— О, Гектор, но ведь она слишком легкомысленна?

— Она — ангел! — с лучезарной улыбкой ответил сын.

Миссис Киркби вовсе не думала, что Серена похожа на ангела. Ангелы, по ее мнению, были созданиями неземными, а в Серене не было ничего воздушного. Она была высокой и красивой светской женщиной, образцом крепкого здоровья и излучала такую жизненную энергию, что получасовой визит миледи вверг бедную болезненную женщину в приступ жестокой головной боли, завершившийся сильным сердцебиением и нервным припадком. Не то чтобы, слабо уверяла миссис Киркби свою престарелую компаньонку, девица эта была слишком громкоголоса — голос ее был на редкость музыкален. Не то чтобы она была слишком говорлива, самоуверенна или суетна, нет — ничего подобного в ней не было. Собственно говоря, миссис Киркби оказалась не в силах найти в ней какой-нибудь недостаток. Напротив, именно достоинства леди Серены произвели на нее такое огорчительное впечатление.

— Каждый мог бы заметить, — слабо жаловалась она, нюхая флакончики с туалетным уксусом, — что она всегда вращалась не где-нибудь, а в самых высоких кругах! Манеры ее так совершенны и так отточенны, что понятно с первого взгляда: она привыкла со всеми вести себя как хозяйка, со всеми — я осмелюсь сказать — от королевской семьи до низших слоев общества! Ничто не могло быть совершеннее, чем ее поведение со мной. И что только я сделала, чтобы заслужить такую вот невестку, я и представить себе не могу!

К счастью, майор был слишком ослеплен сияющей красотой своей богини, чтобы заметить, как мало восторга выказала его матушка. Ему показалось, что Серена вошла в темную комнату как луч солнца, он подумать не мог, что свет этот может показаться кому-то слишком ярким. Его уверенность в том, что стоит любому посмотреть на Серену, чтобы оказаться очарованным ею, была так сильна, что Гектор принимал как должное покорные ответы матери. «Видела ли ты когда-нибудь такую поразительную красоту?» — «Нет, не видела». — «А какое у нее прелестное лицо, какая кожа!» «Да, правда». — «А ее глаза, никто не может устоять против их очарования! Они так переменчивы, так выразительны, а форма век напоминает о том, что их обладательница имеет легкий характер!» — «Совершенно верно — просто замечательные». — «Готов поклясться, что тебе понравилось изящество ее манер — такие светские, такие совершенные, но без всякой жеманности!»— «Именно так!» — «А грация ее движений!»— «О да! Она так грациозна!» — «Я не знаю, как это так получается, что Серена никогда не делает ни малейшей попытки оказывать влияние на своего собеседника, но, когда она входит в комнату, кажется, что она заполняет ее всю — должно быть, вы, матушка, заметили это!» — «Да, конечно, как было не заметить!» — «А ведь правда, эти божественные глаза обладают чудодейственной силой? Мне кажется, что они околдовывают всякого, на ком она остановит свой взор!» — «Да, действительно!» — Миссис Киркби слабеющим голосом согласилась и с этим.

Так что после этого разговора майор искренне заверил Серену, что матушка его околдована будущей невесткой. Очарование майора было столь сильным, что он не смог придраться к словам миссис Киркби, уверявшей полную сочувствия миссис Мертли, что леди Серена совершенно заворожила ее сына.

В те моменты, когда он был способен рассуждать более здраво, туманные сомнения — действительно ли матушка одобряет все поступки Серены? — и впрямь приходили майору Гектору в голову.

Майор не стал сообщать своей родительнице, что ее будущая невестка, совершая прогулки верхом перед завтраком, отказывалась от сопровождающих. Миссис Киркби была бы шокирована подобным известием, да и он сам сомневался, прилично ли это. Но Серена только смеялась над ним, говоря, что он боится сплетников и сплетниц Бата, и майору пришлось заглушить в себе голос сомнений. Находиться рядом с ней было для него величайшим удовольствием, но невозможность обуздать ее неустрашимость оказалась для него настоящей пыткой. Она не терпела чужую руку на поводьях своей лошади: он узнал об этом, когда испуганно и инстинктивно поймал за узду ее лошадь, попятившуюся отчего-то. Лицо невесты, побелевшее от ярости, напугало его, в глазах ее сверкали молнии, и грозные нотки прозвучали в голосе, когда она резко приказала сквозь сжатые зубы:

— Уберите руку с моей уздечки! — Опасный момент миновал, рука его упала, она снова подчинила себе кобылу, и сказала уже мягче: — Вы никогда не должны этого делать, Гектор! Да, да, я все понимаю, но когда я не смогу справляться с моими лошадьми, я продам их и займусь плетением кружев!

Он часто думал, что Серена поступает слишком беззаботно, перескакивая через самые высокие изгороди, но все, что она говорила в ответ на его увещевания, было:

— Не бойтесь! Я не перелечу через голову лошади! Последний раз, когда это случилось, мне было двенадцать лет, и отец прошелся кнутовищем охотничьего хлыста по моим плечам: это было сильнодействующее лекарство.

— Не подскажете ли вы мне какой-нибудь другой способ заставить вас не носиться таким бешеным карьером? — грустно спросил он.

