— А где вы с дочерьми теперь собираетесь жить?

Этот вопрос они обсуждали с Арманом по дороге в Тулон. Он считал, что Лиане лучше всего будет уехать в Сан-Франциско, к дяде Джорджу, но ее больше привлекал Вашингтон. К дяде ехать не хотелось.

— В Вашингтоне у нас друзья Девочки будут ходить в свою прежнюю школу.

Поначалу, если удастся, они остановятся в отеле «Шорхэм», а затем Лиана постарается снять меблированный дом где-нибудь в Джорджтауне, там они смогут переждать войну. Что же касается дяди, то Лиана даже не стала бы ставить его в известность о том, что они вернулись, но все равно он узнает об этом через банк, так что придется его известить. Они с дядей всегда были чужими друг другу, и теперь она боялась, что он начнет настаивать, чтобы она ехала в Сан-Франциско. Для Лианы существовало только одно представление о доме — это место, где она живет вместе с Арманом.

Лиана снова взглянула на Ника и задумалась о его жизни. Ей хотелось о многом порасспросить его.

— Вы теперь возвращаетесь в Нью-Йорк, чтобы снова попытаться связать обрывки вашей прежней жизни? — Это была единственная форма, в какой она могла задать вопрос о его жене. Ник медленно кивнул.

— Прежде всего съезжу за Джонни в Бостон.

Он снова заглянул Лиане в глаза. Он и раньше с ней был откровенным, стоит ли скрывать все сейчас? — О Хиллари я ничего, в сущности, не знаю. Я писал ей несколько раз, давал телеграммы, но она не отвечает. Она телеграфировала шестого сентября, что они благополучно прибыли в Нью-Йорк, а после этого — ни слова. Подозреваю, что Джонни ее почти не видит. Черт возьми! — Его зеленые глаза горели от негодования, Нику даже захотелось рассказать Лиане о том, что он видел имя Филиппа Маркхама в списке пассажиров «Аквитании». До сих пор он об этом не говорил никому.

— Что пишет Джон? Как у него настроение?

— Спрашивая о его сыне, Лиана заглянула Нику в глаза. Она думала о том же, о чем думал он сам: почему Хиллари решила оставить мальчика в Бостоне?

— С ним все нормально. Только скучает. Лиана улыбнулась.

— Могу себе представить, как ему вас не хватает. — Еще год назад она могла убедиться в том, что Ник — прекрасный отец.

— Мне его тоже не хватает. — Едва Ник заговорил о сыне, глаза его посветлели — Незадолго до войны я возил его в Довиль, мы там чудесно провели время.

Они замолчали. Как давно это было… они не могли не вспомнить об оккупации Парижа. Все еще трудно было поверить, что столица Франции в руках захватчиков. Лиана подумала об Армане и его труднейшей миссии Она так боялась за него и ни с кем не могла поделиться своими страхами Ни с кем. Даже Нику она не имела права ничего рассказать.

Ник в свою очередь наблюдал за лицом Лианы, и ему показалось, он понимает, что ее тревожит. Конечно же, она думает об Армане. Лиана тем временем неотрывно смотрела на море Ник слегка коснулся ее руки.

— С ним будет все хорошо, Лиана. Он человек умный и сможет за себя постоять.

Лиана кивнула, но ничего не ответила. Достаточно ли он умен, чтобы обманывать немцев?

— Знаете, когда в прошлом году я посадил Джонни на этот чертов пароход, я чуть не потерял сознание на причале, как только представил себе, что их могут атаковать немецкие подлодки. Но доплыли они нормально, а ведь воды тогда были не менее опасными, чем сейчас. — Он пристально посмотрел Лиане в глаза.

— Даже окруженный немцами, Арман выживет. Он ведь всю жизнь прослужил на дипломатической службе. Не знаю как, но теперь это должно ему помочь.

«Не знаю как», — отдавалось эхом в ее ушах, — но теперь это должно ему помочь. Не знаю как…"

Если бы он знал…

Она печально взглянула на Ника, и слезы закапали из ее глаз.

— Я хотела остаться с ним.

— Я не сомневаюсь, что вы хотели. Но вы уехали и поступили мудро.

— У меня не было выхода. Арман на этом настаивал. Он сказал, что я не имею права подвергать опасности жизни детей… — Ее голос задрожал, как будто она больше не могла произнести ни слова.

Лиана отвернулась, чтобы Ник не видел ее слез, но вдруг почувствовала, как он обнял ее тепло и по-братски. Так они и стояли на палубе: он обнимал ее, а она плакала. Эта сцена стала обычной, даже если плакал мужчина. У каждого за плечами были потери и расставания в объятой огнем Европе. И Лиана чувствовала себя удивительно легко и естественно, плача в объятиях Ника, человека, которого она едва знала, но с которым ее не раз сводила судьба в самые трудные минуты жизни. И оттого им обоим казалось, что они знают друг друга давным-давно. Их встречи всегда оказывались необычайными, и обстоятельства способствовали откровенности. А может быть, дело было совсем в другом? Но сейчас Лиана об этом не думала. Она просто стояла, полная благодарности за теплоту и сочувствие. Он дал ей немного поплакать, а потом легонько похлопал по спине.

— Пойдемте, пойдемте вниз. Выпьем по чашечке кофе.

