Все эти проблемы свалились на Жерара сразу, но это было делом будущего, а в его обыкновении было пускать столь отдаленные проблемы на самотек. Значительно большую тревогу вызывала у него мысль о возможном приезде Ротерхэма в Бат. Увидев, что Эмили нет на месте, он может догадаться, куда именно они направились, и последует за беглецами. Жерар предупредил Эмили, чтобы она никому не говорила о побеге и полагал, что не подал миссис Флор ни малейшего повода подозревать себя в причастности к нему; однако стоит ей упомянуть его имя, Ротерхэм сразу же поймет, что организатор побега — Жерар. Что он тогда станет делать? Возможно, маркиз слишком горд и не бросится вслед за сбежавшей от него невестой?.. Жерар ярко представлял его презрительный взгляд, изгиб губ, то, как Ротерхэм пожмет плечами. Но, к сожалению, он еще более ярко мог представить его горящий злобой взгляд. Когда юноша наконец заснул, то всю ночь его преследовал звук приближающейся погони, стук лошадиных копыт, он видел какие-то сцены объяснений, неизменно завершавшиеся тем, что он смотрел в дуло дуэльного пистолета. Очнувшись от сна, Жерар почувствовал, что лежит весь в поту, и долго еще не мог отделаться от ночного кошмара, хотя и знал, что Ротерхэм никогда не вызовет своего подопечного на дуэль. Однако опекун — хороший боксер, поэтому неизвестно, сочтет ли он свое опекунство достаточным поводом для того, чтобы не нанести своему подопечному сокрушительный удар в челюсть. На эту тему Жерар предпочитал не думать. Из двух возможных вариантов он все же предпочел бы смертельный выстрел.

Юноша не сомневался, что Ротерхэм будет на него очень зол, но то, что у близких родственников Эмили есть весьма веские основания для гнева, ему не приходило в голову, хотя в их кругу побеги не находили одобрения. Да и он сам прибегнул к этому как к последнему средству, ведь ему не удалось убедить Эмили проявить твердость характера.

Жерар встал рано утром, потому что у него было полно дел. Продажа часов вызвала у него большое разочарование: ему пришлось расстаться со своим роскошным футляром для часов, а также с чудесной заколкой для галстука. Но даже когда эти жертвы были принесены, он не мог себе позволить заказать карету до побережья. Почтовые расходы — один шиллинг и два пенса за милю на каждую лошадь для путешествия в триста миль поставят его в стеснительные обстоятельства. Как и миссис Флор, он понимал, что побег с любимой в карете, запряженной двумя лошадьми, покажется невесте убогим. Затем он решил, что заплатит за карету лишь до определенного пункта, а потом пересядет в обычный почтовый дилижанс. Это помогло бы ему сэкономить уйму денег, а кроме того, сбило бы Ротерхэма со следа. Поэтому он заказал карету до Уолверхэмптона и начал думать, что этот шаг — отличная уловка.

Но его приподнятое настроение длилось недолго. Он приехал в желтой карете на Куини-сквер ровно без пяти минут десять, на случай, если бы Эмили пришла раньше. В результате двадцать пять минут юноша напряженно расхаживал по улице взад-вперед, настороженно вглядываясь в каждый силуэт, появлявшийся в отдалении. Наконец появилась Эмили с двумя саквояжами в руках и воскликнула, не замечая кучера:

— О, простите меня, пожалуйста! Я никак не могла выйти раньше, потому что Бетси все время входила и выходила из бабушкиной комнаты и могла меня заметить! Пожалуйста, не огорчайтесь.

Вскоре Жерар понял, что побег начинается неудачно. Кучер, выплюнув соломинку изо рта, совершенно однозначно заявил, что не может оказать содействие в побеге двух влюбленных, если только его не заставят сделать это силой. Манеры его были достаточно приятными, а на добродушном лице сияла широкая улыбка, но Жерар счел за лучшее принять его слова к сведению и, стиснув зубы, полез за кошельком. Среди всех непредвиденных расходов на время путешествия он не предусмотрел траты на подкуп кучеров, поэтому и неудивительно, что когда они с Эмили наконец уселись в карету, то первые его слова мало были похожи на слова влюбленного.

— Ну зачем, скажите пожалуйста, нужно вам было все это говорить в присутствии кучера? — спросил он. — Ведь на почтовой станции я объяснил, что вы — моя сестра. Если вы и в дальнейшем намерены так же открыто рассказывать всем о нашем побеге правду, то, извините, у меня не хватит денег, чтобы задабривать почтальонов, кучеров и служанок.

— О, простите! Не огорчайтесь! — взмолилась Эмили.

— Нет, нет, — заверил он ее. — Боже Праведный, разве вы можете быть в чем-либо виноватой?! Я лишь сказал, что это очень легкомысленный поступок, вот и все!

— О!.. — губы ее задрожали.

— Послушайте, дорогая! — сказал Жерар поспешно, обвивая рукой ее талию. — Это просто маленькая глупость! Но, пожалуйста, будьте осторожны. Даже если оставить в стороне все иные проблемы, как только станет известно, что мы сбежали, нас начнут искать, а ведь этого мы не хотим, разве не так?

Нет, конечно, Эмили этого не хотела. От одной мысли, что за ней кто-то будет гнаться, она начинала дрожать. Девушка поглядела на него своими огромными глазами.

