– Наташка! – удивленно воскликнула она. – Ты что тут сидишь? Чего не поднимаешься?

– Так… – растерялась девушка. – Погода хорошая… На сирень вот… смотрю…

– Да! Скоро распустится! Ну… пошли, что ли?

– Куда?

– Как куда? Ко мне, разумеется!

– Ты ж вроде куда-то собиралась… в магазин, наверное…

– Вообще-то… на почту… Но… попозже схожу! Живо поднимайся! У меня пирог с капустой испечен! Тебе ж нравится! И чай заварен как раз твой любимый – с жасмином!

Наташа постаралась подавить вздох, который слишком явно продемонстрировал бы ее озабоченность отнюдь не сиреневым кустом, и, еле переступая ногами, ставшими почему-то вдруг ватными, принялась подниматься вслед за бабушкой по лестнице.

Бабушка жила в коммунальной квартире, каковых в городе уже почти не осталось. И их квартиру давно расселили бы, если бы соседи хотели расстаться. Они прожили вместе больше сорока лет душа в душу, что редко случается в коммуналках, сроднились и уже не представляли себя друг без друга. Стоило Наташе появиться в кухне, как одна из бабушкиных соседок, абсолютно седая, но моложавая и очень интеллигентная Роза Максимовна, тут же поставила перед ней вазочку с шоколадными ассорти.

– Розочка, ты перекормишь мою внучку сладостями, – моментально отреагировала бабушка, но весьма вяло. Наташа знала почему. Бабушка обожала шоколад и первой выудила из вазочки конфетку.

Пока пожилые женщины взахлеб обсуждали пользу и вред шоколада, а заодно и всего сладкого, Наташа выпила свою чашку чая и, дожевывая кусок пирога, отправилась в бабушкину комнату. Она любила бабулино жилье. Комната была наполнена старыми вещами, которые уже не найдешь ни в одном магазине. На полированном комоде у окна стояли удивительные финтифлюшки, как называла их бабушка. Во-первых, круглая музыкальная шкатулка. Она напоминала собой здание театра. Окна, заклеенные фотографиями из балета «Лебединое озеро», казались маленькими экранчиками старых черно-белых телевизоров. Тоненькие золоченые колонны поддерживали крышку шкатулки, на которой были изображены две балерины в ролях Одетты и Одиллии, то есть белого лебедя и черного. Когда крышка откидывалась, шкатулка играла танец маленьких лебедей. Звук был такой необычный, что сразу вспоминалась сказка Одоевского «Городок в табакерке», где злые дядьки-молоточки обижали мальчиков-колокольчиков, из чего и рождалась странная механическая музыка. В шкатулке бабушка хранила брошки, единственные украшения, которые носила. Это была всего лишь бижутерия, но совершенно не похожая на современную. Особенно Наташе нравилась квадратная брошь, составленная из ажурных золотистых цветков, похожих на лилии. В серединке каждого цветка сверкали прозрачные коричневые стеклышки, ограненные под драгоценные камни, а в центре брошки испускал искры крупный золотистый кристалл. Бабушка иногда прикалывала эту брошку к шелковому платью медового цвета, и тогда, высокая, с горделивой осанкой и высокой прической из абсолютно белых волос, которые никогда не красила, казалась внучке чуть ли не герцогиней.

Рядом со шкатулкой стоял золоченый термометр в виде Спасской башни Московского Кремля. На ее шпиле поблескивала рубиновая эмалевая звезда. Завершал композицию на комоде кувшин из какого-то сплава цвета тусклого старого золота. Его длинное горлышко прихотливо изгибалось, а ручку украшали три розы с переплетенными стебельками и отполированные до блеска. Кувшин напоминал Наташе экзотическую птицу, потерявшую крылья и бесконечно вытягивающую шею, чтобы лучше видеть недоступное ныне небо за окном.

Бабушка хранила деньги прямо в верхнем ящике комода. Для этого она приспособила старую жестяную коробку, на крышке которой были изображены «три девицы под окном» и царь Салтан на заднем плане. Стоя в дверях, он молодецки подкручивал усы. В детстве Наташа была убеждена, что он непременно выберет девицу с нежным профилем и наряженную в ярко-зеленый сарафан. Неделю назад Наташа решила, что ей гораздо больше нравится девушка в красном с лицом иконописной красоты. Сегодня же почему-то показалось, что красавица в желтых одеждах лучше всех. Вот ведь как, оказывается, относительна красота.

Отец все время ругался, что бабушка держит деньги, где их легче всего найти грабителям, но та уверяла, что ни один нормальный вор не забредет в коммуналку, где нечего брать, кроме старушечьих пенсий да никому не нужных, потертых от времени вещей. Крутя в руках золотистую брошку, Наташа вдруг поняла, что собирается украсть у бабули деньги, как самая настоящая воровка… Уж внучки-то своей бабушка точно никогда не опасалась. Они часто вдвоем любовались чудесной миниатюрой на крышке жестянки. А внутри всегда лежали деньги…

Но, может быть, все же не стоит называть себя воровкой? Она же не заберет эти деньги навсегда! Она же обязательно вернет! Накопит свои и вернет! Через два месяца у нее день рождения. Родители уже привыкли дарить деньги – вот их-то она и отдаст бабушке. Это, конечно, будет далеко не вся сумма, но она сумеет собрать и всю! Постепенно!