В столовой всегда наготове стоял кофейник, доступный всем желающим. Он служил как бы центром своеобразного клуба. Делать на корабле было нечего, кроме как сидеть и разговаривать, гулять по палубам или сидеть в каюте, пока другие спят или рассказывают свои бесконечные истории о войне. Никаких развлечений на корабле не было. Несколько романов на полке в столовой исчезли с появлением первых же пассажиров. Даже зигзагообразный курс очень скоро стал наводить тоску. Трудно было отвлечься от собственных переживаний, когда целыми днями видишь один и тот же пустой горизонт. Мысли неуклонно возвращались к событиям последнего месяца, к людям, которые остались там… Лиана сидела в столовой за пустым столом и старалась не плакать. Она вытерла глаза кружевным платком, который на последний день рождения преподнесли ей дети, и посмотрела на Ника, пытаясь улыбнуться.

— Простите меня.

— За что? За то, что вы человек? За то, что любите своего мужа? Ну что вы, Лиана. Когда я посадил Джонни на «Аквитанию», я стоял на причале и ревел, как ребенок.

Он все еще помнил докера, который похлопал его по плечу и пробормотал несколько одобряющих слов. Хотя в тот момент ничто не могло помочь. Так сиротливо, как тогда, Нику еще не приходилось себя чувствовать. Лиана вопросительно смотрела на него. Вопрос так и вертелся на языке. Ведь Ник даже не упомянул о Хиллари.

— Но вы говорили, что Хиллари тоже плыла вместе с ним? — Лиана вдруг смутилась. Неужели он отправил ребенка одного? Но она думала…

— Да… — Он решил рассказать ей все. — И Филипп Маркхам тоже. Вы знаете, кто это? — Он говорил, глядя вниз, в свою чашку, и когда снова поднял глаза на Лиану, они смотрели сурово и холодно. Рука, державшая чашку с кофе, слегка дрожала.

— Я слышала это имя. — Об этом человеке в Париже говорили немало, всегда связывая его имя с Хиллари. Но этого Лиана не сказала. — Это какой-то известный по всему миру человек.

— Известный по всему миру бездельник. У моей жены прекрасный вкус. Они провели все лето вместе на юге Франции.

— И вы знали, что они плывут на одном корабле?

Ник покачал головой.

— Я узнал об этом, когда они уже отчалили. Из списка пассажиров.

Она не могла побороть искушение и не задать еще один вопрос:

— Для вас все это по-прежнему имеет значение, да, Ник?

Он уже привык к тому, что она задает такие откровенные вопросы.

Он посмотрел на нее и снова подумал, какая гладкая у нее кожа, и снова удивился, насколько две женщины могут отличаться друг от друга.

— Меня все это волнует не потому, что она моя жена. Это я уже пережил. У меня не было возможности сказать вам об этом, но после нашего разговора на «Нормандии» я на все стал смотреть другими глазами Думаю, она зашла слишком далеко. И в Париже я махнул рукой на нее и на все, что она делает. Меня куда больше волнует Джон. Если она и дальше будет продолжать в таком же духе, то в один прекрасный день найдет себе подходящую пару и решит уйти от меня. И заберет сына. До сих пор ее устраивало то, что она остается со мной и развлекается направо и налево. Я дошел до предела, дальше я не смогу этого выносить. — Ник на секунду замолчал, а потом сказал Лиане всю правду: — Я боюсь… Я, черт возьми, ужасно боюсь потерять сына.

— Вы его не потеряете.

— Нет, могу. Она — мать. Если мы разведемся, она будет делать все, что ей заблагорассудится. Может, например, уехать к черту на рога в Тимбукту, и что тогда? Я буду видеть его раз в году по две недели?

Он часто задумывался над этой чудовищной перспективой, особенно в последнее время. Молчание Хиллари говорило само за себя — за полгода все изменилось. Раньше она еще считала, что обязана как-то отчитываться перед ним. Но после первой телеграммы он не получил от нее ни строчки, ни слова, ни звука.

— Не думаю, что мальчик для нее так много значит, — обеспокоенно сказала Лиана, сочувствуя Нику.

— Нет конечно. Для нее имеет значение только то, что скажут люди. Если она от него откажется, о ней будут говорить, скажут что-то плохое. Она оставит его при себе, но будет держать под присмотром няни, пока сама развлекается. Когда она уехала в Канны с Филиппом Маркхамом, она ведь почти не звонила ему.

— И что вы собираетесь делать, Ник?

Он тяжело вздохнул, допил остатки кофе и, поставив чашку на стол, снова посмотрел ей в глаза.

— Я собираюсь вернуться домой и укоротить ей поводок. Хочу напомнить ей, что она моя жена и так будет и впредь. Она меня ненавидит за это, но мне плевать. Это для меня единственный путь быть вместе с ребенком. Черт подери, вот что я собираюсь делать.

Лиана слушала его, набираясь храбрости. Она скажет ему то, что думает. Они опять на корабле, затерянные меж двух миров, и могут быть откровенны.

— Вы заслуживаете лучшей жены, Ник. Я знакома с вами еще не так много, но в этом уже совершенно уверилась. Вы настоящий мужчина и можете многое дать женщине. Но Хиллари ничего не дает вам взамен, кроме боли и разбитого сердца.

Он кивнул. Действительно, это от Хиллари он уже получил. Но теперь его сердца она уже не могла коснуться. Все дело было в сыне. И это было для Ника очень важно.