Днем, Волдо куда-то уходил, с извинениями и просьбой найти себе какое-нибудь занятие по интересу. Благо, заняться здесь было чем. Огромная библиотека, книги на треть были русскоязычными, бассейн, великолепный сад, да и сам дом, на изучение которого у меня ушло несколько дней.

С каждым проведенным здесь часом мне было тяжелее и тяжелее. В этом доме, городе, стране. Я ощущала себя чужой, дико тосковала и, практически каждый день, плакала. Не знаю почему!? Меня никто не обижал или оскорблял. Волдо, пытался завоевать мое расположение и подружиться, но все вокруг, лишь отталкивало. А еще! Меня волновало отсутствие пара нормального содержимого моей жизни. Ни снов, ни призраков, ни пса. На смену им, пришли новые ощущения. И они пугали меня, больше прежних.

Иногда днем, но чаще ночью, я слышала голоса. Они были похожи на шелест листвы, гудение ветра или разговор тишины. Вы никогда не слышали, как шепчет тишина? Это очень страшно и жутко. Снизу вверх, по телу ползут мурашки, переходя в озноб, и слух начинает улавливать обрывки фраз или слов, быстрых, словно их и не было вовсе. Но, они есть. Они, живут собственной жизнью, приходя тогда, когда нужно им. Неожиданно. Но когда начинаешь ощущать, хочется скрыться в самый потаенный уголок и стать невидимкой.

Вечерами, мы с Волдо разговаривали, смеялись, болтали о каких-то своих интересах, вкусах. Иногда спорили и смеялись, но беседа никогда не касалась волнующих меня тем. Их мужчина, аккуратно обходил стороной. Как будто, выжидал чего-то.

Я узнала, что муж бабушки, был человеком серьезным и занятым. Кроме поместья, в котором я сейчас гостила, кстати, оно называлось «Дер нэтте вилхен», во владениях графа фон Клаттена, имелось еще несколько усадеб под Мюнхеном, замок в Миттельфранкене, и сеть ресторанов «Essen», которая приносит основной доход.

Познакомившись с состоятельным немцем, бабушка приложила все свои усилия и обаяние, а она была красивой женщиной, в этом я смогла убедиться по висевшим в доме портретам, чтобы околдовать мужчину и, в конце концов, он сдался. Нет. Она его не любила, и действовала, исключительно ради обеспеченности себя и сына. После смерти от сердечного приступа, все состояние Штефана, по праву перешло его жене. А после смерти бабушки — Волдо. Ему оставалось лишь поддерживать ресторанный бизнес и жить, ни в чем себе не отказывая. Однако первой мыслью Волдо, после смерти матери, было разыскать любимую и не забытую им сестру.

Прошло несколько лет, прежде чем он смог найти маленькую зацепку, а когда был полностью уверен, было поздно.

Сегодня решила, во что бы то ни стало, найти подходящий момент и заставить дядю рассказать секрет моего рождения. То, что это было секрет или даже тайна, я уже не сомневалась.

Мы, как обычно, сидели в гостиной и разговаривали. За окном давно стемнело, а успокаивающий огонь в камине, располагал на долгий и проникновенный разговор. Я уже хотела открыть рот, чтобы дотронуться до, отдававшей болью в душе, темы, как Волдо заговорил:

— Когда я узнал, что Тома умерла … меня, словно разорвали на части. До и после. Только после, было уже бессмысленно и ненужно.

Как только, при расставании, глаза оторвались от сестры, уже тогда, я начал думать о том, что мы обязательно встретимся. Мать, всегда была строга к нам. Она требовала ответственности за свои поступки и не только, целенаправленности и послушания. Всего этого женщина добивалась сполна, только у Томки, была проблема с целенаправленностью. Рожденная слишком мягкой, она не могла нагрубить, настоять на своем. Она, была готова как угодно уладить конфликт, даже поддаться, лишь бы все успокоилось. Но, такую тактику, мать не признавала.

Помню, зима тогда выдалась холодной и снежной. Мы весело играли в снежки, катались с горки, не замечая на околевшие пальцы рук и ног. Хотя, Томе уже было восемнадцать, но она не очень отличалась от меня, двенадцатилетнего. Маленькой, худенькой, скромной и стеснительной девушке, парни предпочитали более раскрепощенных, смазливых и разукрашенных кукол.

Летом, Тома окончила школу, и поступила в училище. Она была так довольна, что нельзя сказать о маме. Ведь, она надеялась, что сестра будет учиться, хотя в техникуме.

Занятия проходили во вторую смену, и сестре приходилось возвращаться домой поздно. Когда, даже снег уже не помогал фонарям, освещать улицы. И чаще всего, вторые были просто выключены или лампочки в них, разбиты.

В один такой вечер, я уже лежал в постели, Томы долго не возвращалась. Мать стала волноваться, оставила меня и пошла, встречать ее. Когда они вернулись, сестра горько и громко плакала, а мама ругала ее и что-то кричала. Я уловил лишь одну фразу: «Только с тобой, могло такое случиться. Какой позор. Марш в ванную и никому ни слова. Ты меня поняла?»

Тогда я, по детской наивности, ничего не понял. Да и, за дверью не видел ни сестры, ни мамы, а слышал лишь их голоса.

