— Спокойной ночи, девочки. — Лиана поцеловала обеих, когда те уже лежали в постелях в доме на Бродвее. — С Рождеством вас.

— Мама? — приподняла голову Мари-Анж, когда свет уже был погашен и Лиана стояла в дверях.

— Да?

— Давно не было писем от папы? — Лиана ощутила в голосе дочери ту же смесь тревоги и любви.

— Да, уже некоторое время.

— С ним все в порядке?

— Да. И он очень по вас скучает.

— Можно мне как-нибудь почитать его письма?

Лиана заколебалась, а потом кивнула. Многое из того, что было в них, она ни с кем не хотела делить, но дочь имеет право поддерживать связь с отцом. А у того было слишком мало времени, чтобы писать детям, все свои силы и мысли он берег для Лианы.

— Хорошо.

— Что он пишет?

— Что любит нас, рассказывает о войне, о том, что видит.

Мари-Анж кивнула, и в полосе света, льющегося из коридора, ее лицо стало казаться более спокойным.

— А здесь никто в школе не говорит, что он нацист.

— Он не нацист, — с надрывной болью промолвила Лиана.

— Я знаю, — ответила Мари-Анж и, помолчав, добавила: — Спокойной ночи, мама. С Рождеством.

Лиана снова вернулась в комнату и еще раз поцеловала дочь. Ей было уже почти одиннадцать, и она быстро взрослела.

— Я тебя очень люблю. — Лиана сглотнула слезы. — И папа тебя очень любит.

Лиана заметила, как повлажнели глаза Мари-Анж.

— Хорошо бы война скоро кончилась. Я так по нему скучаю. — Девочка начала всхлипывать. — И я ненавидела… их… когда они называли его нацистом…

— Тссс, милая, тихо.. мы ведь знаем правду, а все остальное неважно.

Мари-Анж кивнула, прижалась к матери и со вздохом откинулась на подушку.

— Как я хочу, чтобы папа вернулся домой.

— Он вернется. Нам остается только молиться, чтобы мы все поскорее оказались вместе. А теперь засыпай.

— Спокойной ночи, мама.

— Спокойной ночи, родная. — Лиана тихо прикрыла дверь и пошла к себе. В Сан-Франциско было восемь вечера, в Париже — уже пять утра.

Арман крепко спал в своей постели на площади Пале-Бурбон, и ему снились жена и дочери.

Глава тридцать первая

В декабре Рузвельт уехал на две недели отдыхать на Карибское море и вернулся оттуда с новой революционной идеей — программой ленд-лиза для Англии. Согласно этой программе Америка бралась обеспечивать Великобританию бесплатным военным снаряжением, а взамен получала разрешение на открытие военных баз от Ньюфаундленда до Южной Америки, к тому же таким образом Америка могла помогать Англии, сохраняя нейтралитет. В целом Америка к концу 1940 года изменила свою позицию. Наконец официально признали, что Гитлер представляет собой смертельную угрозу для Европы, а восхищение британцами достигло апогея. В глазах всех они были отважными, благородными людьми, сражавшимися за свою страну. И мольба Черчилля из Лондона: «Дайте нам средства, а мы доведем дело до конца…» — не осталась без ответа. Шестого января Рузвельт выступил перед конгрессом. Своей программой ленд-лиза он хотел предоставить англичанам «средства». Жаркие дебаты, последовавшие за этим выступлением, бушевали два месяца. Споры еще были в разгаре, когда восьмого февраля Хиллари Бернхам вернулась из Рино свободной женщиной.

Как и другие, она провела с Филиппом Маркхамом чуть больше шести недель в гостинице «Риверсайд» и, получив развод, выкинула свое золотое обручальное кольцо, подаренное ей Ником. Бриллиантовое кольцо, подаренное им тогда же, она не стала выбрасывать, намереваясь продать его в Нью-Йорке. Но прежде ей предстояло заняться другим. Она попыталась увидеться с Джонни после школы, но телохранитель не подпустил ее к нему. Тогда она ворвалась без предупреждения в офис Ника и силой заставила себя пропустить, несмотря на тщетные попытки секретарши выдворить ее. Она остановилась в дверях кабинета Ника в новом собольем манто и с новым бриллиантовым кольцом на пальце, что не ускользнуло от его внимания.

— Значит, его величество все-таки у себя. К тебе прорваться — все равно что на прием к Богу. — Она выглядела уверенной, порочной и в то же время необыкновенно красивой. Но на Ника ее обаяние больше не действовало. Он оторвался от стола, словно нисколько не удивился ее приходу.

— Привет, Хиллари. Чего ты хочешь теперь?

— Если кратко, то своего сына.

— Попроси чего-нибудь другого. Может, тебе больше повезет.

— Что это за болван, который опекает его, как наседка?

В глазах Ника зажегся неприязненный огонек.

— Значит, ты пыталась увидеться с ним.

— Вот именно. Он и мой сын.

— Был. Надо было раньше об этом думать.

— Ты не сможешь избавиться от меня, Ник, как бы тебе этого ни хотелось. Я остаюсь матерью Джонни.

В лице Ника проступила жестокость, когда он поднялся из-за стола и направился к ней.

— Тебе наплевать на него.

Но Ник ошибался. Ей было не наплевать. Двенадцатого марта Хиллари выходила замуж, и миссис Маркхам уже отпускала замечания по поводу скандального дела Хиллари и Ника. Она требовала, чтобы попечительство над ребенком получила Хиллари и скандал был замят. Ей хватало выкрутасов Хиллари и Филиппа.