— Увы, других нет! — рассмеялась она в ответ.

Майора преследовали кошмары, в которых он видел ее со сломанной шеей подле какой-нибудь преграды. Однажды Фанни сказала ему с доверчивой улыбкой:

— Для меня такое утешение знать, что вы ездите с Сереной, майор Киркби! Я знаю, что она превосходная наездница, но у меня всякий раз сердце не на месте, когда с ней один только Фоббинг, потому что она принадлежит к тем людям, кого называют «наездник в синяках», и хотя Фоббинг был ее грумом, еще когда она была девочкой, на него она не обращает ни малейшего внимания.

— Господи, если бы она обращала внимание на меня! — воскликнул Гектор. — А то ведь нет, леди Спенборо, когда я прошу ее подумать, в каком я окажусь положении, если лошадь сбросит ее в то время, когда мы катаемся вместе, Серена только смеется и советует мне уезжать прочь в ту же минуту, как я увижу, что она падает, и клясться всем, что меня с ней не было.

— Ах, Боже мой! — вздохнула Фанни. Она понимала, что майор действительно переживает, и успокаивающе добавила: — Не обращайте внимания. Мне кажется, мы с вами слишком беспокоимся!

В эти солнечные майские дни Серена чувствовала себя очень неуютно из-за монотонной и размеренной жизни, которую она была вынуждена вести. В другой год в это время она была бы в гуще лондонской светской жизни, пытаясь вместить в один день не меньше дюжины визитов. Сейчас она бы не отказалась очутиться в Лондоне, мысль о званых завтраках и балах привлекала ее, но ведь в Бате не было ничего, что могло дать выход ее кипучей энергии. Фанни вполне устраивали посещения водолечебницы каждый день и прогулки в часовню каждое воскресенье. Серена же с трудом выносила однообразие и рутину монотонных дней и чувствовала себя в маленьком городишке, словно в клетке. Она объявила, что в теплую погоду в Бате становится невыносимо душно, и послала в Милверли за своим фаэтоном, приказав майору сопровождать ее в местные платные конюшни, чтобы найти пару лошадей для прогулок.

Он охотно согласился, так как полностью разделял ее желание вырваться из тесных рамок города и понимал, что поездки в ландо Фанни со степенным кучером на козлах могли наскучить энергичной девушке. Киркби полагал, что езда в фаэтоне предоставит обеим дамам невинное и вполне безопасное развлечение. Все это он думал лишь до тех пор, как увидел фаэтон. Серена забыла упомянуть, что ее фаэтон был «высоким», а потому, когда майор увидел хрупкий кузов, висящий над передней осью, так что дно его находилось на высоте не меньше пяти футов над землей, он в отчаянии воскликнул:

— Серена! Не хотите же вы разъезжать вот в этом?

— Ясное дело, собираюсь, и буду! Но, Боже мой, как хочется мне, чтобы у меня были те лошади, с которыми я бывало раскатывала! Они были подобраны в масть, Гектор, и как же гордо выступали мои серые красавцы.

— Серена! Дорогая моя! Прошу вас, не делайте этого! Я знаю, что вы отлично правите, но более опасный экипаж просто трудно себе представить.

— Действительно, но я же отлично правлю.

— Даже самые смирные лошади, бывает, опрокидывают подобные фаэтоны.

— Ясное дело, конечно, опрокидывают! — согласилась она с лукавой улыбкой. — Именно то, что ими так трудно править, и добавляет остроту прогулке!

— Да, но… Любовь моя, вы одна можете судить о том, что для вас подходит, а что нет; но ездить в таком ужасном экипаже!.. Дорогая моя, неужели вы не боитесь?

— Ни капельки, я очень смелая женщина!

— Нет, не надо шутить так! Возможно, в Гайд-парке, хотя я думаю, и там тоже… Но в Бате… Вы же просто не подумали! Да ведь весь город начнет говорить о вас.

Серена удивленно посмотрела на него.

— Вот как? Да, вполне возможно! Никогда не знаешь, что может вызвать разговоры. Но не может быть, чтобы вы… Неужели вы хотите, чтобы я, леди Серена Мэйри Карлоу, обращала внимание на то, что люди могут сказать обо мне?

Гектор замолчал, испуганный мыслью, что он действительно так думал. После короткой паузы она вкрадчиво сказала:

— Не желаете ли поехать со мной и убедиться, что мне действительно можно доверять и что я действительно не опрокину его? Пожалуй, можно будет попробовать этих рабочих лошадок. Судя по их виду, кажется, у них не будет ни малейшего желания сбросить меня.

— Вы будете представлять забавное зрелище для Бата и без этого! — ответил он униженным тоном и ушел, оставив ее.

Хорошо, что Киркби поступил именно так, ибо искры гнева сверкнули в карих глазах. Забота майора о ее безопасности ущемляла независимый характер девушки. Критиковать ее было дерзостью с его стороны, и выносить его замечания она была готова не больше, чем нравоучения кузена Хартли. Майора крайне рассердили ее слова о том, что, какие бы убеждения ни управляли жизнью дам его круга, она была дочерью самого Спенборо, а потому совершенно безразлично, что могут подумать о ней подобные особы.