— За последние два года я пришел к выводу, что легче иметь сыновей. — Улыбка исчезла при мысли о Пам. — Моей дочери было двенадцать с половиной, когда умерла Анна. Думаю, потеря матери совпала с наступлением половой зрелости и в совокупности слишком тяжело подействовала на нее. — Он вздохнул. — Переходный возраст труден для любого ребенка, хотя с Марком не было проблем. Но, конечно, тогда еще была жива Анна.

— Да, разница большая. — Наступила длительная пауза, и Питер постарался поймать ее взгляд.

— Вы одна воспитываете дочек?

Мел кивнула:

— Я у них одна с самого их рождения.

— Их отец умер? — Он с сочувствием посмотрел на Мел.

— Нет, — спокойно произнесла Мел. — Он бросил меня. Он заявил, что никогда не хотел иметь детей. Как только я сообщила ему, что беременна, он тотчас же ушел от меня. Он никогда не видел двойняшек.

Питер Галлам был потрясен. Он не мог представить, что кто-то способен на такое.

— Как это было ужасно для вас. Мел. Ведь вы были очень молоды.

Она кивнула с легкой усмешкой. Это уже не причиняло ей боль. Просто мрачное воспоминание. Просто факт из ее биографии.

— Мне было девятнадцать.

— О боже, как же вам удалось справиться одной?

Ваши родители помогли вам?

— Только на первых порах. Я уехала из Колумбии, когда родились девочки, а потом нашла работу. Я сменила много мест, — Мел улыбнулась, — и случайно устроилась секретарем на телевидение в Нью-Йорке, а потом машинисткой в отделе новостей, оттуда все и началось, как я понимаю. — Теперь она с легкостью оглядывалась на прошлое, но он чувствовал, каким трудным было ее восхождение, и вся прелесть заключалась в том, что это не сломило ее. Она не ожесточилась, а реально смотрела на прошлое и в конце концов добилась своего. Она добралась до вершины и не сетовала на сложности восхождения — Вы с такой легкостью рассказываете об этом, но, должно быть, иногда приходилось туго.

— Пожалуй, так. — Она вздохнула и стала смотреть на город, по которому они ехали — Теперь я почти не помню об этом. Забавно, что, столкнувшись с трудностями, кажется, что не выживешь, но каким-то образом удается преодолевать их. А когда вспоминаешь о пережитом, то все уже не кажется таким трудным.

Слушая ее, он размышлял, сможет ли он когда-нибудь вот так же спокойно вспоминать об утрате Анны, но пока он сомневался в этом.

— Знаете, Мел, самое трудное для меня то, что я никогда не смогу заменить своим детям мать. Им она так нужна, особенно Пам.

— Вы не можете так требовательно подходить к себе. Вы отдаете все самое лучшее, что способны им дать. Но не больше.

— Я понимаю. — Но его ответ прозвучал неубедительно. Он вновь взглянул на нее. — Вы никогда не думали снова выйти замуж ради дочек? — Он понимал, что у нее был совсем иной случай.

— Не уверена, что смогу снова выйти замуж. Брак не для меня. Надеюсь, что девочки уже поняли это.

Раньше, когда они были поменьше, они постоянно донимали меня этим. Иногда я чувствовала себя виноватой. Однако лучше уж жить одной, чем с плохим человеком, и самое интересное, что мне так больше нравится. Теперь я сомневаюсь, что могла бы с кем-то делить моих девочек. Наверное, стыдно признаться, но временами у меня возникает такое чувство. Вероятно, я стала собственницей в отношении дочек.

— Это можно понять, ведь все это долгое время вы прожили с ними одна.

Он откинулся на сиденье и бросил на нее взгляд.

— Возможно. Джессика и Вал — самое лучшее, что есть у меня в жизни. Они — замечательные дочки.

Они остановились в фешенебельном районе Беверли-Хиллз, всего в двух кварталах от знаменитой Родео-драйв. Мелани огляделась. «Бистро Гарденс» был прекрасным рестораном в стиле «артдеко»[1] с обилием цветущих кустарников во внутреннем дворике.

Ленч был в полном разгаре. Среди шикарной публики Мелани заметила несколько знаменитостей, потом неожиданно для себя обнаружила, что взоры посетителей прикованы к ней. Она увидела, как две дамы что-то возбужденно шепчут третьей, а метрдотель, с улыбкой встретивший их, не сводил с нее глаз.

— Здравствуйте, доктор. Здравствуйте, мисс Адамс, очень приятно снова видеть вас. — Она не могла припомнить, встречалась ли она с ним прежде, но он знал, кто она такая, и хотел подчеркнуть это. Удивившись, она последовала за ним к столику во внутреннем дворике ресторана, и Питер вопросительно посмотрел на нее.

— Вас всегда узнают?

— Не всегда. Все зависит от того, где я нахожусь.

Полагаю, что здесь так принято. — Она бросила взгляд на переполненный ресторан, где собирались на ленч сливки общества. Она вновь улыбнулась Питеру. — Это напоминает обход пациентов с доктором Галламом в больнице, где все смотрят на вас. Все зависит от того, где вы находитесь.

— Согласен с вами. — Но он никогда не замечал взглядов в свою сторону. Теперь он видел, с каким интересом смотрят на Мелани и как прекрасно она владеет собой.