— Через пять недель я выхожу замуж и хочу, чтобы Джонни был при мне.

— Зачем? Чтобы не было сплетен? Иди к черту.

— Он должен жить со мной. Мы с Филиппом любим его.

— Вот странно. — Ник присел на край стола. Он не хотел приближаться к Хиллари. Ему казалось, что она источает яд. — Насколько я помню, именно он держал револьвер у виска моего сына.

— О, ради Бога, хватит об этом.

— Ты пришла ко мне, а не я к тебе. Если тебе не нравится то, что я говорю, можешь выйти из кабинета.

— Я не уйду, пока ты не позволишь мне видеться с сыном. А если не позволишь, — взгляд ее стал таким же ненавидящим, как и у Ника, — то я получу судебный ордер и тебе придется позволить. — Филипп уже свозил ее к адвокатам, и Хиллари понравилась их манера поведения. Это были крутые ребята.

— Ах вот как! Почему бы твоим адвокатам не позвонить моему и пусть обсудят это между собой. Сэкономишь на такси — не надо будет приезжать ко мне.

— Я могу позволить себе такие расходы.

— Это верно, — улыбнулся Ник. — Зато твой жених не может. Я слышал, он разорился и живет теперь на содержании у собственной мамочки.

— Ты сукин сын… — Он попал в больное место. Хиллари подошла к двери и распахнула ее. — Мои адвокаты свяжутся с тобой.

— Желаю счастливой свадьбы. — Дверь хлопнула, и Ник кинулся к телефону звонить Бену Гриру.

— Я знаю, что тебе это не понравится, Ник. Но тебе придется позволить ей видеться с сыном. Рядом с мальчиком телохранители, так что она не причинит ему никакого вреда.

— Он не хочет ее видеть.

— Он недостаточно взрослый, чтобы принимать такие решения.

— Это с чьей точки зрения?

— Штата Нью-Йорк.

— Черт.

— Я думаю, у тебя хватит ума, чтобы дать им встречаться. Может, после пары встреч она потеряет к нему интерес, и на суде это будет нам на руку. Я действительно хочу, чтобы ты все как следует обдумал.

Ник обдумал, но и через несколько дней, придя к Гриру, сохранял такую же непреклонность.

— Понимаешь, если ты будешь ей препятствовать, она сможет получить ордер в суде и заставить тебя дать ей видеться с мальчиком.

— Она мне это уже сказала.

— И, к несчастью, она права. Кстати, кто ее адвокаты?

— Наверное, ребята Маркхама. Фалтон и Мэтьюз. — Услышав эти имена, Грир нахмурился. — Ты их знаешь? Адвокат кивнул.

— Они очень крутые, Ник. Очень крутые.

— Круче тебя? — Ник улыбался, но вид у него был встревоженный.

— Думаю, нет.

— Ты всего лишь думаешь? Такой ответ не вселяет надежды. Ты сможешь их побить или нет?

— Смогу, и мне уже удавалось это, но пару раз мне доводилось и проигрывать им. Она наняла самых лихих ребят в городе.

— Неудивительно. Что из этого следует?

— Позволь ей встречаться с мальчиком.

— От одной этой мысли мне становится худо.

— Тебе не станет лучше, если они принудят тебя.

— Ладно, ладно. — В тот же день Ник попросил свою секретаршу позвонить Хиллари и предложить ей встретиться с Джоном в следующие выходные. Он надеялся, что она уедет, но она согласилась и пришла ровно в назначенный час. Ник предупредил телохранителя, чтобы тот в случае появления Маркхама сразу же вызывал полицию или арестовал его сам. Он мог себе это позволить, так как ордер на изоляцию оставался в силе, но Маркхаму хватило ума не появляться. Хиллари пришла одна — с притворно скромным видом, в синем костюме и норковом жакете, подаренном Ником.

Ник остался внизу у себя в кабинете, а телохранитель по-прежнему стоял в коридоре у комнаты Джонни, получив распоряжение держать дверь открытой. Со всех точек зрения этот визит не был легким, и Хиллари, уходя, вытирала слезы.

— Скоро увидимся, дорогой, — поцеловала она сына на прощание. И когда она ушла, было очевидно, что мальчик в растерянности от слез матери.

— Папа, она сказала, что плачет каждую ночь. У нее действительно очень грустный вид… — Джонни выглядел отчаянно несчастным, когда стал показывать отцу привезенные матерью подарки — новую бейсбольную кепку, игрушечные ружья, большого плюшевого медведя, для которого он был уже слишком взрослым, и игрушечный поезд У нее не было ни малейшего представления, что из этого может понравиться мальчику, поэтому она купила все. Ник с трудом сдержался, чтобы не раскричаться. Эти подарки только расстроили мальчика, и Ник это понимал. Хиллари вела тонкую игру, но Ник решил не объяснять этого Джону, чтобы не усугублять его неловкость. Однако положение не улучшалось. Хиллари приезжала каждое воскресенье, нагруженная подарками, и рыдала в комнате сына. Джонни начал зудеть и стал страшно нервным. И Ник поставил об этом в известность своего адвоката.

— Послушай, она сводит его с ума. Он не знает, что ему и думать. Она сидит у него и заливается слезами, объясняя, что плачет каждую ночь. — Ник нервным движением взъерошил себе волосы. Утром он поссорился с сыном из-за того, что назвал мать ведьмой. Джонни встал на ее защиту.