Нина отзвонилась, молча спрятала телефон в сумочку, девчонки смотрели на нее, не отрываясь. Она оглядела их с вызовом:

— Что?

— Нет, нет, ты, конечно, права, — высказала опасение Рита, — Но может стоило подождать…

— Нет уж, пусть знает, что Анька не беззащитная.

* * *

Летели бизнес-классом, Аня не стала интересоваться, но билеты, видимо, были ужасно дорогие. Михаил устроил ее так, чтобы было удобно прилечь, а сам сидел, уткнувшись в окно, пару раз уходил курить. Аня все это время старалась делать вид, что спит, разговаривать не хотелось. Видно же, что он ей не рад, в тягость она ему.

Неприятным сюрпризом было то, что в аэропорту их встречал брат. Аня готова была провалиться сквозь землю, только и смогла, что вымученно улыбнуться. Валентин хмуро посмотрел на нее, кивнул каким-то своим мыслям и обернулся к новоиспеченному зятю, который в это время раздавал по телефону ценные указания своим людям.

Здесь Кольцов был совсем другим. Стальной, движения быстрые, голос резкий, указания четкие, расслабленный ленивый котище остался там, на отдыхе. Аня устало вздохнула. Брат протянул зятю руку и произнес:

— Будем знакомы, родственник. Валентин.

— Михаил, — тот пожал руку и вернулся к прерванному занятию.

Для Михаила было неприятно и как-то резко, вот так вдруг знакомиться с родственниками жены. Хорошо еще, всем табором не заявились, думал он. Потому вышло, что он, сам того не желая, игнорировал ее брата. Но тот был не из робких:

— Отвлекись, Михаил, успеешь по телефону поговорить. Давай-ка отойдем, есть у меня пара вопросов к тебе.

Михаил стиснул зубы, внезапно злость накатила, отключил телефон и сказал:

— Пошли.

Аня смотрела с волнением и невольным страхом. Брата она очень любила и немного побаивалась. Что теперь будет? Он же не заставит их развестись… Она не хотела разводиться, пусть он ее не любит, но может со временем… Она сама не знала, чего хочет, и от неизвестности волновалась еще больше.

Мужчины отошли в сторонку. Брат спросил:

— Рассказывай.

— А что рассказывать, — Михаил был зол и решил сказать правду, глядя при этом оппоненту в глаза, — Она спровоцировала меня на секс, а я потом на ней женился.

— А почему она в инвалидной коляске?

— А потому, что в аварию попала.

— Да ну?

— Я ее сбил… — голос звучал глухо.

— А вот отсюда поподробнее.

Михаил замялся, покривился лицом, произнося это вслух, он сам ощущал себя не слишком комфортно:

— Уехать хотел, а тут она под колеса… на мопеде летела…

— Значит, трахнул — и бежать.

— Но не сбежал же! — резко огрызнулся Кольцов.

Брат жены смотрел на него тяжелым взглядом, хотелось поежиться. Потом произнес:

— Будешь обижать ее, будешь иметь дело со мной. А вздумаешь бросить…

— Не вздумаю я ее бросить! Она теперь мне на всю мою жизнь жена! — вышел из себя Михаил, — И нечего меня пугать, никто ее обижать не собирается.

Он взъерошил пятерней волосы и бросил взгляд в ту сторону, где в коляске сидела его маленькая жена. Ему стало не по себе, девочка выглядела такой испуганной и подавленной, что это резануло его по сердцу, захотелось ее обнять, утешить. Домой. Надо ее забирать отсюда, извелась вся, она же плохо себя чувствует, а они тут…

Валентин наблюдал за ним все время. Он пришел к выводу, что зять его не подарок, конечно, но к Аньке явно что-то чувствует, вон смотрит как коршун. Ладно, время покажет. А вслух сказал, протянув руку попрощаться:

— Не буду мешать, вези домой девчонку, измучилась она. И учти…

Михаил взглянул на него исподлобья, потихоньку зверея от ситуации.

— А ты не смотри на меня так, привыкай, родственник, — Валентин улыбнулся.

Потом вернулся к сестре, обнял ее и прошептал ей на ушко:

— А он парень ничего, и к тебе не ровно дышит.

Она вскинула на него глаза, перевела взгляд на мужа. Тот очень пристально и мрачно смотрел на них, но сразу же отвернулся. Хотелось поверить брату, очень хотелось. Ведь не привиделась же ей та ночь. Он тогда не был равнодушным, каким угодно, но только не равнодушным…

— Лечись, давай, Анька, а я предков пока попридержу, не стоит им в таком виде показываться.

— Валечка, братик, спасибо тебе, — Аня, почувствовал привычную надежную защиту брата, не выдержала и расплакалась.

Ее слезы стали для Михаила последней каплей. Он рванулся к жене, подхватил на руки и понес к выходу через весь зал, крепко прижимая к груди ее хрупкое худенькое тело:

— Не плачь, не надо. Все будет хорошо.