— Прекрасное место. — Она вдохнула весенний аромат и повернулась лицом к солнцу. В Лос-Анджелесе было совсем как летом, и Мелани наслаждалась неожиданным отдыхом в этом райском уголке. Она прикрыла глаза, блаженствуя в солнечных лучах. — Спасибо, что привезли меня сюда.

Он с улыбкой откинулся на спинку стула.

— Я подумал, что кафетерий не совсем в вашем стиле.

— Сгодился бы и он, вы же знаете. Чаще всего я питаюсь в кафетериях. Зато какое удовольствие оказаться в таком роскошном месте. Когда я работаю, у меня почти не остается времени на еду или чтобы просто помечтать об обеде в модном ресторане.

— У меня тоже.

Они обменялись усмешками, а Мелани удивленно подняла бровь.

— Вы полагаете, что мы оба слишком увлечены работой, доктор?

— Подозреваю, что так. Но мне кажется, что мы оба любим то, что делаем. Это помогает в жизни.

— Да, вы правы. — Она выглядела умиротворенной, а он впервые за последние два года чувствовал себя на редкость спокойно.

Наблюдая за ним, Мелани снова пришла к выводу, что ей очень нравится его стиль.

— Вы сегодня вернетесь в больницу?

— Конечно. Я хочу провести еще кое-какие исследования у Патти Лу.

Мел нахмурилась при этих словах, подумав о ребенке.

— Ей трудно придется завтра?

— Мы постараемся сделать все, чтобы она перенесла это как можно легче. Операция для нее — единственный шанс.

— И вы по-прежнему намерены вынуть ее сердце, устранить пороки и поставить на место?

— Думаю, да. Слишком мало доноров для детей, можно прождать и месяцы. В среднем мы делаем в год двадцать пять — тридцать трансплантаций. Как вы видели сегодня во время обхода, в основном мы занимаемся шунтирующими операциями.

— Питер. — У нее был озадаченный вид. Она отпила глоток вина, принесенного официантом. — Почему вы используете клапан свиньи?

— В этом случае нам не требуются антикоагулянты крови. Мы все время пользуемся клапанами животных, и при этом не происходит отторжение.

— А вы могли бы воспользоваться целым сердцем животного?

— Ни в коем случае. Немедленно бы произошло отторжение. Человеческое тело — загадочная и прекрасная вещь.

Она кивнула, думая о маленькой негритянке.

— Я надеюсь, вам удастся помочь ей.

— Я тоже надеюсь на это. В настоящий момент еще три пациента ждут доноров.

— Кто будет прооперирован первым?

— Кому подойдет донорское сердце. Мы стараемся подбирать так, чтобы разница в весе донора и реципиента составляла не более тридцати фунтов. Нельзя пересадить сердце девочки, весящей девяносто фунтов, мужчине с весом около двухсот фунтов или наоборот. В первом случае оно не выдержит вес мужчины, а во втором оно ей не подойдет.

Мелани покачала головой, все больше испытывая благоговейный трепет перед его работой.

— Вы делаете поразительные вещи, Питер.

— Меня это тоже до сих пор удивляет. Не столько мое участие, сколько вся механика операций, похожая на чудо. Я люблю дело, которому служу, и это помогает мне.

Она внимательно посмотрела на Питера, затем обвела взглядом шикарных посетителей ресторана и вновь взглянула на него.

— Прекрасно, когда делаешь то, что нравится, не так ли?

Он улыбнулся ее словам. Чувствовалось, что работа приносила Мелани радость и удовлетворение.

Потом Мелани вдруг спросила об Анне:

— Ваша жена работала?

— Нет. — Он покачал головой, снова вспоминая постоянную поддержку, которую она ему оказывала.

Анна была совсем не похожа на Мел, но в начале карьеры ему требовалась именно такая жена. — Она сидела дома и заботилась о детях. Поэтому им еще труднее было после ее смерти. А ваши дочери не ропщут, что вы так заняты?

— Может быть, иногда, но мне кажется, им нравится то, чем я занимаюсь.

Она усмехнулась и стала похожей на совсем юную девушку.

— Возможно, мое появление на телеэкране производит впечатление на их друзей, и это им нравится.

Питер тоже улыбнулся. Это производило впечатление даже на него.

— Подождите, что будет, когда мои ребята узнают, что я обедал с вами. — Они рассмеялись. Питер расплатился за обед, и они с сожалением встали, неохотно прерывая приятную беседу. Сели в машину, Мелани потянулась.

— На меня напала лень. Здесь совсем уже лето. — Стоял еще только май, но ей вдруг захотелось поплавать в бассейне.

Заводя машину, Питер тоже подумал о лете. "

— Мы, как обычно, поедем в Аспен. А что вы делаете летом. Мел?

— Мы каждый год ездим в Мартас-Винъярд.

— А что там?

Она прищурилась, взявшись рукой за подбородок.

— Это похоже на возвращение в детство или игру в Гекльберри Финна. Можно весь день ходить в шортах и босиком, дети все время проводят на пляже.

Я люблю это место, я могу расслабиться там, мне ни на кого не надо производить впечатление, не надо встречаться с теми, с кем не хочу. Я могу просто валяться и бездельничать. Мы каждый год уезжаем туда на два месяца.