Но она заставила меня изучить подробности смерти Элвиса. – Джина вздохнула. – То был недобрый день. Помню, мама работала, так что меня забрал дядя Фрэнк – он жил у нас, потому что не мог найти работу. Драка считалась серьезным делом. Меня отстранили на два дня, и, прежде чем вернуться, я должна была принести извинения Патрику и его родителям.

Только я знала, что от этого станет только хуже, ведь так? Представь, что ты тот ребенок, а третьеклашка приходит в твой дом и...

Макс улыбнулся:

– Бедный ублюдок.

– Ага, ты думаешь, что это забавно, но я была подавлена, – сказала она ему. – С разбитым сердцем. Все эти молитвы были фальшивому антисвятому? Мой герой наркоман?

Ты знаешь, что я происхожу из целого поколения пожарных и копов. Употребление наркотиков в моей семье шло наряду с убийством и поджогом.

Она поудобнее устроилась на нем, сильнее прижав его руку к себе.

– Не могу поверить, что никогда не рассказывала тебе эту историю. Ведь рассказывала, разве нет?

– Нет.

Он потянулся, чтобы убрать волосы с ее лица.

– Дядя Фрэнк усадил меня и рассказал, что герои иногда ошибаются, – сказала Джина.

– Он заметил, что, может, Элвиса все равно стоит считать святым, несмотря на все сделанные им ошибки, потому что тот принес так много света в жизни многих людей.

Например, двоюродной бабушке Тилли, у которой осталось негусто поводов для радости после смерти дядя Германа.

– Он также заставил меня принять душ и переодеться, – продолжила она. – Отвез прямо к дому О`Браенов и научил, что сказать, чтобы Патрик не терроризировал меня до конца года. – Джина фыркнула. – Фрэнк сказал, что я должна пощадить его гордость и моя речь должна быть такой: «Извини, я была не права. Спасибо за то, что не стал бить меня, ведь я девочка и слабее тебя, и ты, вероятно, знаешь, что мальчики не должны бить девочек». Но я была в своем репертуаре: «Но он не бил меня – я победила в драке, честно и справедливо! Как насчет моей гордости?» Так что Фрэнк разрешил мне написать Патрику письмо и передать его, пока не видели родители, а там говорилось: «Если я когда-нибудь еще услышу, как ты называешь Элвиса отстоем, я заставлю тебя пожалеть». – Она рассмеялась. – А когда мы добрались до дома, Фрэнк впервые разрешил мне сыграть на его барабанной установке. Детям запрещали даже дотрагиваться до нее, но в тот день он разрешил мне поиграть, фактически, дал мне урок, и это было волшебно... Конечно, после этого я пробиралась вниз каждый раз, когда никого не было дома, и играла. Думаю, он знал об этом... Так или иначе, с тех пор Патрик О`Браен всегда избегал меня на площадке.

Макс снова улыбнулся:

– Мой дедушка тебя бы обожал.

Как-то давно Макс рассказывал ей историю о том, как встретились его дедушка и бабушка – американка – в Индии в двадцатых. Им обоим было по тринадцать, когда его бабушка Венди отстала от своей школьной группы. Раза Багат проводил ее домой. А затем пошел и за невероятное время – примерно за две недели – выучил английский, чтобы говорить с ней и легко ее понимать.

Очевидно, притяжение было взаимным. В тридцатых они поженились – в то время их отношения рассматривали как межрасовые и очень скандальные. Ухудшало положение то, что Раза не принадлежал к высокой касте.

После Второй мировой войны Раза, Венди и их сын Тимоти – отец Макса – переехали в Америку, где не были такими изгоями, особенно после того, как Раза получил высокооплачиваемую работу в авиации.

Раза с энтузиазмом постигал страну жены: место, где родилось ракетостроение, а чернорабочий не должен был проводить всю жизнь, развозя удобрения.

– С удовольствием бы встретилась с ним, – сказала Джина. – И с твоими родителями тоже.

Макс недоверчиво посмотрел на нее.

– Что? – спросила Джина.

– Ничего.

– Сколько тебе было, когда они развелись? – спросила она.

Он вздохнул и ответил:

– Первый год в колледже. Мы действительно должны продолжать?

– Должно быть, это трудно для тебя, – сказала она. «Давай Макс, расскажи что-нибудь значимое...»

– Не-а, – сказал он. – Это все в прошлом.

– Если есть причина, почему ты не хочешь ее обсудить?

– Потому что тут не о чем говорить, – парировал Макс. – Я сделал то же, что и всегда.

Повел себя правильно. Выпустился экстерном. Джина, уже поздно.

Ох, ладно. Беседа свернула на менее комфортную для него территорию, и он поступил как обычно. Попытался избавиться от Джины.

Если она сдастся, ничего хорошего не выйдет. Если она так сделает, Макс просто закроется еще больше.

Так что Джина продолжила.

– Большой день завтра? – поддразнила она. – Игра в кункен[16] с Аджаем?

– Я имею в виду для тебя. Ты должна вернуться к Джулзу сегодня.

– Ага, а затем забрать завтра твою почту. Утомительно, – произнесла она.

