— Вы сможете сами войти в гостиницу?

Мел улыбнулась, ей так приятна была его забота.

Долгие годы она одна преодолевала трудности, встречавшиеся на ее жизненном пути.

— Со мной все в порядке. Я просто не могла вести машину. — Но, если бы Питер не пришел на помощь, она справилась бы и с этим.

— Я заеду за вами завтра утром. Без четверти шесть?

— Я не могу позволить вам это.

— Почему? Обычно я приезжаю в больницу в половине седьмого. Какая разница, если я приеду на полчаса раньше?

— Я смогу доехать сама. — Она была смущена его заботой, но Питер настаивал на своем.

И вдруг ей пришла мысль.

— Как вы доберетесь теперь до дома?

— Не беспокойтесь обо мне. Я возьму такси, вернусь на стоянку и пересяду в свою машину. Я в полном порядке. Это вы валитесь с ног.

— О, Питер, я совсем не хотела…

— Да? Вы хотите еще что-нибудь сказать публике? — Он пошутил, а она пожалела, что находится как в тумане после долгого рабочего дня.

— Нет, только поблагодарить вас. — Они встретились взглядами и долго смотрели друг на друга. — Я рада снова видеть вас.

— Нет, это не правда; вы даже не в состоянии смотреть на меня. Так что считайте, что вас подвез совершенно незнакомый вам человек. — Он бережно проводил ее до дверей гостиницы и вошел с ней в вестибюль.

— Если бы все незнакомцы были столь добры, — тихо пробормотала она.

— А теперь будьте хорошей девочкой, идите в номер и ложитесь спать. Вы что-нибудь ели?

— Я хочу только в постель. Сейчас меня устроит любое место, где я могла бы отдохнуть.

Он вызвал лифт, помог ей войти в него и, прежде чем она смогла что-нибудь сказать, отступил от кабины.

— Увидимся утром.

Мел хотела возразить, но двери закрылись, и лифт поднял ее на нужный этаж. Ей оставалось только дойти до своего номера, открыть дверь и добраться до постели. Она даже не потрудилась раздеться, а только позвонила телефонистке, чтобы ее разбудили в пять утра. Мел тотчас уснула, ей показалось, что через минуту зазвонил телефон.

— Пять часов, мисс Адамс.

— Уже? — Голос у нее был охрипшим, и она еще окончательно не проснулась. Она заставила себя стряхнуть остатки сна и села с трубкой в руке. — Вы слышали какие-нибудь новости? Президент жив?

— Кажется, да.

Но если бы это было не так, то ей бы позвонили из больницы или с местной студии телевидения.

Мел набрала телефон местной студии. Президент был жив, и с вечера не поступало никаких новостей.

Его состояние оставалось критическим. Потом она приняла душ. Было еще слишком рано даже для того, чтобы заказать кофе. Затем без двадцати шесть она спустилась вниз и стала ждать возле гостиницы, ругая себя, что не настояла на том, чтобы Питер не заезжал за ней. Ему совсем ни к чему было возить ее туда-сюда. Право, глупо. Но ровно в пять сорок пять он подъехал за ней, а когда она села рядом с ним, он протянул ей термос с кофе.

— Боже милостивый, меня еще никогда так прекрасно не обслуживали в лимузине.

— В той сумочке — бутерброды. — Он указал на коричневый бумажный пакет на полу и улыбнулся ей. — Доброе утро! — Он догадался, что она так и не поела вчера вечером, и сам приготовил ей бутерброды.

— Как чудесно иметь друга в Лос-Анджелесе. — Она откусила большой кусок бутерброда с индейкой на поджаренном белом хлебе и с благодарностью откинулась на сиденье «Мерседеса», держа в руке чашку с кофе. — Вот это жизнь! — Затем Мел взглянула на него со смущенной улыбкой. — Знаете, когда я уезжала отсюда две недели назад, то даже не думала, что мы еще увидимся. Или по крайней мере не так скоро.

— Я тоже не надеялся на скорую встречу. Жаль только, что это произошло при столь трагических обстоятельствах. Но я рад, что вы здесь, Мел.

— Знаете что? — Она отхлебнула еще глоток горячего кофе. — Я тоже. Ужасно говорить такие вещи, учитывая, причину, по которой я здесь. Но я не знаю… — Она на мгновение отвернулась, потом снова взглянула на него. — Я очень много думала о вас после возвращения домой и сама не знаю почему. Возможно, мой приезд сюда поможет мне понять это.

— Трудно объяснить вам свои чувства. Мне постоянно хотелось поговорить с вами, сообщить последние новости о Мари… о проведенных нами операциях… или рассказать о детях.

— Думаю, вы были одиноки, а я открыла захлопнутую дверь. Теперь вы не знаете, что с ней делать. — Он кивнул, а Мел задумалась. — Но самое забавное, что я тоже не знаю. Вы тоже открыли мне дверь, и я постоянно думала о вас, вернувшись домой. Я так обрадовалась, когда вы впервые позвонили мне.

— У меня не было выбора. Я чувствовал, что должен это сделать.

— Почему? — Они оба искали ответа и не находили.

— Я не знаю. Мел. Я действительно обрадовался, узнав, что вы снова здесь. Может быть, на этот раз я попытаюсь разобраться в своих чувствах, но боюсь, не осмелюсь высказать их вслух…

Но Мел отважилась задать самый трудный вопрос:

— Это пугает вас?