— Вы думаете, что мама сразу же станет меня искать? — произнесла она срывающимся голосом.

— Боже! — воскликнул он. — Об этом я не подумал. Да, может быть, ей вздумается нас преследовать, но вряд ли она захочет пускаться в такие расходы, ведь вы сами мне говорили, что у вашего отца туго с деньгами. Вы представить себе не можете, сколько стоит наем четверки лошадей с каретой. Эмили, можете быть уверены, она наймет лишь пару лошадей!

— Да, но у моей бабушки много денег.

— Это ничего не значит. Если она приедет в Бат только после обеда, у нас по крайней мере в запасе несколько часов. Она никогда нас не догонит, даже если будет знать дорогу, по которой мы поедем, а этого она знать не может. Но я подумал о Ротерхэме…

— О нет! Жерар, нет!

Он, как будто успокаивая, похлопал ее по плечу.

— Не бойтесь! Даже если он и поймал бы нас, я не позволю ему вас оскорбить, — произнес он твердо. — Но я совершенно уверен, что он не примет участия в погоне. Однако у нас нет никаких оснований предполагать, что именно сегодня он собирался приехать в Бат, а если маркиз и появится, у меня в запасе отличный план, как сбить его со следа. Если даже он чертовски умен, то и тогда, если доедет до Уолверхэмптона, бросит эту затею, потому что там потеряет наш след! Эмили, мы оставим карету и пересядем в почтовую. Держу пари, что подобная возможность ему и в голову не придет, тем более что дилижанс мы сменим неоднократно. Думаю, что ни один дилижанс не идет отсюда прямо в Карлайл, а там мы сможем опять пересесть в карету.

— Но почтовый дилижанс очень неудобен, — возразила Эмили.

Она все еще думала о том, как мало привлекательного в путешествии в почтовом дилижансе, когда они доехали до Бристоля. Жерар не сводил глаз с кучера, боясь, что тот сообщит, что везет пару, которая скрывается от своих родственников. Тем временем почтовые служители, видя, что перед ними два неопытных щенка, выбрали на конюшне двух умирающих животных, уверяя, что они довезут их до места назначения, как ветер. Прошло совсем немного времени, и стало очевидно, что эти доходяги умеют лишь ковылять, поэтому Жерар, опустив окно, высунулся наружу и начал поносить кучера. Тот в конце концов остановился, повернулся к ним и начал горячо защищаться. Эмили дергала Жерара за рукав и умоляла прекратить спор, тем более что другой возможности сменить лошадей не представлялось, а из-за споров они лишь теряют драгоценное время. Жерар сел на место, буквально дымясь от гнева, карета двинулась рывком, так что пассажиры чуть не слетели на пол.

Учитывая, что они хотели скорее оказаться как можно дальше от Бата, последующие девять миль оказались мучительными. Эмили трясло от волнения. Невзирая на здравый смысл, ей уже чудилась погоня. Всякий раз, когда чужой экипаж, запряженный более бойкими лошадьми, обгонял их с громкими сигналами рожка, Эмили цеплялась за руку Жерара и взвизгивала. Однако в Шип-Инн повезло: им дали двух более сильных лошадей, а молодой кучер с таким энтузиазмом погонял их, подчиняясь приказу Жерара, что карету раскачивало из стороны в сторону и Эмили скоро почувствовала, что голова у нее разболелась. Жерар был вынужден попросить кучера сбавить ход. Влюбленный юноша видел, что значительная часть упущенного времени уже наверстана, поэтому он начал утешать Эмили, пытаясь направить ее мысли в их счастливое будущее. Он опустил ближайшие года два, а остановился на том времени, когда закончит Кембридж и станет важным членом администрации лорда Ливерпуля. К тому времени, как они подъехали к Кембридж-Инн, что в двадцати трех милях от Бристоля, Эмили на время забыла о своих страхах, и они горячо обсуждали, где лучше купить дом — на Грин-стрит или на Гросвенор-сквер.

Двумя милями дальше их ждало небольшое испытание: в Черч-Энде хозяин постоялого двора попытался предложить им плохую лошадь, справедливо думая, что имеет дело с неопытным юнцом, но Жерар в результате спора оказался победителем, а это его так окрылило, что последующие четыре мили он только и делал, что рассказывал Эмили о том, как он молниеносно разоблачил наглеца, пытавшегося надуть его.

Именно в это время Серена и мистер Горинг после потрясающего галопа по сельской дороге выскочили на узкую аллею, ведущую к деревне Дарслей, на дороге от Бристоля до Глостера.

— Леди Серена, вы просто потрясающая наездница! — воскликнул мистер Горинг в восхищении.

Она рассмеялась, наклонившись вперед и похлопывая свою кобылу по разгоряченной шее.

— Я люблю галоп, а вы?

— Это не просто галоп — это головокружительный галоп! — ответил он. — Пан или пропал! У меня душа ушла в пятки, когда вы перемахнули через эту изгородь.

— Неужели? Что-то я не видела, что вы хоть чуть-чуть от меня отставали, мистер Горинг.

Он улыбнулся:

— Но если вы решили перепрыгнуть через забор, то что же мне оставалось делать, как не последовать за вами?