Даниэла Стил - Перепутье

— У нас все в порядке. — Она решила сразу перейти к делу: — Ты все еще хочешь, чтобы мы приехали?

— Конечно! — с радостью откликнулся дядя, а потом осторожно осведомился: — Значит, ты наконец пришла в себя?

— Можно сказать, что так. Я хочу перевести девочек в другую школу, и пока я думала на эту тему, вдруг решила: а почему бы не совершить большую перемену и не переехать в Калифорнию.

Дядя сразу почувствовал, что за этим скрываются куда более серьезные причины. Лиана была слишком упряма, чтобы сдаться просто так. Значит, она потерпела поражение. Да, так оно и было. И гораздо более страшное поражение, чем мог представить себе дядя.

Они обсудили подробности переезда, и все это время Лиана с трудом сдерживала слезы ярости, хотя она и радовалась, что ей есть где преклонить голову. Все могло обернуться еще хуже. В Европе сейчас бродят тысячи бездомных.

— Дядя Джордж?

— Да, Лиана.

— Спасибо тебе, что ты позволил нам приехать.

— Не смеши меня, Лиана. Это твой дом в точно такой же степени, как и мой. Так было всегда.

— Спасибо. — Он не стал, усложнять ей жизнь и ни словом не обмолвился об Армане. Лиана тут же сообщила новости девочкам.

При этом сообщении Мари-Анж странно посмотрела на Лиану.

— Мы убегаем, да, мама?

Это было уже слишком. Лиана чувствовала себя настолько измученной, что больше не могла выносить никаких вопросов.

— Нет, Мари-Анж… — произнесла она изумившим девочку голосом. — Ты, наверное, вспоминаешь наше бегство из Парижа? Нет, мы не убегаем. Мы стараемся сделать правильный шаг. Возможно, нам это не нравится, но это самый разумный выход, и поэтому мы поступим именно так — После чего Лиана велела девочкам идти играть. Ей необходимо побыть одной. Она стояла у окна своей спальни и смотрела на дочерей. За последние четыре месяца они очень повзрослели, как и сама Лиана — многим за всю свою жизнь не удается повзрослеть настолько, насколько это удалось ей.

Перед отъездом из Вашингтона в День Благодарения у Лианы с девочками состоялся тихий одинокий обед. Словно они были чужими в этом городе. Никто им не звонил, никто не заходил в гости, никто не приглашал к себе. Вместе с миллионами других американцев они пошли утром в церковь, а потом вернулись домой расправляться с индейкой, но с таким же успехом они могли бы проделывать это на необитаемом острове.

А в следующие выходные они сложили все купленное ими по приезде в Вашингтон, и Лиана погрузила багаж в поезд, отправлявшийся к Западному побережью. В понедельник, оказавшись в купе, Лиана на мгновение вспомнила Ника — их расставание на Центральном вокзале. Казалось, с тех пор прошла тысяча лет, хотя на самом деле всего лишь четыре месяца. Но это были очень длинные месяцы и для Лианы, и для девочек. Когда поезд медленно отошел от платформы, она почувствовала, как с души упал камень. Никто из них не жалел о расставании с Вашингтоном. Им не стоило возвращаться сюда. Это была ошибка Арман говорил ей, чтобы она сразу ехала в Сан-Франциско, но тогда она не знала того, что знала теперь, — как дорого им придется заплатить за его сотрудничество с Петеном и правительством Виши.

Путешествие через всю страну было одновременно однообразным и умиротворяющим. Девочки играли, читали, смешили друг друга, иногда ссорились, и это отвлекало Лиану от грустных мыслей. Но большую часть времени она просто спала. Ей казалось, что она восстанавливает силы после пяти мучительных месяцев постоянного напряжения, и это уже не говоря о том, что пришлось пережить до этого. На самом деле уже более года как их жизнь вышла из нормальной колеи. Все пошло прахом с тех пор, как полтора года тому назад они приехали в Париж. И вот теперь наконец она может отдыхать и ни о чем не думать. И лишь когда поезд останавливался на станциях и Лиана покупала газеты, она вспоминала о бедах и горестях остального мира. Англию бомбили днем и ночью, улицы городов были в развалинах. Детей эвакуировали куда только возможно. Черчилль отдал приказ военно-воздушным силам Великобритании начать бомбардировки Берлина, в результате чего Гитлер удвоил усилия по уничтожению Лондона.

Но во все это было трудно поверить, когда они пересекали покрытые снегом поля Небраски и смотрели, как в Колорадо появляются Скалистые горы. И наконец, когда они проснулись в четверг утром, от Сан-Франциско их отделяло лишь несколько часов. Они въехали в город с юга, через самую малопривлекательную его часть, и Лиана изумилась тому, что все продолжает выглядеть таким же, как и раньше. Мало что изменилось здесь с тех пор, как она приезжала сюда в последний раз восемь лет назад, после смерти отца.

— Вот это и есть Сан-Франциско? — недоуменно осведомилась Мари-Анж. Дети никогда не были здесь. Они не понимали, зачем их сюда привезли. Отца здесь все равно нет, а дядя Джордж много разъезжает и вполне мог бы навещать их в любом другом городе…

— Да, — улыбнулась Лиана. — Но он вообще-то гораздо красивее. Это не самая симпатичная его часть.

