И есть снова захотелось… Вот и ещё одна странность – её ни разу за все это время не тошнило. Ну, если не считать того момента, когда говорила с Андреем…

И хотя постоянно в глубине души думала и переживала, когда воспоминания нахлынули с новой силой, стало так тоскливо. И, если честно, немного стыдно. Потому что знала, что сделала больно, более того, причинила её умышленно, но другого способа дать понять, что с ней происходит просто не нашла.

- Хватит спать в хомуте, - Игорь тронул Улю за локоть, намекая, что пара закончилась, и пора выметаться.

Девушка кивнула и направилась на выход. А ведь у неё «автомат» по этому предмету, можно было вообще не приходить, но тогда придется остаться одной в комнате, девочки сейчас тоже бегают по кафедрам, досдавая прогулянные контрольные и отрабатывая лабы. Уля в последнее время вообще возненавидела одиночество, потому что сразу появлялось слишком много времени на размышления, и они не радовали. Да и вообще настроения, несмотря на то, что через два дня Новый год, не было совершенно. И к сессии подготовиться уже успела, потому что только постоянное зубрение отвлекало от грустных мыслей. И попыток понять, правильно ли сделала, что оттолкнула Андрея.

- Тебя отвезти?

- Нет, я прогуляюсь, - Уля улыбкой поблагодарила друга, но сегодня хотелось просто пройтись по заметенной снегом улице, посмотреть, как в уже темнеющем воздухе начнут зажигаться желтоватые фонари. На голубей, облюбовавших лавочки возле местного парка. Там постоянно гуляли пенсионеры и родители с маленькими детьми, и они прикармливали гулюшек, так что пернатые уже вконец осмелели и даже обнаглели.

Она прекрасно понимала, что, стоит согласиться, Андрей и прощения попросит, и женится. Вот только сколько в этом будет реальных чувств, а сколько – банальной ответственности за ребенка и его мать, никто гарантированно не скажет. А она, наверное, дура, если до сих пор верит в любовь. Но верить в то, что у тебя на сердце, пусть тяжелое, горькое и пульсирующее, как открытая рана, совсем несложно. Может, когда-нибудь со временем это и пройдет, кто знает. И иногда она этого хотела со страшной силой. Особенно, когда ночью просыпалась, потому что начинала искать его, похлопывая ладонью по пододеяльнику. Вот только рядом никого не было, и тогда становилось очень грустно и появлялось ощущение неправильности. Днем же Уля настойчиво убеждала, что все идет именно так, как должно. Что она не имеет права рисковать, заводя отношения, в которых она будет просто куколкой, в которую можно поиграть, а когда надоела или перестала исполнять капризы, отодвинуть в дальний угол.

Хотя, кому она врет, ведь понятно, что Андрей сейчас готов если не на все, то на многое, чтобы все шло так, как хочется ему.

А она не могла отделаться от ощущения, что это будет последний гвоздь если не в её свободу, то в равноправие – точно. И закоренелых феминистических мыслей у Ульяны тоже не было, но заводить семью только потому, что презерватив оказался бракованным… У неё и так перед глазами пример того, что даже те люди, которые испытывали друг к другу чувства, из-за какого-то шага одного из них, отказывались от другого. Папа ведь во многом тогда пошел на подлог документов, потому что хотел быстрее расплатиться с долгами за квартиру, мотивируя это тем, что «государство не обеднеет». Но оно, мало того, что оскорбилось, ещё и жестоко отомстило горе-махинатору.

Злости на отца у Ульяны уже давно не было это его дела, и его грехи, не ей быть судьей. Хотя то, что из-за его глупости они не виделись больше восьми лет, оставило некоторый осадок. Как и скомканный развод родителей, слезы мамы, которые та тщетно пыталась скрыть, утыкаясь по ночам в подушку. И скоропалительный переезд туда, где их никто не знал, где эта история, уже немного потерявшая новизну, была просто сплетней, быстро затерявшейся среди других подобных. То ли правда, то ли ложь, сразу и не скажешь…

Усиливающийся мороз выбелил звезды, делая их крупнее и ярче на фоне такого темного неба. И дым от трубы котельной расположенной во дворе жилого дома детской поликлиники, поднимался вверх, почти не разлохмачиваясь на облако, а не стелился по земле, словно пытаясь спрятаться.

Может, кто-то и мог бы упрекнуть Улю в легкомысленности, но сновавший туда-сюда народ делал это место людным и почти безопасным.

Завибрировавший в кармане пуховика телефон оборвал немного бессвязный поток мыслей. Он вообще такой… все изменяющий.

Прежде, чем ответить, она дослушала куплет песни, которую пару дней назад поставила на звонок:


«А луна и вправду была горькой,

От любви до ненависти прорва…

И теперь зови кого угодно,

Одолевай душевное порно» (1)


- Да?

Ульяна медленно пошла в сторону остановки. Наверное, зря столько шаталась по заснеженным дорожкам, теперь, получается, попадет в самый час-пик.

- Привет. Как ты?

Когда он так спрашивал, казалось, что он хочет узнать не только о ребенке, но и о самой Ульяне. Хотя, кто знает, Андрей вообще умеет себя держать в руках и показывать только то, что ему нужно. В большинстве случаев.