Он не улыбнулся. Он и так едва удерживался, чтобы не заговорить о ее возвращении в Нью-Йорк и поступлении на юридический факультет... Она просто знала это. И тогда она не удержится от того, чтобы послать его и...

Закончится тем, что она уйдет расстроенная. Ночь была для этого слишком хороша, даже если беседу преимущественно поддерживала лишь Джина.

– Так что же ты используешь для выхода своего творческого потенциала? – спросила она, прежде чем он успел произнести какую-нибудь глупость.

– Что?

Она смутила его. Хорошо.

– С тех пор, как ты отказался от скрипки, – пояснила она. – Если бы у меня не было моих барабанов, я бы свихнулась.

– У тебя нет твоих барабанов, – заметил он. – Они в Нью-Йорке.

Р-р-р.

– Да, – сказала она, – но я нашла студию звукозаписи примерно в двух кварталах от квартиры Джулза. У них есть установка. Владелец, Эрни, не возражает, если я прихожу во внерабочее время и... Разве я не говорила тебе об этом?

– Нет, – нахмурился Макс. – Эрни?

– О. – Она поцеловала его. – Ревность?

Джина не позволила ему ответить.

– Он женат и у него двое детей. Так что перестань уклоняться от моего вопроса. Что ты делаешь? Пишешь стихи? Или – я знаю! – занимаешься скрапбукингом, верно?

Он рассмеялся, как она и надеялась.

– Да. Весь избыток свободного времени.

– Серьезно, – сказала она. – Ты пытался рисовать, или заняться скульптурой, или...

– Некоторые люди рождены для того, чтобы создавать искусство, а другие – для того чтобы сидеть в зрительном зале.

Джина села и повернулась лицом к нему.

– Ты же не веришь в это на самом деле, правда? – Она была оскорблена. – Это так же глупо, как сказать ребенку, что, прежде чем играть на гитаре, он должен овладеть скрипкой.

Это два совершенно разных инструмента, к тому же...

– Ш-ш-ш, – сказал он, но при этом улыбался, – люди спят.

– Люблю, когда ты улыбаешься, – сказала она ему. – Ты делаешь это нечасто.

И тут же его улыбка пропала.

– Я знаю, – пробормотал он. – Извини.

И вот они снова уставились друг на друга.

Уставшие. И испуганные. По крайней мере, она была испуганной. Неуверенной.

Эмоционально вычерпанной от необходимости быть все время так чертовски осторожной с ним. В страхе, что он скажет ей «все, баста», что они не могут продолжать.

Она не знала, что он чувствовал, потому что он никогда ей не говорил.

«Пожалуйста, – взмолилась она Святому Элвису, – пошли мне какой-нибудь знак...»

Ей не нужно, чтобы Макс говорил, что любит ее, но это бы чертовски не повредило.

Возможно, сыграло роль, что они были голыми в его кровати, но, как всегда, когда они смотрели друг на друга, что-то вспыхнуло. Зажглось и, потрескивая, окружило их.

«Что мы здесь делаем, Макс?» – не спросила Джина.

Вместо этого она сказала:

– Поздно.

– Да, – согласился он. А затем удивил ее. Он практически спел ей. Тихо и немного фальшиво, но определенно подражая Элвису: «Боже Всемогущий, я чувствую, как моя температура поднимается...»[17] Джина засмеялась.

Макс потянулся к ней, а жар в его глазах сказал, что никуда она не денется.

По крайней мере, не сейчас.


ОТЕЛЬ «ЭЛЬБЕ ГОФ», ГАМБУРГ, ГЕРМАНИЯ

21 ИЮНЯ 2005

НАШИ ДНИ


Джина не ждала его в комнате отеля «Эльбе Гоф».

Макс этого на самом деле и не ожидал.

Но боже, как же он надеялся.

На полу лежал конверт – без сомнения, счет за номер – который просунули под дверь.

Макс поднял его, когда вошел.

Закрывая за собой дверь, он не потрудился включить свет – занавески были открыты, и две аккуратно застеленные кровати омывал предзакатный свет. В комнате царила типичная гостиничная обстановка: кровати, шкаф, столик с телефоном, телевизор. Мягкий стул и торшер. Стулья и столик для завтрака у окна. Характерно универсальный приятный интерьер – он мог находиться где угодно в мире угождения американским путешественникам.

За исключением того, что здесь пахло Джиной. Она не пользовалась духами, по крайней мере, не теми, что в бутылочках, ее шампуни, мыло и лосьоны обладали сладковатым ароматом.

В ванной пахло сильнее. Как будто она была здесь. Только невидимая.

На стойке лежала косметика, словно она только что ею пользовалась. Словно оставила комнату в полной уверенности, что вернется.

В спальне повсюду лежали книги в мягких обложках: на шкафу, на столе, даже на полу. Джина шутила, что ее съемки эротик-шоу «В гостях у сказки» проходили бы в книжном магазине. Единственная вещь, способная заставить ее публично снять рубашку – сигнальный экземпляр последнего Дина Кунца или Дж.Д.Робба.

В том уголке Кении, где она работала, не было книжных, и Макс ощутил укол раскаяния. Ему стоило подумать об этом и купить для нее последние издания. Джулз мог отослать их ей, от них обоих потребовалось бы не так много времени и усилий.