Девушка бросила брошку в шкатулку и захлопнула ее крышку, оборвав танец маленьких лебедей. Потом решительно выдвинула ящик, вытащила из коробки с девицами пачку купюр, сунула в карман и задвинула ящик обратно. Затем снова открыла шкатулку и под возобновившийся лебединый танец принялась раскладывать на крышке комода старинные брошки. Именно в этот момент бабушка вошла в комнату.

– Все любуешься? – совершенно беспечно и с улыбкой спросила она.

– Да… – тихо отозвалась Наташа. – Ни у кого таких больше не видела.

– Я бы тебе подарила, но не девчачьи это украшения. Вот станешь взрослой – заберешь! Хоть это и не драгоценности, но штучные вещицы. Действительно красивые. Сейчас таких не делают.

Бабушка подошла к внучке и за подбородок повернула ее лицо к себе.

– Что-то ты какая-то странная, Татуся… – сказала она, вглядываясь в Наташины глаза.

Та с трудом заставила себя с самым честным выражением лица посмотреть в бабулины ореховые глаза. Какая же она все-таки красивая женщина, хоть и пожилая…

– У тебя все в порядке? – спросила Галина Константиновна.

Наташа кивнула.

– А почему щеки пылают?

– Не знаю… Наверное, от чая… горячего… Наелась твоего пирога…

– Понравился?

– Как всегда…

Бабушка отпустила Наташин подбородок, еще раз пытливо заглянула ей в глаза, но сказала нейтральное:

– Собирай брошки в шкатулку и дуй домой! Мне все же надо на почту… Скоро закроют.

Девушка быстро выполнила указание и, пробормотав «пока», вышла из комнаты. На лестничной площадке, похолодев, остановилась. Бабушка пойдет на почту… Она там обычно получает пенсию… Получит, вернется домой, откроет коробку с девицами и Салтаном, чтобы положить деньги туда, и увидит, что она пуста… Сразу станет понятно, что деньги взяла Наташа… Может быть, вернуться? Отдать деньги, пока не поздно? Или лучше их просто незаметно положить обратно? Да, но как же тогда Габи? Неужели у нее никогда не будет этой чудесной куклы? Нет! Это совершенно невозможно! Бабушка все равно никогда на внучку не подумает! А на кого она подумает? Не на Розу же Максимовну… Ну… она может подумать, например, на непутевого сына другой соседки – Кирилла. Сын тети Вали любил выпить и часто приходил к матери клянчить деньги на выпивку. Вот он и мог… А если бабушка напишет на него заявление в полицию? Да ну и что! Она часто говорит, что по Кириллу тюрьма плачет! Чего его жалеть-то? Пусть он туда и отправляется!

Наташа вздохнула, все еще немного виновато, а потом легко сбежала с лестницы и помчалась на выставку, которая открыта до восьми вечера! Вполне можно успеть купить Габи.

За квартал от выставочного комплекса девушка опять остановилась в задумчивости. Ну… купит она Габи… А как ее принести домой? Как объяснить, откуда у нее взялась такая дорогая кукла? Впрочем, родители и не поймут, что кукла дорогая. Можно сказать, что ей ее отдала за ненадобностью какая-нибудь подруга. Отдали же ей морячку Марину. Конечно, Габи в тысячу раз шикарнее Марины, но… В общем, она что-нибудь придумает… Но все это потом… Сейчас надо бежать за куклой!


И Наташа успела. Дородная продавщица в своей громогласной манере издала удивленный вопль:

– Ну даешь, подруга! Видать, зацепила тебя Габи!

– Зацепила, – не могла не согласиться Наташа.

– Ага! Вижу, глазенки-то сверкают! Надеюсь, никого не ограбила? – И продавщица, подмигнув девушке, захохотала так, что две покупательницы у соседнего прилавка вздрогнули и повернули головы.

Наташа тоже вздрогнула, но постаралась улыбнуться как можно непринужденнее. Габи была уложена в малиновую картонную коробку на подложку из мятой мягкой ткани. Она так трогательно закрыла свои зеленые глаза с длинными ресницами, что умилилась даже продавщица.

– Ишь, заснула, – сказала она, закрывая крышку и подавая коробку Наташе. – Ну… береги красотку!

– Конечно! – Девушка кивнула, развернулась и налетела на стоящего лицом к ней парня в синей толстовке. Коробка чуть не выпала у нее из рук.

– Глаза-то раскрой, чучело! – прокричала ему продавщица. – Здесь тебе не футбольное поле!

Наташа, прижав к себе драгоценную коробку, с негодованием смотрела на парня, но он явно не собирался уступать ей дорогу. Она уже хотела спросить, что ему надо, как он вдруг широко улыбнулся, от чего его весьма невыразительное лицо здорово похорошело.

– Что это у тебя там? – неожиданно спросил он, ткнув пальцем в коробку.

– А сам-то не догадываешься? – не могла остановиться продавщица. – Поди на кукольной выставке находишься, а не на стадионе!

Наташе так хотелось поскорее остаться наедине с Габи, что она, решив не участвовать в разборке, осторожно обошла парня и, поскольку лифт был далековато, направилась к боковому эскалатору. На нем гораздо быстрее можно было съехать вниз. По шикарной винтовой лестнице пришлось бы спускаться куда дольше. Парень в два скачка догнал ее.

– Не убегай! – крикнул он, впрыгнув за ней на эскалатор. – Конечно, я понимаю, что там кукла. Показать можешь?