холодильник и достал немного льда, а затем налил выпить.

— «Мартини»? — спросил Ноэль и протянул ей бокал и маленький голубой сверток. Потом улыбнулся, и Делла поняла, почему она всегда мирилась с его поведением. Когда Ноэль вот так смотрел на нее, Делла просто не могла обижаться. Она радостно открыла маленькую голубую замшевую коробочку и вынула большие золотые серьги в виде колец.

— Я был в Нью-Йорке на прошлой неделе, — сказал Ноэль, — проходил мимо Тиффани и вспомнил о тебе. Продавец сказал, что они сейчас в моде. Надеюсь, он не ошибся?

— Конечно, не ошибся. И ты тоже. Спасибо тебе. — Делла поцеловала его.

Ноэль заглянул в ее красивое улыбающееся лицо.

— На следующей неделе я еду по делам в Европу, — неожиданно добавил он. — Ты бы хотела поехать со мной?

Существовали тысячи причин, по которым Делла не могла сейчас уехать, но она знала, что ее ничто не остановит.

— С удовольствием, — сказала она с улыбкой.

57

Именно Леони считала, что Джим должен отказаться от управления компанией де Курмонов. Он был слишком стар, чтобы постоянно мотаться в Париж, пытаясь разрешить проблемы компании. Вот почему она настояла, чтобы мистер Мэддокс приехал сюда и поговорил с ним.

Если она полагала, что Джим слишком стар для путешествий, что же говорить о себе самой? Неужели Париж больше, не увидит Леони Бахри Джемисон? Она была там последний раз на похоронах дорогой Каро. Со смертью Каро оборвались ее старые связи с этим городом. Сейчас она коротала время, бесцельно бродя по своему саду или просто сидя на террасе, любуясь морем и вспоминая прошлое. Даже ее кошка тоже постарела и предпочитала теперь прохладные уголки где-нибудь рядом, в тени, или просто свернуться у нее на коленях и тоже размышлять о прожитой жизни.

Леони не помнила, когда точно она начала рассматривать свою жизнь с новой точки зрения, но ощущение того, что приближается конец отпущенного ей на этом свете существования и что приходится больше смотреть в прошлое, чем в будущее, было для нее необычным. Не с этого ли именно момента она начала чувствовать себя старой? Ее тело больше не было таким послушным, как раньше, а кости перестали гнуться, хотя до сих пор она могла ходить пешком на мыс и каждый день купаться в море. За годы, которые она провела на Лазурном берегу — прекрасном голубом побережье, — он превратился из простой, невинной девственницы начала века в увешанную драгоценностями куртизанку, заманивающую орды отдыхающих в свои соблазнительно расставленные сети. Леони и Ривьера начинали свои жизни вместе, но ее часть берега осталась до сих пор зеленой и нетронутой, потому что Джим еще сорок лет назад скупил для нее все соседские акры. Неужели прошло сорок лет? Куда ушло время?

Теперь самыми яркими событиями в ее жизни были дни, когда вся семья приезжала навестить их, и тогда она жила, наслаждаясь беседами и рассказами об их жизни. Дорогая Эмилия и Жерар всегда так счастливы вместе, а как приятно побыть с Лоис и Ферди, которые жили в своем замке в Германии и чья удовлетворенность жизнью и нежность друг к другу были так трогательны. Конечно, Леонору она видела чаще других, поскольку та управляла «Хостеллери» в летний сезон, а в зимние месяцы возвращалась на новый горный курорт в Швейцарии. Какой удачливой женщиной она оказалась! Именно энергия и чутье Леоноры превращали отели в прославленные на весь мир места. И, конечно, была еще Пич.

Джим сидел напротив Ноэля Мэддокса в приемной для гостей, поднос с нетронутым кофе стоял между ними. Он обрадовался, когда на прошлой неделе Ноэль позвонил ему из Детройта и сообщил, что собирается в Европу по своим делам, но поскольку следит за успехами компании де Курмонов в продаже «флер», то считает, что есть два-три вопроса, которые они могли бы обсудить. Джим вообразил, что большая американская автомобильная компания заинтересовалась их автомобилем «флер» и хочет начать его производство в Америке. Это еще раз доказало, что он начал стареть, поскольку этот молодой человек превосходно знал, в каком положении находятся сейчас де Курмоны. Мэддокс знал цифры, которые Джим даже не помнил. И сейчас он приехал с удивительным предложением. «Ю.С.Авто» предлагает де Курмонам влиться в их компанию, причем 75 процентов пая должно принадлежать «Ю.С.Авто», а 25 — остаться в семье де Курмон.

— Это только общие исходные моменты наших переговоров, естественно, — сказал Ноэль без улыбки. — Есть много других вопросов, которые можно и должно обсудить. Но я уверен, мистер Джемисон, что 25 процентов новой компании де Курмонов будут цениться через несколько лет гораздо больше, чем вся компания в данный момент.

— Это, может быть, правда, а может, и нет, — ответил Джим, — и я должен поздравить вас с вашими «домашними заготовками». Вы очень много узнали о де Курмонах. Но одну деталь все-таки просмотрели. Я был президентом компании в течение двадцати, лет, но, в сущности, исполнял роль попечителя моего зятя, Жерара де Курмона. Я лишь тень за троном, мистер Мэддокс.

— Тогда Жерар де Курмон и есть тот человек, с которым я должен говорить? — спросил Ноэль, злясь на себя за то, что в спешке и занятый цифрами он не обратил внимания на структуру семьи де Курмон. — А также с вами и остальными членами совета «Курмон», — добавил он.

— Не обязательно, — сказал Джим, радуясь, что ему удалось несколько ослабить остроту предложения Мэддокса. — Видите ли, пять лет назад, когда дочь Жерара стала активно участвовать в делах компании, которую она должна унаследовать в будущем, Жерар передал управление компанией ей. Поэтому моя внучка, Пич де Курмон, является единственным человеком, который может сейчас продать компанию. Я очень сомневаюсь, что она захочет это сделать, — даже за эти обещанные в будущем деньги. Пич — очень «семейный» человек, мистер Мэддокс. Она упорно трудится, чтобы принести успех де Курмонам, как вы, должно быть, заметили из газет.

Лицо Ноэля было совершенно бесстрастным, когда он убирал бумаги и закрывал портфель. За все прошедшие годы самодисциплины он научился скрывать свои эмоции за маской игрока в покер, у которого рука с хорошими или плохими картами всегда прижата к груди. Но за этой маской скрывалась злость на себя за то, что он не собрал всех фактов, перед тем как ехать и делать подобное предложение. Это была серьезная ошибка, и Ноэль понимал это. Пич де Курмон, его золотая богиня, встала между ним и тем, чего он хотел больше всего на свете, — власти над компанией де Курмонов и осуществления задуманного в Штатах. И места президента!

— Моя жена и я были бы счастливы, если вы согласитесь пообедать с нами, — тепло пригласил Джим Ноэля. Он ничего не имел против Мэддокса, тот был человеком дела, вьполняющим свою работу, и к тому же он только утром прилетел из Парижа. Самое меньшее, что мог Джим сделать, это пригласить его на обед. Ноэль колебался. Он не любил, когда его оставляли в дураках, но, с другой стороны, Джим Джемисон был порядочным человеком. Он столько лет работал, чтобы защитить де Курмонов; невозможно было ожидать, что он будет прыгать от радости и преподнесет ему компанию на блюдечке. Кроме того, Ноэлю было любопытно побольше узнать о семье Пич; он слышал о легендарной Леони от Деллы, которую оставил любоваться достопримечательностями Парижа.