— Ты знаешь, о чем я говорю. Я имею в виду идиота, за которого ты вышла замуж.

Лиана подняла глаза и посмотрела на дядю холодным, жестким взглядом, изумившим его.

— Я не собираюсь обсуждать это с тобой, дядя Джордж. Надеюсь, ты меня понял.

— Не смей так со мной разговаривать, девочка. Ты совершаешь ошибку и сама прекрасно это понимаешь.

— Ничего подобного. Я замужем одиннадцать с половиной лет и продолжаю любить своего мужа.

— Да он же нацист! Неужели ты сможешь жить с ним после этого?

Лиана отказалась отвечать на этот вопрос.

— Бога ради, он в шести тысячах миль отсюда, а ты здесь, и здесь твой дом. Если ты сейчас подашь на развод, твою просьбу удовлетворят очень быстро, учитывая особые обстоятельства. Ты можешь даже поехать в Рино и покончить с этим через полтора месяца. А потом вместе с девочками начнешь тут новую жизнь, здесь, в своем доме.

— Это не мой дом Я здесь только потому, что мне больше некуда деваться, потому что Франция оккупирована. Наш дом там, где дом Армана, и мы вернемся к нему, как только кончится война.

— По-моему, ты сошла с ума.

— Тогда давай больше не будем говорить об этом, дядя Джордж. Есть вещи, которых ты не знаешь.

— Например?

— Я бы не хотела этого обсуждать. — И как всегда руки у нее были связаны, и она не могла благодарить за это Армана. Но она уже привыкла жить среди недомолвок.

— Все это чушь, и ты сама прекрасно это знаешь. Я, кстати, тоже знаю немало. Например, я знаю, почему ты уехала из Вашингтона — девочек исключили из школы, никто тебя никуда не приглашал, ты превратилась в парию. — Лиана подняла на него глаза, полные страдания. Дядя говорил правду.

— Хорошо еще, что тебе хватило ума приехать сюда, где ты можешь вести нормальную, приличную жизнь.

— Однако не в том случае, если ты будешь называть моего мужа нацистом, — промолвила она усталым, измученным голосом — Если ты станешь это делать, история повторится. Не могу же я менять место жительства каждые пять месяцев. Если ты будешь рассуждать таким образом, девочкам придется расплачиваться за это точно так же, как это произошло в Вашингтоне.

Она не стала спрашивать дядю, откуда он получил свои сведения, у него были связи повсюду, так что на самом деле это не имело значения. Он говорил правду, но и в том, что говорила Лиана, была истина.

— А что, ты считаешь, я должен говорить? Что он прекрасный парень?

— Ты не обязан ничего говорить, если он тебе не нравится. Но если ты станешь о нем распространяться, попомни мои слова, ты будешь плакать так же, как плакала я, когда девочки вернутся домой с измазанными краской волосами, в разорванных платьях и со свастиками на спинах.

Слезы выступили на ее глазах, и дядю охватила волна сострадания.

— Они так обошлись с нашими девочками? — Лиана кивнула.

— Кто же?

— Их одноклассницы. Маленькие девочки из хороших семей. И директриса сказала, что она не сможет их наказать.

— Я бы убил ее.

— Я тоже была готова ее убить, но это не решило бы проблем. Как она верно сказала, родители говорят, а дети слушают, и она права. Поэтому, если ты будешь говорить, дядя Джордж, за тобой станут повторять другие, а расплачиваться придется детям. — То, что ей самой приходилось расплачиваться, она во внимание не принимала. Дядя надолго задумался и, наконец, медленно кивнул.

— Я понял. Все это мне не по душе, но я понял.

— Вот и хорошо.

— Я рад, что ты позвонила мне, — нежно промолвил он.

— И я рада, — улыбнулась Лиана. Они никогда не были близки, но сейчас она была благодарна дяде за все. Он дал ей кров, когда она отчаянно нуждалась в нем. Жизнь здесь шла так размеренно, война отошла в такую даль, что о ней забывали. Почти забывали. Забыть совсем было невозможно, но война отодвинулась куда-то далеко-далеко.

Потом они еще немного поболтали на менее опасные темы и наконец разошлись по комнатам. И когда Лиана легла в свою старую кровать, она заснула таким благодатным сном, каким не спала уже много лет.

— Спала как убитая, — сообщила она дяде Джорджу на следующее утро.

После того как он ушел, она сделала несколько звонков, но отнюдь не старым друзьям. Теперь она почти никого здесь не знала, а о школе для девочек дядя уже договорился. Начиная со следующего понедельника они пойдут в школу мисс Берк. У Лианы на уме были еще кое-какие планы, и к вечеру она уже все устроила.

— Что ты сделала? — оцепенев, переспросил дядя Джордж.

— Я сказала, что устроилась на работу. Что в этом такого страшного?

— Ну, разумеется! С тобой с ума сойдешь. Если тебе уж так хочется что-то делать, вступила бы в клуб «Метрополитен», или в женский вспомогательный корпус, или еще куда-нибудь.

— Но я хочу приносить пользу. Я буду работать в Красном Кресте.

— За деньги?

— Нет.

— Слава тебе, Господи. — Этого он бы не перенес. — Не знаю, Лиана. Ты странная девочка. Зачем тебе работать? Каждый день?