- Хорошо, - голая ладонь уже немного замерзла, но Уля не спешила доставать перчатку. Почему-то, когда она касалась обнаженной кожей пластика мобильника, они были чуточку ближе. И от этого злость, только теперь уже на себя, становилась немного сильнее. – Гуляю.

И эти ежедневные звонки… Всегда в одно и то же время, по ним часы сверять можно. Потом, уже намного позже, он пришлет сообщение, в котором пожелает спокойной ночи. А Уля не будет засыпать, несмотря на слипающиеся глаза, пока его не прочтет. И все-таки, есть в ней нотка тяги к мазохизму…

Но встречаться лицом к лицу пока не хотелось. Хотя желание просто увидеть Андрея было сильным. И она была ему благодарна за то, что перестал давить, дал время немного подумать и разложить все по полочкам. Конечно, по существу ничего не изменилось, но это хотя бы немного успокоило её истерзанные нервы.

- Не замерзла?

Только теперь, когда он спросил, поняла, что пальцы заледенели и с трудом удерживают трубку.

- Нет, - теплая внутренность пригревшейся в кармане перчатки обволокла холодную кожу, согревая снаружи, но не изнутри. – Мне пора, мой автобус подъехал.

Вранье. Она даже не могла понять, что за маршрутка стоит возле остановки. Но продолжать разговор было почти так же невозможно, как и оборвать его. Вот уж действительно, душевное порно…

- Подожди! Я хочу пригласить тебя тридцать первого отметить с моей семьей Новый год.

- Я не думаю, что это будет уместно.

Напряженность, которую не то, что потрогать можно, а на вкус попробовать. Невозможность расслабиться и просто поговорить. Хотя, просто говорить у них уже неделю не получается, один вечер вряд ли что-то изменит. Хотя Уля постепенно приходила к выводу, что не совсем справедливо бросила в лицо те слова. Да, он виноват, но так тоже нельзя…

И маме она ещё не говорила. Потому что та была так явно счастлива с Виктором Сергеевичем, что просто язык не поворачивался все объяснить и порадовать новостью, что ближе к концу лета кое-кому предстоит стать бабушкой. Нет, она и в самом деле будет рада. Наверное… Но корвалолом в их доме точно запахнет.

- Уляш, пожалуйста. И нам с тобой нужно поговорить.

Нужно, это факт. Вот только она не чувствовала себя к этому готовой. Даже не так – знала, что сказать, но сформулировать не могла. И думать об этом тоже не хотелось, только и позиция страуса обладает многими отрицательными моментами, так что пора прекращать прятать голову, подвергая опасности все остальное.

- Хорошо, - и сама себе чуть язык не прикусила, только было уже поздно, смысл теперь давать задний ход… - Когда?

- Может, прямо сейчас? Я в машине метрах в пятидесяти от тебя.

Уля резко повернулась, оглядываясь. Не то, чтобы тут нельзя было парковаться, поэтому тротуар полностью свободен, но и его авто точно заметила бы. Как оказалось, она была совсем ненаблюдательной, потому что фигуру Андрея, появившуюся возле темной махины внедорожника, узнала сразу.

- Ты за мной следишь?

- Нет. Просто присматриваю, если ты поздно возвращаешься после занятий.

Так странно говорить по телефону, когда можно то же самое сказать в лицо. Но так казалось как-то безопаснее и обезличеннее.

Правда, почти сразу Андрей соединение разорвал, а Уля все смотрела, как он идет к ней. И руки на животе перекрестила, словно пыталась защититься, хотя и не боялась совсем. Нервничала и не знала, что сказать – несомненно, но страха не было. Зато откуда-то появилось понимание, что теперь он ещё долго будет подбирать слова и думать, прежде, чем сказать. Уже хорошо.

- Добрый вечер, - видимо, запасы осторожной вежливости закончились, потому что её нежно так сгребли руками и на пару секунд прижали к себе. Не то, чтобы она так уж этого хотела (и сама на себя шикнула за вранье), но поспешила воровато вдохнуть его запах. И задержала на пару секунд дыхание, словно пытаясь запомнить и пропитаться им. Глупость такая… Успокаивало только то, что и Андрей, почти спрятав нос в её волосах, занимался тем же самым. – Пойдем, я тебе отвезу, не мерзни.

Она и не мерзла, но говорить в машине все-таки комфортнее, чем стоять посреди тротуара, рядом с газетным киоском и дородной краснолицей женщиной, торгующей орешками и жареными семечками. Тем более, что семечки у неё всегда пересолены.

О том, что в его авто им тоже вряд ли удастся нормально поговорить, Уля догадалась, только когда села на пассажирское сиденье. Потому что сразу напряглась, слишком уж много нехороших воспоминаний с этим местом связано. Хотя, дело, наверное, не в месте, а в том, что она никак не могла отпустить его слова. Хотя умом и понимала, что в запале, да ещё и на фоне усталости можно сказать многое из того, о чем следовало молчать. Сама тем же самым отличилась, но и забыть не могла. И вряд ли когда-нибудь сможет, в этом она Андрея ничуть не обманула.