Аня не знала, что сказать, ей было и страшно, и хотелось поверить, она уткнулась в его грудь и затихла. Ей казалось странным, что он все носит ее на руках, ведь видно же что злится, как цепной пес, смотрит на нее своими ледяными глазами, как будто заморозить хочет. А держит так осторожно…

Не мог он видеть ее в коляске, коляска обостряла его чувство вины до какого-то абсурда. Миша нес ее, прижав к груди. Какая же она тоненькая, легкая, даже легче, чем он помнил. Похудела в больнице. Он изголодался, все эти дни, словно томился на медленном огне, и теперь не мог дождаться, когда, наконец, разденет ее, прижмется к ней кожа к коже. Дыхание сбилось, накатило желание, мужчина на мгновение закрыл глаза, мягко и нежно прижав ее еще сильнее, словно хотел вжать в себя, она тихонько охнула и еле слышно застонала. Это заставило его опомниться, Михаил спросил прерывающимся голосом, не глядя на нее:

— Больно? Прости, я нечаянно.

— Нет, все в порядке, — как же ей было хорошо, когда он так прижимал ее к себе, как хорошо…

Глава 5


Коляску забрал один из тех парней, что встречали ее мужа на двух машинах. Михаил аккуратно посадил жену в огромный дорогущий джип, сам сел рядом. Пожилой шофер вежливо поздоровался:

— С приездом, Михаил Иванович. Как отдохнули?

— Спасибо, Петрович, хорошо, — невеселый голос не вполне соответствовал бодрым словам, — Поехали на дачу.

Петрович мельком взглянул в зеркало на девушку рядом с хозяином и плавно вырулил на дорогу. Он работал еще у Кольцова старшего, начинал совсем мальчишкой и не привык задавать лишние вопросы.

Ехали молча. Аня отметила, что муж вел себя с ее братом на равных, без барства, она была приятно удивлена. Потому как, очевидно, еще многому придется удивляться. Не прост он, ох, не прост. Такие как он не приезжают отдыхать в народные отели, как обычные искатели приключений. Что он спрашивается, там делал? У нее затекла шея, она пошевелилась и застонала. Михаил сразу же повернулся к ней:

— Что с тобой, где болит?

— Ничего, просто шея занемела, — она не стала говорить, что пока он ее нес, у нее разболелись и прижатые его руками бок и рука, и голова, и все-таки, несмотря ни на что, ей было очень хорошо в его руках, — Скажи, если не секрет..

— Что?

— Что ты делал в том отеле? Я же вижу, не твой это уровень.

Он покривился:

— Какая тебе разница? Просто сбежал от всего на пару дней, хотелось пожить, как обычный человек.

Аня взглянула на него:

— Не похож ты на обычного человека.

— Ты ничего обо мне не знаешь, куколка, — он криво ухмыльнулся и приподнял бровь, смерив ее раздевающим взглядом, — Но ничего, еще узнаешь, у тебя все впереди.

Ну почему, почему из него начинает переть этот цинизм, как только он чуть-чуть с ней поговорит! Вон, как сразу же замолчала и отчужденно уткнулась в окно, прямо как улитка закрылась в свою раковину. Черт!

Ей захотелось плакать, только что вроде был таким… нормальным, даже показалось, что с ним можно по-человечески разговаривать. И снова этот тон. Но она не станет плакать, не перед ним.

— Мне ничего не нужно узнавать, — Аня повернулась к нему лицом, голос был тихий, но твердый, — Мы поженились, если мне не изменяет память, только из-за того, что тебе не нужен был лишний шум, не нужна полиция, не нужны суды, у тебя бизнес. Ты сам так сказал. Ну вот, теперь шума не будет, незачем и притворяться. Брак у нас фиктивный. После того, как пресса наши косточки перемоет и успокоится, ты сможешь тихо и незаметно развестись.

Она была поражена, как сверкнули гневом его глаза. Стало даже страшно, когда он яростно прорычал низким голосом:

— Развестись, говоришь?! Нет. Мы не будем разводиться. Ты моя жена, и ты принадлежишь мне, черт побери!

— Я не вещь, чтобы тебе принадлежать!

Теперь они оба тяжело дышали возмущением, уставившись каждый в свое окно.

Разведется она! И сразу помчится в суд, чтобы у него половину бабок отсудить! Маленькая жадная тварь… Не заслужила еще бабок! Она у меня каждый скормленный витамин отработает! — мысли кипели злобой. Но сколько не убеждай себя, якобы девчонка легла под него ради денег, он понимал, что виноват во всем сам. И теперь пытается выпачкать ее в грязи, чтобы было легче оправдать собственное скотство.

А он не привык ощущать себя скотом, его мучили и раздирали противоречия. Все равно, не смотря ни на что, оставалось подозрение, что девчонку кто-то ему подложил, слишком уж укоренилась у него привычка ко всему относиться с подозрением. Но это подозрение, маячившее на заднем плане, не шло ни в какое сравнение с тем гремучим коктейлем из постоянного возбуждения, злости и неутоленного желания. Ко всему еще примешивалась какая-то детская обида, что не ценит она ничего из того, что он для нее делает. В такие моменты он чувствовал себя отвратительно.

Ане казалось, что он только рад будет от нее избавиться. Потому что ей в лучшем случае уготовано сомнительное счастье стать его очередной постельной игрушкой. Пока игрушка новая, он будет играть, а как наиграется — старую можно благополучно выбрасывать и выбирать новую. Он так привык легко получать от жизни все, в том числе и это… Что будет с ее сердцем, оно же просто разорвется от боли. Ей было горько, но остатки гордости не позволяли показать, насколько он ей дорог. Она ведь совершенно не хотела развестись с ним, она хотела, чтобы он ее любил. Глупость какая, он никогда ее не полюбит, он же ее за человека не считает.