Прошло несколько месяцев после того случая. И, в один прекрасный день, мать сказала, что мы уезжаем в другую страну, а Тома остается здесь. Вот так, без объяснений, родительница забрала меня из обыденной жизни, разлучив с сестрой, — Волдо замолчал. Было видно, как ему тяжело говорить, но, собравшись с мыслями, мужчина продолжил.

— Мне было, где-то около двадцати, когда проходя мимо кабинета отчима, я подслушал их с мамой разговор. И от него мне стало дурно. Причина, по которой мать бросила беспомощную сестру одну, ворвалась в мое сердце, острым ножом.

В тот злополучный вечер, когда Тома задержалась с учебы … ее избили и изнасиловали. Мать боялась позора, поэтому не пошла в милицию, и заставила сестру забыть, что произошло. Только через несколько месяцев, оказалось, что Тома беременна. Лица насильника она не видела, поэтому, естественно, искать отца ребенка, было бесполезно. Мама приняла решение быстро и безоговорочно — аборт. И тут, всегда молчаливая и терпеливая сестра, неожиданно пошла наперекор матери, отказавшись лишать жизни, собственного ребенка. За что и заслужила презрение. Девушка, восемнадцати лет имела полное право принимать решение сама, в таком вопросе, и она была непреклонна. Тогда, твоя бабушка, у нее нашлись знакомые со связями, которые помогли уловить шанс уехать за границу, оставила дочь на произвол судьбы. Она не желала воспитывать неизвестно кого, и нести на себе позор, который покроет семью.

Я восхищаюсь сестрой! Она, смогла выстоять все испытания, уготованные ей жизнью, с честью. Не умереть с голоду, самой найти работу, родить, выкормить и вырастить тебя. Как только у нее хватило сил? Мне до сих пор не понятно. Ты, вправе нас ненавидеть и презирать, — Волдо замолчал, переведя взгляд с камина на меня. Он всматривался в мое лицо, и пытался понять, какие эмоции я сейчас испытываю.

А их было много. Они даже мне самой были не понятны. Шок, ужас, невозможность, непонимание. Горячая лава, обжигала все внутри, уничтожая все попытки, что то осмыслить и сообразить. Наверное, все что услышала, я предпочла бы не знать никогда. Хотя нет. Наверное, я должна была. Хотя бы для того, чтобы еще больше узнать свою маму. Какой, на самом деле, она была сильной и отчаянной. Сколько ей пришлось вытерпеть. Не знаю, как буду жить с этим. А, разве у меня есть выбор? Я, могу лишь принять услышанное, или пропустить и забыть, словно ничего и не узнала. Но, разве я смогу? Нет! Кто-то другой, возможно, но только не я.

Подняла затуманенные глаза на Волдо и прошептала:

— Можно, я пойду в комнату?

Мужчина понимающе кивнул, но в его глазах, нехотя, потухало ожидание. Ожидание моей реакции, которую, в данный момент, я не могла ему показать. Мне нужно было срочно остаться одной. И желательно, чтобы это было в дома, в моей комнате. Однако судьба решила нанести мне удар в чужом и далеком месте. Наверное, чтобы было больнее. Чтобы я, не смогла укрыться или убежать от фактов, а, в ту же секунду, как только узнала о них, начала переваривать и осознавать.

Быстрым шагом вышла из гостиной и, когда лестница оказалась позади, перешла на бег, а затем как вихрь влетела в комнату, закрыла за собой дверь и, сползая по ней, осела на пол. Слезы, ручьем брызнули из глаз.

Плакало не только мое сердце. Моя душа рыдала взахлеб, а я, не пыталась ее остановить и успокоиться. Я дала волю эмоциям, позволяя выплеснуться всей гадости, что таилось внутри. Я, оплакивала свою участь и принадлежность.

Не помню, как доползла до кровати, разделась и уснула, но на утро, мой океан слез и душевное состояние, откликнулось опухшими глазами и пустотой внутри. Часы показывали половину девятого, а это значит, что скоро, меня побеспокоят и позовут на завтрак. Сейчас, меньше всего, я хотела видеть убийственное выражение лица «скалы».

Встала, умылась и оделась. Не хотела, чтобы меня застали в растрепанном виде.

Невольно, снова поддалась размышлениям, и в памяти ожили воспоминания вчерашнего разговора. Делая выводы из своих ощущений, я поняла одно — мама подарила мне жизнь, не смотря ни на что, и это главное. Кто я такая, чтобы судить того, кто был моим о…? Неважно! И бабушку. Свыше, каждому воздастся по заслугам, или уже воздалось. А Волдо? Я вообще не вижу его вины, хотя он считает по-другому. Он был всего лишь ребенком, и пойти наперекор матери не мог. Просто, не имел права. Я, должна быть ему только благодарна, за то, что он все-таки разыскал меня. По крайней мере, теперь, я знаю. Не зря, слово отец, для меня далекое и непонятное.

В дверь постучали. Я вскочила с кровати и разрешила войти.

— Анкита? — в комнату вошел дядя. — Можно?

— Да, — тихо ответила я.

— Ты вчера так быстро убежала. Я, так понимаю, мама не рассказывала историю твоего рождения? — я, отрицательно покачала головой. — Она берегла тебя. Прости, если причинил боль. Может быть, я вообще не имел права, ничего говорить, но так вышло.

— Я хотела, и должна была, это узнать. Ты, ни в чем не виноват, — в глазах мужчины было столько боли, снова озабоченность. Похоже, я узнала еще не все.