— Да. — Его голос слегка задрожал, и он вел машину, не отводя глаз от дороги. — Да, очень.

— Если мои слова могут как-то успокоить вас, то признаюсь: меня это тоже пугает.

— Почему? — Он с удивлением посмотрел на нее. — Вы прожили одна долгие годы и знаете, что делать. Я же — нет.

— В этом все и дело. Я одна уже пятнадцать лет.

Если со мной пробовали сблизиться, я убегала. Но в вас есть нечто такое… я не знаю, как вести себя с вами, меня так влечет к вам.

Он остановил машину на стоянке у центральной городской больницы и повернулся к ней.

— Не считая жены, вы — первая женщина, которая привлекла меня за последние двадцать лет. Это пугает меня, Мел.

— Почему?

— Не знаю. Я ушел в себя после смерти Анны;

А теперь понял, что мне не хочется прятаться дальше.

В машине наступила тишина. Мел первая нарушила молчание.

— Давайте не будем спешить. До сих пор никто из нас ничем не рисковал. Вы несколько раз позвонили мне, а я здесь потому, что стреляли в президента. Вот пока и все. — Сейчас она пыталась убедить себя и его.

— Вы верите в то, что говорите? — Он ласково посмотрел на нее, и Мел улыбнулась.

— В этом-то вся проблема.

— Мел, вы мне очень нравитесь, поэтому я никоим образом не хочу отпугнуть вас от себя.

— Я больше всего боюсь самой себя. Я не хочу, чтобы мне снова причинили боль, я не хочу ни от кого зависеть. Я воздвигла вокруг себя крепость и не хочу, чтобы ее разрушили. — Это было откровенное признание, и, глядя на Мел, он заметил на ее глазах слезы.

— Я никогда не причиню вам боль, и мне хотелось бы взять на себя часть нагрузки с ваших плеч.

— Но я не уверена, что хочу этого.

— А я не уверен, готов ли я к этому.

— Оно и к лучшему. — Она немного помолчала, потом заговорила вновь:

— Очень плохо, что мы так далеко живем друг от друга. Вы — здесь, я — там. Так мы ни к чему не придем.

— Может быть, и придем, пока вы здесь, — с надеждой произнес он, но она покачала головой.

— Маловероятно, пока я так занята.

— В прошлый ваш приезд вы повсюду сопровождали меня, пока я работал. На этот раз позвольте мне предложить себя в ваше распоряжение. Возможно, у нас найдется немного свободного времени, чтобы поговорить.

— Мне очень хотелось бы этого. Но посмотрим, как все сложится. Я ведь работаю и днем, и ночью.

— Ну что же, посмотрим. Я постараюсь поймать вас в холле, когда закончу операцию и обход. Может быть, нам удастся позавтракать. — Мел понравилось его предложение, но она не представляла, сможет ли она освободиться.

— Я попробую улизнуть. Но, Питер, вы должны понимать, что это может и не получиться.

— Я понимаю. — А затем он впервые коснулся ее руки. — Все хорошо. Мел. Я здесь. Я никуда Не уезжаю.

Но она могла и уехать. Они оба в душе надеялись, что это произойдет не слишком скоро.

Мел улыбнулась ему, ей было приятно ощущать на своей руке его руку.

— Спасибо, что подвезли меня, Питер.

— К вашим услугам, мадам. — Он вышел из машины и открыл ей дверцу, а через мгновение толпа в вестибюле поглотила их. Один раз он оглянулся на нее, но Мел уже разговаривала с представителями прессы, которые провели всю ночь в холле больницы, двери лифта закрылись за ним.

Утренние новости были обнадеживающими. Полчаса назад больничная служба информации сообщила им, что состояние президента немного улучшилось.

В восемь часов вновь появилась Первая леди в сопровождении агентов секретной службы, которые прокладывали ей дорогу через вестибюль. Мел и остальные попытались приблизиться к ней, но это оказалось невозможно. У бедной женщины был изможденный вид, и Мел снова стало жаль ее. В восемь тридцать она вышла в эфир, а затем в девять для полуденного выпуска новостей. Она могла сообщить лишь то, что президент все еще жив. И она весь день продолжала собирать бюллетени о состоянии его здоровья, не имея ни минуты, чтобы подумать о себе или о Питере Галламе.

Мел увидела его только в три часа, когда он неожиданно появился рядом с ней, выглядя импозантно в накрахмаленном белом халате. Его тотчас окружила толпа репортеров. Они решили, что он вышел сообщить им новости, и их практически было невозможно перекричать и объяснить, что он просто пришел встретиться с другом. В конце концов ему и Мел удалось ускользнуть от них, и он в отчаянии стащил с себя белый халат и засунул его за мусорный бак в вестибюле.

— Боже, я думал, они растерзают меня.

— Они это и сделали бы, если представилась такая возможность. Прошу прощения. — Она устало улыбнулась ему. Она проработала уже девять часов без перерыва, и единственное, что она съела за это время, был бутерброд, который он дал ей в машине, хотя в течение дня выпила не одну чашку кофе.

— Вы ели?

— Еще нет.

— Вы можете покинуть свой пост?

Она взглянула на часы:

— Через десять минут я должна выйти в эфир с шестичасовым выпуском новостей для Нью-Йорка.